В книгах, которые он читал, люди убивали и обманывали, чтобы добыть
деньги, или могущество, или царство. А тут какая причина? Чего они хо-
тят, почему они прячутся от него, что пытаются скрыть непрерывной ложью?
Он ломал голову над этой загадкой, смутно чувствуя, что их тайна - ключ
к замку его детства; овладеть им - значит стать взрослым, стать, нако-
нец, мужчиной. Ах, только бы узнать ее! Но думать он не мог. Его душил
гнев, что они ускользнули от него, и мысли путались, словно он был в
бреду.
Он побежал к лесу и там, в спасительном сумраке, где его никто не ви-
дел, дал волю слезам. - Лжецы, собаки, обманщики, подлецы! - Ему каза-
лось, что не выкрикни он эти слова, они задушат его. Гнев, нетерпение,
досада, любопытство, беспомощность и обиды последних дней, подавляемые
незрелой волей ребенка, возомнившего себя взрослым, вырвались наружу и
излились слезами. Это были последние слезы его детства, в последний раз
он плакал навзрыд, как плачут женщины, с наслаждением и страстью. Он
выплакал в этот час неистового гнева и доверчивость, и любовь, и просто-
душное уважениевсе свое детство.
Мальчик, вернувшийся в гостиницу, был уже не тот, который плакал в
лесу. Он не волновался и действовал обдуманно. Прежде всего он пошел к
себе в комнату и тщательно вымыл лицо и глаза, не желая доставить им
удовольствие видеть следы от слез. Затем он разработал план, как свести
с ними счеты. Он ждал терпеливо, с полным спокойствием.
В вестибюле было довольно людно, когда коляска с беглецами останови-
лась у подъезда. Несколько мужчин играли в шахматы, другие читали газе-
ты, дамы болтали. Тут же, не шевелясь, сидел бледный мальчик с вздраги-
вающими веками. Когда его мать и барон вошли и, несколько смущенные тем,
что сразу наткнулись на него, уже собрались пробормотать приготовленную
отговорку, он спокойно пошел им навстречу и сказал вызывающим тоном: -
Господин барон, мне надо кое-что сказать вам.
Барон явно растерялся. Он чувствовал себя в чем-то изобличенным. -
Хорошо, хорошо... после, подожди.
Но Эдгар, повысив голос, сказал внятно и отчетливо, так, чтобы все
кругом могли расслышать: - Я хочу поговорить с вами сейчас. Вы поступили
подло. Вы мне солгали. Вы знали, что мама ждет меня, и вы...
- Эдгар! - крикнула его мать, заметив, что все взоры обращены на нее,
и бросилась к сыну.
Но мальчик, видя, что мать хочет заглушить его слова, вдруг пронзи-
тельно прокричал: - Я повторяю вам еще раз: вы нагло солгали, и это низ-
ко, это подло!
Барон побледнел. Все смотрели на них, кое-кто засмеялся.
Мать схватила дрожавшего от волнения мальчика за руку: - Сейчас же
иди к себе, или я поколочу тебя здесь, при всех! - прохрипела она.
Но Эдгар уже успокоился. Он жалел о своей вспышке и был недоволен со-
бой: он хотел говорить с бароном спокойно, но гнев оказался сильнее его
воли. Не торопясь, он направился к лестнице.
- Простите, барон, его дерзкую выходку. Вы ведь знаете, какой он
нервный, - пробормотала его мать, смущенная насмешливыми взглядами при-
сутствующих. Больше всего на свете она боялась скандала и сейчас думала
только о том, как бы соблюсти приличия. Вместо того, чтобы сразу уйти,
она подошла к портье, спросила, нет ли писем и еще о каких-то пустяках,
и только после этого, шурша платьем, поднялась наверх, как будто ничего
не случилось. Но за ее спиной слышался шепот и сдержанный смех.
На лестнице она замедлила шаги. Она всегда терялась в серьезные мо-
менты и в глубине души боялась предстоящего объяснения. Вины своей она
отрицать не могла, и, кроме того, ее пугал взгляд мальчика - этот новый,
чужой, такой странный взгляд, перед которым она чувствовала себя бес-
сильной. Из страха она решила действовать лаской, ибо знала, что в слу-
чае борьбы озлобленный мальчик оказался бы победителем.
Она тихо открыла дверь. Эдгар сидел спокойный и невозмутимый. В гла-
зах, обращенных на нее, не было страха, не было даже любопытства. Он ка-
зался очень уверенным в себе.
- Эдгар, - начала она матерински нежно, - что тебе пришло в голову?
Мне стыдно за тебя. Как можно быть таким невоспитанным! Ты еще мальчик и
так разговариваешь со взрослыми! Ты должен сейчас же извиниться перед
бароном.
Эдгар смотрел в окно. Его "нет" было как будто обращено к деревьям.
Его самоуверенность поразила ее.
- Эдгар, что с тобой? Отчего ты так переменился? Я просто не узнаю
тебя. Ты был всегда умным, послушным мальчиком, с тобой всегда можно бы-
ло договориться. И вдруг ты ведешь себя так, будто бес в тебя вселился.
Что ты имеешь против барона? Ты ведь очень любил его. Он был всегда так
мил с тобой.
- Да, потому что он хотел познакомиться с тобой.
Она смутилась. - Вздор! Что ты выдумываешь? Откуда у тебя такие глу-
пые мысли?
Мальчик вспыхнул:
- Он лгун, он фальшивый человек. Во всем, что он делает, только под-
лый расчет. Он хотел с тобой познакомиться, потому он подружился со мной
и обещал мне собаку. Не знаю, что он обещал тебе и почему он с тобой
дружит, но и от тебя он чего-то хочет. Верно, верно, мама. А то он бы не
был так вежлив и любезен. Он плохой человек. Он врет. Посмотри на него
хорошенько. Какой лживый у него взгляд! Ненавижу его, он лгун, он него-
дяй...
- Эдгар, можно ли так говорить! - Она смешалась и не знала, что отве-
тить. Совесть ей подсказывала, что мальчик прав.
- Да, он негодяй, в этом я уверен. Разве ты сама не видишь? Почему он
боится меня? Почему прячется от меня? Потому что знает, что я вижу его
насквозь, что я раскусил его, негодяя!
- Как можно так говорить, как можно так говорить! - Мысль ее не рабо-
тала, бескровные губы машинально повторяли одни и те же слова. Ей вдруг
стало нестерпимо страшно, и она не знала, кого она боится - барона или
мальчика.
Эдгар понял, что его предостережение подействовало на мать. И ему за-
хотелось переманить ее на свою сторону, приобрести союзника в этой враж-
де, в этой ненависти к барону. Он подошел к матери, приласкался к ней и
заговорил дрожащим от волнения голосом:
- Мама, ты же сама, наверно, заметила, что он задумал что-то нехоро-
шее. Из-за него ты стала совсем другая. Это ты переменилась, а не я. Он
хочет быть вдвоем с тобой и сделал так, что ты на меня сердишься. Вот
увидишь, он обманет тебя. Я не знаю, что он тебе обещал. Я знаю только,
что он не сдержит слова. Остерегайся его! Кто раз обманул, опять обма-
нет. Он злой человек, ему нельзя доверять.
Этот голос, жалобный, почти плачущий, исходил, казалось, из ее серд-
ца. Со вчерашнего дня она испытывала какое-то тягостное чувство, гово-
рившее ей то же самое - все настойчивей и настойчивей. Но ей было стыдно
получить урок от собственного сына, и, как это часто бывает, чтобы
скрыть свое волнение и замешательство, она проявила излишнюю резкость.
- Ты еще слишком мал, чтобы это понять. Дети не должны вмешиваться в
такие дела. Ты должен вести себя прилично. Вот и все.
Лицо Эдгара снова приняло ледяное выражение.
- Как хочешь, - сказал он сухо, - я предостерег тебя.
- Значит, ты не извинишься?
- Нет.
Они непримиримо стояли друг против друга. Мать поняла, что решается
вопрос об ее авторитете.
- В таком случае ты будешь обедать здесь. Один. И ты не сядешь с нами
за стол, пока не извинишься. Я тебя выучу, как надо вести себя. Ты не
выйдешь из комнаты, пока я не позволю. Понял?
Эдгар улыбнулся. Эта коварная улыбка как будто уже приросла к его гу-
бам. В душе он сердился на себя. Как глупо, что он опять дал волю своим
чувствам и захотел предостеречь эту лгунью!
Мать вышла из комнаты, не оглянувшись на него. Она боялась этих колю-
чих глаз. Ей было тяжело с сыном с тех пор, как она заметила, что взгляд
у него зоркий, и еще потому, что он говорил ей именно то, чего она не
желала слышать, не желала знать. Страшно было видеть, как ее внутренний
голос, голос совести, отделившись от нее, в образе ребенка, ее собствен-
ного ребенка, не дает ей покоя, предостерегает ее, издевается над ней.
До сих пор этот ребенок был придатком к ее жизни, украшением, игрушкой,
чем то милым и близким, иногда, быть может, обузой, но все же жизнь его
протекала в одном русле ив лад с ее жизнью. Сегодня впервые он восстал
против нее и отказался подчиниться ее воле. Что-то похожее на ненависть
примешивалось теперь к мысли о ребенке.
И все же, когда она, слегка утомленная, спускалась с лестницы, детс-
кий голос настойчиво звучал в ее душе. "Остерегайся его!" Этих слов
нельзя было заглушить. Но вот перед ней блеснуло зеркало: она испытующе
посмотрела в него, потом стала вглядываться - все пристальней, все упор-
ней, - пока в нем не отразились чуть улыбающиеся губы, округленные,
словно готовые произнести опасное слово. Внутренний голос не умолкал, но
она передернула плечами, как будто стряхивая с себя незримый груз сомне-
ний, бросила в зеркало довольный взгляд и, подобрав платье, спустилась
вниз с решительным видом игрока, со звоном кидающего на стол последний
золотой.
СЛЕДЫ В ЛУННОМ СВЕТЕ
Кельнер, принесший обед арестованному в своей комнате Эдгару, запер
дверь. Замок щелкнул за ним. Мальчик вскочил в бешенстве: это было сде-
лано, конечно, по распоряжению матери; его заперли в клетке, как дикого
зверя. Мрачные мысли овладели им.
"Что они делают, пока я сижу здесь взаперти? О чем они сговариваются?
Вдруг сейчас происходит то таинственное дело, а я упущу его. Что это за
тайна, которая чудится мне всегда и повсюду, когда я среди взрослых, по-
чему они запираются от меня по ночам, почему говорят шепотом, если я
случайно вхожу в комнату? Вот уже несколько дней она так близка от меня,
сама дается в руки, а я все-таки не могу схватить ее! Чего только я не
делал, чтобы раскрыть эту тайну! Я стащил книги у папы из письменного
стола, я читал про все эти удивительные вещи, но ничего не понял. Должно
быть, есть какая-то печать, которую надо сорвать, чтобы понять все это,
- может быть, во мне самом, может быть, в других. Я спрашивал горничную,
просил ее объяснить мне эти места в книгах, но она только посмеялась на-
до мной. Как ужасно быть ребенком, полным любопытства, и не сметь никого
спросить, быть смешным в глазах взрослых, казаться глупым и ненужным. Но
я узнаю, я чувствую - скоро я буду знать все. Часть этой тайны уже в мо-
их руках, и я не успокоюсь, пока не буду знать всего".
Он прислушался, не идет ли кто-нибудь. Легкий ветерок раскачивал вет-
ви деревьев за окном, дробя зеркало лунного света на сотни зыбких оскол-
ков.
"Ничего хорошего не может быть у них на уме, иначе они не стали бы
так подло лгать, чтобы отделаться от меня. Наверное, они теперь смеются
надо мной, проклятые, но последним буду смеяться я. Как глупо, что я по-
зволил запереть себя здесь, дал им свободу хоть на секунду, вместо того,
чтобы прилипнуть к ним и следить за каждым их движением! Я знаю, взрос-
лые вообще очень неосторожны, и они тоже выдадут себя. Они всегда дума-
ют, что дети еще совсем маленькие и вечером крепко спят. Они забывают,
что можно притвориться спящим и подслушивать, что можно представиться
глупым, а быть очень умным. Недавно, когда у тети родился ребенок, они
это знали наперед, а при мне прикинулись, что очень удивлены. Но я тоже
знал, потому что давно слышал их разговор, вечером, когда они думали,
что я сплю. И на этот раз я опять поймаю их, подлецов. Если бы только я
мог подглядеть за ними в щелку, понаблюдать за ними сейчас, пока они
чувствуют себя в безопасности! Не позвонить ли мне? Придет горничная,
откроет дверь и спросит, что мне нужно. Или поднять шум, бить посуду -
тогда тоже откроют. И в ту же минуту я бы мог выскочить и подкараулить
их. Нет, так я не хочу. Пусть никто не видит, как подло они со мной об-
ращаются. Я слишком горд для этого. Завтра я им отплачу".
