впустили его, а потом попытались что-нибудь из него
вытянуть. Он начал что-то выдумывать о парне, который будто
бы был свидетелем того, как какую-то старуху ушиб трамвай,
но это вздор. Он хотел узнать о нас. Я вошел и приставил
ему ствол к глотке. Я хотел подождать тебя, но побоялся,
что он что-нибудь учует и слиняет.
Голос с британским акцентом:
- Ты не должен был ему показываться. Они бы и дальше
сами с ним управились. Хук.
- А какая разница? Он и так о нас все знает. А если
даже и нет, то нам все едино.
Голос с британским акцентом сквозь зубы:
- Разница может оказаться очень большой. Это было
глупостью.
Хук с визгливыми нотками в голосе:
- Глупость, да? По тебе так все глупость. Надоело! Кто
проделал всю работу? Кто все тянет? Ну?! Где...
Молодой женский голос:
- Спокойно, Хук, мы знаем все это наизусть.
Шелест бумаг, и снова голос с британским произношением:
- В самом деле, Хук, ты прав. Он действительно детектив.
Здесь есть его лицензия.
Женский голос из другой комнаты:
- Ну и что мы будем делать?
Хук:
- Проще простого. Замочим шпика.
Женский голос:
- И наденем себе петлю на шею?
Хук, с угрозой:
- А так у нас на шее нет петли, а? Ведь этот тип ищет
нас по делу в Лос- Анджелесе, разве не так?
Голос с британским произношением:
- Ты осел, Хук, и к тому же безнадежный. Предположим,
что этот тип интересуется лос-анжелесским делом, что вполне
вероятно, ну и что же? Он работает в Континентальном
агентстве. Может ли быть, что его фирма не знает, где он
находится? Они наверняка знают, куда он пошел, наверняка
знают о нас столько же, сколько знает он. Убивать его ни к
чему. Это только ухудшило бы дело. Его нужно связать и
оставить здесь. Уверен, что до завтра его никто не начнет
искать.
Ах, как я был благодарен этому голосу с. британским
произношением! Кто-то был на моей стороне, по крайней мере,
настолько, чтобы позволить мне жить. Последние несколько
минут я пребывал отнюдь не в наилучшем настроении. Тот
факт, что я не видел людей, которые решали вопрос - жить мне
или умереть, делал мое положение еще более отчаянным.
Теперь я чувствовал себя немного лучше, хотя до радости было
очень далеко. Я чувствовал доверие к голосу, высказавшемуся
за меня. Это был голос человека, привыкшего командовать.
Хук, с рычанием:
- А теперь я скажу тебе, братишка! Этот тип должен
исчезнуть. Здесь не может быть двух мнений. Я не рискую.
Болтай себе, что хочешь, но я должен позаботиться о
собственной голове. И я буду чувствовать себя в большей
безопасности, если этот тип не сможет трепать языком. Это
точно!
Женский голос, с неудовольствием:
- Ах, Хук, будь хоть немного рассудительней!
Голос с британским акцентом, медленно, но очень
решительно:
- Нет нужды дискутировать с тобой, Хук, потому что ты
обладаешь инстинктами и разумом троглодита. Ты понимаешь
только один язык, и именно на этом языке я буду с тобой
говорить, сынок. Если ты от сего момента и до нашего ухода
захочешь сделать какую-нибудь глупость, то повтори про себя
два или три раза: "Если он умрет, умру и я". Скажи это
так, как если бы ты цитировал библию, потому что это такая
же правда.
А затем наступила такая напряженная тишина, что я
почувствовал, как мурашки поползли по моей не слишком
чувствительной коже.
Когда в конце концов чей-то голос прервал эту тишину, то,
хотя он был тихим и спокойным, я дернулся, как от выстрела.
Это был все тот же голос британца, самоуверенный,
командный, и я почувствовал, что снова могу дышать.
- Прежде всего выпроводим стариков, - сказал голос. -
Ты, Хук, займешься нашим гостем. Свяжи его, а я возьму
акции.
Портьера раздвинулась, и в комнату вошел Хук, грозный
Хук, на бледно-желтом лице которого выделялись зеленоватые
веснушки. Он направил на меня револьвер, после чего коротко
и резко бросил супругам Квейр:
- Он хочет вас видеть.
Супружеская пара встала и вышла.
Тем временем Хук, продолжая держать меня на мушке, сорвал
шнур, поддерживающий плюшевую портьеру. Затем он подошел ко
мне и старательно привязал меня к стулу.
Когда он кончил привязывать меня и отступил на шаг, чтобы
полюбоваться моим видом, я услышал, как легко затворилась
парадная дверь, а потом - легкие шаги над головой.
Хук посмотрел в направлении шагов, и его маленькие,
водянистые глазки смягчились.
Портьеры шевельнулись, как будто за ними кто-то стоял, и
я услышал уже знакомый мне звонкий женский голос:
- Что?
- Иди сюда.
- Лучше не надо. Он...
- К черту его! Иди! - рявкнул Хук.
Она вошла в комнату, и в свете торшера я увидел девушку
лет двадцати двух, стройную и гибкую, одетую на выход -
только шляпку она держала в руках. Свежее личико обрамляла
масса огненно-рыжих волос. Серые, как дым, глаза -
прекрасные, но слишком широко расставленные, чтобы вызывать
доверие, - с насмешкой поглядывали на меня. Ее алые губы
посмеивались, приоткрывая острые, как у зверька, зубы. Она
была красива, как дьявол, и вдвое опаснее.
Она смеялась надо мной - толстым типом, связанным, как
овца, с углом зеленой подушки во рту.
- Чего ты хочешь? - спросила она урода.
Он говорил шепотом, ежеминутно с беспокойством поглядывая
вверх, откуда продолжали доноситься звуки мужских шагов.
- Что скажешь насчет того, чтобы вывести его из игры?
Веселье исчезло из ее дымчато-серых глаз; она, видимо,
принялась за калькуляцию.
- У него сто тысяч, одна треть принадлежит мне. Неужели
ты думаешь, что я прохлопаю такой случай? Наверное уж нет!
А если нам захватить все сто тысяч, а?
- Как?
- Предоставь это мне, беби. Ты пойдешь со мной, если я
получу все? Знаешь, с тобой я всегда буду хорошим...
Девушка усмехнулась, как мне показалось,
пренебрежительно, но ему, видимо, это понравилось.
- Ты говоришь, что будешь со мной хорошим, - сказала она,
- но послушай, нам это не удастся, если ты не прикончишь
его. Я его знаю! Если он будет в состоянии добраться до
нас...
Хук облизал губы и окинул взглядом помещение. По всей
вероятности, ему вовсе не хотелось иметь дело с обладателем
британского акцента. Жадность, однако, оказалась сильнее
страха.
- Я сделаю это, - буркнул он. - Я его сделаю. Но ты-то
говоришь серьезно? Пойдешь со мной, если я его прикончу?
Девушка протянула руку.
- Договор заключен, - сказала она, и он ей поверил.
Его мерзкое лицо разгладилось и порозовело; теперь оно
явно выражало безграничное счастье. Он глубоко вздохнул и
расправил плечи. На его месте я тоже поверил бы ей - каждый
из нас когда-нибудь позволял обманывать себя подобным
образом, но глядя на это со стороны, связанный, я знал, что
бочонок нитроглицерина был бы для него куда безопасней, чем
эта девушка. Потому что девушка была очень опасна. Тяжелые
времена наступали для Хука.
- Сделаем так... - начал Хук и, не договорив, оборвал
фразу.
В соседней комнате послышались шаги. Из-за портьер мы
услышали голос с британским акцентом, теперь уже несколько
раздраженный.
- Однако это и в самом деле слишком! Я лишь на минуту
оставил вас, а вы уже натворили дел. Эльвира, как тебе
могло прийти в голову выйти сюда и показаться нашему
детективу?.
Страх на мгновение блеснул в ее глазах, а потом она
сказала:
- Побереги нервы, а то еще больше пожелтеешь от страха.
С твоей драгоценной шеей ничего не случится.
Портьеры раздвинулись, и наконец я вытянул шею, чтобы
увидеть человека, благодаря которому я все еще оставался
жив. Я увидел низенького толстого мужчину в плаще и шляпе,
с дорожной сумкой в руке.
Потом на его лицо упал свет лампы, и я увидел, что это
лицо китайца. Толстого, низенького китайца, одежда которого
была столь же безукоризненна, как и его произношение.
- Цвет лица здесь ни при чем, - сказал он, и я только
теперь понял смысл язвительного замечания девушки. - Речь
лишь о здравом смысле.
Его лицо было желтой маской, а голос звучал так же
бесстрастно и спокойно, как и до того, но было видно, что он
тоже неравнодушен к чарам девушки, как и Хук, уродливый Хук.
В противном случае ее болтовня не выманила бы его так легко
из соседней комнаты. Однако я сомневался, что рыжая так же
легко справится с этим англизированным азиатом, как с Хуком.
- Не следовало предоставлять возможность - продолжал
китаец, - этому парню увидеть кого-нибудь из нас. - Он
взглянул на меня своими маленькими матовыми глазками,
похожими на два черных зернышка. - Не исключено, что он не
знал никого из нас даже по описанию. Показаться ему -
абсолютная глупость.
- Раны Христовы, Тай! - выкрикнул Хук. - Перестань
скулить! Велика разница? Прикончить его и все дело!
Китаец опустил на пол свою сумку и покачал головой.
- Ты никого не убьешь, - процедил он, - или... Надеюсь,
Хук, ты хорошо меня понял.
Однако Хук, скорее всего, не понял. Его кадык дергался,
а я, с заткнутым подушкой ртом, еще раз (в уме) поблагодарил
китайца. И тогда рыжая чертовка внесла в дело свою лепту.
- Хук всегда только болтает, - сказала она.
Мерзкая физиономия Хука покраснела при этом намеке на его
обещание покончить с китайцем, он сглотнул еще раз, его
глаза блеснули. Девушка держала его в кулаке.
Он шагнул к китайцу и, возвышаясь над ним на целую
голову, смерил его угрожающим взглядом.
- Тай! - рявкнул он. - С тобой кончено. Плевать я
хотел на твое важничанье, будто ты король какой или еще кто.
И...
Он вдруг замолчал. Тай смотрел на него глазами, такими
же твердыми, черными и бесчеловечными, как два кусочка угля.
Хук стиснул губы и отступил.
Я перестал потеть. Желтый снова выиграл. Однако я забыл
о рыжеволосой чертовке. Она засмеялась, и ее иронический
смех подействовал на урода, как удар кнутом.
Он издал утробный рык, и его огромный кулак обрушился на
круглое, бледное лицо китайца. Удар отшвырнул Тая в угол
комнаты, но, падая, он успел выхватить пистолет.
- Позже мы уладим это дело между собой, - заговорил он
так же культурно и с тем же британским произношением. - А
теперь ты бросишь револьвер и будешь стоять спокойно, пока я
не встану.
Револьвер - он был вытянут из кармана лишь наполовину,
когда азиат взял Хука на мушку, - с глухим стуком упал на
ковер. Хук стоял неподвижно, тяжело дыша. Все его веснушки
четко выступили на грязной белизне испуганного лица.
Я взглянул на девушку. Она смотрела на Хука с
презрением. И тогда я сделал открытие: что-то изменилось в
комнате возле нее! Я зажмурился, пытаясь восстановить вид
комнаты до начала схватки. А когда открыл глаза, у меня уже
был готов ответ.
Раньше на столе возле девушки лежали журналы и какая-то
книжка. Теперь их не стало. В полуметре от нее стояла
коричневая сумка, которую принес Тай. Предположим, что в
сумке находились акции, украденные в Лос-Анджелесе, о
которых они говорили. Наверное, так оно и было. А что
теперь? Теперь в сумке, скорее всего, находились книга и
журналы со стола. Девушка спровоцировала схватку между
мужчинами; чтобы отвлечь их внимание, и совершила замену.
Ну а где же теперь находится добыча? Этого я не знал.
Но уж, конечно, она не держит ее при себе.
Рядом со столом стоял диван, покрытый широким, красным,
свисающим до пола покрывалом. Я перевел взгляд с дивана на
девушку. Она наблюдала за мной, и в глазах ее, когда наши
взгляды встретились, я заметил усмешку. Стало быть, диван!
Тем временем китаец поднял револьвер Хука и сказал:
- Если бы я не чувствовал такого отвращения к убийству и
не считал, что ты можешь пригодиться Эльвире и мне, я
наверняка освободил бы нас от бремени, каковым является твоя
глупость. Но я дам тебе еще один шанс. Советую тебе,
однако, хорошенько поразмыслить, прежде чем поддаться снова
одному из твоих сумасшедших импульсов. Или это ты вложила в
голову Хука эти глупые идеи? - обратился он к девушке.
- В его голову ничего нельзя вложить, - засмеялась она.
- Возможно, ты права, - сказал он и подошел ко мне, чтобы
