"эспадовцев") не очень-то дадут развернуться. Ну, убрали ставшую очень
уж одиозной "тётю"-директоршу, но ведь остались те, кто ставил её на
этот пост, и вряд ли она одна такая была ими внедрена в систему образо-
вания и воспитания нашей смены. И так везде! Если такие, как Олег или
директор, кое-где по недосмотру к детям и прорвались, то их для начала
вяжут по рукам и ногам программами, учебниками, инструкциями, методика-
ми, запретами, ничтожной зарплатой, неучитываемой, но умышленно создава-
емой перегрузкой. А тех, кто и это выносит, выживают уже прямой атакой с
применением богатейшего ассортимента отработаннных подлостей. Пока что
ваша берёт, сестричка! Таких, как Вы и милый Вася. Субпассионариев, дву-
ногого шлака, золы и пека, остающихся после выгорания кокса и перегонки
каменноугольной смолы в общности "каменный уголь", аналогичной в данном
случае "демосу".
И так будет до тех пор, пока на ваше наступление не будет отвечено с
нашей стороны беспощадной борьбой всех видов - вплоть до физического
истребления в нашем обществе вашей нечисти...
Есть и другой, частный вывод в трилогии.
"Быть всадником, приходящим на выручку, когда человеку плохо".
Но всё же это оборона. Активная, иной раз контратакующая, но всё рав-
но только оборона. Ну, спасли Серёжу от физрука и "мушкетёров" красные
конники - ребята из студенческого отряда, а физрук-то с компанией ушли
целыми и готовыми к новым подлостям. И начальник лагеря остался на своём
месте и попрежнему перлюстрировал переписку ребят, а возможно и персона-
ла. В самом конце трилогии мы узнаём, что появилась надежда на воссозда-
ние "Эспады" - но Сыронисский, Стихотворов, милицейский майор, безымян-
ный райисполкомовец, мама Сенцова и несчётные их союзники - они-то оста-
лись! И теперь они знают друг друга, теперь им легче будет объединиться
для любой пакости и посчитаться за предполагаемое воссоздание обречённо-
го ими на гибель, но осмелившегося выжить детского клуба. Они всегда го-
товы сплотиться в дружную кодлу против любого проявления человечности.
Нет, нужно наступать, уничтожать зло повсеместно - до зародышей вклю-
чительно, выявлять носителей зла и гнать их в три шеи с командных пос-
тов, а не уймутся и после этого - то и из жизни. Они-то нас травят и
истребляют совершенно без каких-либо угрызений совести. Нам с ними на
одной планете просто не жить!
А для этого надо искать друг друга ещё уцелевшим советским людям,
объединяться, сплачиваться, и ни в коем случае не трусить перед горькой
правдой, не подменять её удобной ложью во имя собственного спокойствия.
И ещё необходима профилактика - чтобы ничего похожего впредь не могло
зародиться. Этот вывод - не прямо, а косвенно, иной раз даже в виде до-
казательств от противного, выглядывает из размышлений Серёжи и самого
Крапивина. Но он нужен и в виде чётких формулировок на страницах будущих
книг не только Крапивина, но и других авторов. И, как уже сказано выше,
необходимо создание ряда законов и обязательно механизмов их действия
для реализации таких выводов.
И ещё один вывод напрашивается при размышлении над спором дядюшки с
Серёжей. Дядюшка утверждает, что человек должен уподобляться клиперу
(наиболее совершенному чисто-парусному кораблю), сливаться с водой и
ветром, а не противостоять им. Лавировать, чтобы попасть в нужную для
него точку, а не идти по прямой...
Но человек, идущий следом за стихией, увлекаемый ею, при этом - как
инородное для неё тело - неминуемо от неё отстающий и подвергаемый в си-
лу такой разницы в скоростях жестокой "трёпке", как говорили парусные
моряки, но не только тому радующийся, что жив остался, но и категоричес-
ки отрицающий возможность иного выхода из положения - это же меньшевик!
Тот самый, который "медленным шагом, робким зигзагом, если возможно, то
осторожно, тихо вперёд"(как ни удивительно сие, но закавыченные слова
принадлежат Юлию Цедербауму, будущему лидеру меньшевиков "Мартову",
только написана была им надолго оставшаяся популярной песня в те дни,
когда он был ещё настоящим революционером, когда личные амбиции не
столкнули его с Лениным в непримиримой идейной схватке).А вот большевики
как раз тем и отличались генетически от своих коллег по великой партии
революционеров вообще, что были способны идти против ветра и течения в
силу необходимости без лавировки, в лоб, даже если течение было из пыла-
ющей нефти, а ветер был свинцовый. Очень стоит привести цитату из книги
А.В.Луначарского "Человек нового мира" (Издательство Агентства печати
Новости, 1976, стр.43):
"...Потрясения нашего народа в борьбе с самодержавием, напряжённые
усилия пролетариата как вождя этого революционного движения, устремивше-
гося потом к непосредственной цели политической свободы, были колос-
сальным явлением, небывалым в истории. При этом они захватили многомил-
лионный народ.
Подбор в революционную партию шёл исключительно богатый. Романтики
без силы объективной мысли отсеивались в ряды эсеров, теоретики-марксис-
ты без силы воли, без революционного движения отходили в мелкобуржуазный
меньшевизм. В рядах большевиков оставались те, которые соединили уваже-
ние к совершенно точной и трезвой мысли с очень сильной волей, кипучей
энергией". (Выделение при помощи смены шрифтов - моё, для нынешних, не
привыкших, к сожалению, самостоятельно выделять ту или иную мысль в
тексте читателей.-Я.Ц.).
Вряд ли Луначарский был знаком достаточно подробно с генетикой, тогда
ещё только-только оформлявшейся в качестве науки, но здесь, хотя термин
"отсеивание" явно взят из техники (в камнедробильном, например, деле та-
кой термин имеет место, или его синоним "разгрохотка", если есть специ-
альный вращающийся барабан с отверстиями разных диаметров, "грохот")- мы
имеем очень точное выделение мутаций внутри партии революционеров, кото-
рая сама по себе тоже есть подобие мутации в биологическом виде Homo
sapiens, довольно редкая, кстати, мутация. И поэтому большевики были
людьми редчайшими из редких, так что не диво, что их на всю Россию было
к Февральской революции 1917 года всего сорок тысяч, из коих Гражданскую
войну пережил лишь каждый пятый. А все прочие, вливавшиеся в партию, бы-
ли людьми либо менее качественными вообще, либо же ещё неотгранёнными
алмазами, и Ленин это понимал, именно Луначарского поставив во главе На-
родного Комиссариата Просвещения и дав ему заместителем человека таких
же качеств - историка Покровского. В первые десять лет после завершения
Гражданской войны эти люди смогли вырастить достойную смену погибшим
своим товарищам. Но была эта смена скошена начисто сталинскими репресси-
ями и написанные ими книги оказались в спецфондах в единичных экземпля-
рах, а прочая масса их была уничтожена. Но ещё оставалась носящаяся в
воздухе память, так сказать, привидения носились. "Красных конников",
например. И такие редкие экземпляры рода человеческого, как Серёжа Ка-
ховский, оказались способными улавливать излучение этой памяти и кон-
центрировать её в душах своих...
...Так что, если сравнить большевика с кораблём, имеющим мощный дви-
гатель и сильное вооружение, то этим двигателем и этим вооружением явля-
ются силы душевные, а также знания и убеждённость, а всё это даётся в
детском возрасте учителями и воспитателями. О качестве же обучения
придётся особо сказать уже после разбора крапивинских произведений, ибо
эту часть взаимодействия МИРА ВЗРОСЛЫХ и МИРА ДЕТЕЙ Крапивин пока что не
охватывает, а мне пришлось этим заняться всерьёз. Пока что ограничимся
констатацией того, что этот "вывод, который напрашивается", гласит:
"требуется, чтобы вся система воспитания вообще и школа в частности де-
лали детей именно большевиками, а тех, чья мутация не способна к стопро-
центному успеху в этом направлении, по крайней мере обольшевичивали, и
чтобы был постоянный контроль за любой попыткой разбольшевичивания как
ребёнка или подростка, так и взрослого, ибо такое разбольшевичение есть
начало процесса РАСЧЕЛОВЕЧИВАНИЯ, а этому процессу только начаться - и
попробуй потом его остановить"...
Но - ещё один горький вывод: толковые ребята проявляют себя ныне (в
описываемый Крапивиным период, то есть именно в период его работы над
каждым его произведением) где угодно, но только не в школе. В клубе -
да, если он есть, но мы уже видим судьбу хорошего клуба. Чаще - в улич-
ных и дворовых ватагах, а дворы ныне отмирают, сменяются пустырями между
домами "новой архитектуры", так что - на пустырях дети абсолютно вне зо-
ны внимания взрослых (не считая уголовников и алкашей с наркоманами)...
А в школе они при всей своей толковости стараются избежать участия в ме-
роприятиях, а если попробуют принять в них серьёзное участие, ибо к не-
серьёзному неспособны,то обязательно вступят в конфликт с начальством.
"ШКОЛА БОЛЬНА. И ВСЯ СИСТЕМА ВОСПИТАНИЯ ПОДРАСТАЮЩЕЙ СМЕНЫ - ТОЖЕ !" -
вот он, этот горький вывод! А описанная в трилогии школа отнюдь не еди-
нична - это типичная школа большого города, она имеет номер сорок шестой
и вряд ли нет в городе школ с более солидными номерами...
И последний вывод: "Ребята даже в самых лучших своих намерениях не
встретят поддержки МИРА ВЗРОСЛЫХ". Олег с горечью говорит, что до сих
пор "взрослые... нам по крайней мере не мешали. Помогали даже". А по-
мощь-то была в том, что дали клубу нижний этаж списанного дома. А потом
все до единого звенья ВЗРОСЛОГО МИРА - общественные, педагогические, со-
ветские, партийные и комсомольские организации города - предали клуб,
Олега, ребят, забыли их - даже газета откукарекала своё и притихла, хотя
газетчики и сочувствовали. Не та стала печать, что была в двадцатые годы
и в начале тридцатых, когда любой "прорыв" брался на учёт и спецкоров
посылали для освещения борьбы за ликвидацию этого прорыва. Оно и понятно
- где те газетчики? Кого первая волна репрессий смыла, кто в войну лёг
костьми, нередко доселе не захороненными, кого после войны добили, а
последних сейчас хоронят... Как того самого Алексея Борисовича, который
поддержал Серёжу на станции Роса. Или как Анатолия Аграновского... Про-
чие - я знаю это на личном опыте попыток контакта с наиболее человекооб-
разными из них - уже поняли, что уши выше лба не растут, выше головы не
прыгнешь, плевать против ветра бессмысленно... А в ефремовском "Часе бы-
ка" сказано, что "Там, где люди сказали себе "Ничего нельзя сделать",-
знайте, что Стрела Аримана поразит всё лучшее в их жизни", а "Стрелой
Аримана" Ефремов в этом романе назвал "тенденцию плохо устроенного об-
щества с морально тяжёлой ноосферой умножать зло и горе. Каждое
действие, хотя бы внешне гуманное, оборачивается бедствием для отдельных
людей, целых групп и всего человечества. Идея, провозглашающая добро,
имеет тенденцию по мере исполнения нести с собой всё больше плохого,
становиться вредоносной". Отнюдь не случайно именно после выхода в изда-
тельстве "Молодая гвардия" в 1970 году романа "Час быка" Ефремов был
вызван "на самый верх" и вернулся после разговора там с последним ин-
фарктом, но успел ещё совершить свой последний подвиг - написать "Таис
Афинскую", которую его тогдашние сподвижники смогли протолкнуть к чита-
телям. А "Час быка" исчез из обращения и совсем не упоминается критика-
ми, словно его вообще не было, этого романа, да и те мысли, которые в
"Таис Афинской" важнее важного, тоже замалчиваются намертво...
Вот потому-то и притихла газета. Потому-то не взяли "эспадовцев" и в
другой спортивный клуб - в местное отделение "Спартака", хотя они были
сильнее спартаковских фехтовальщиков и вроде бы такое пополнение было
желательно. Сослались, что "не та техника". Следовательно, бездушие и
ведомственность (кстати, она так и названа) являются для данного города
