Машина не двигалась с места.
- Раскачайте ее, Барто, - сказал я.
Он дал задний ход, потом снова передний. Колеса только глубже зарывались.
Потом машина опять уперлась дифференциалом, и колеса свободно вертелись в
вырытых ими ямах. Я выпрямился.
- Попробуем веревкой, - сказал я.
- Я думаю, ничего не выйдет, tenente. Здесь не встать на одной линии.
- Нужно попробовать, - сказал я. - Иначе ее не вытащишь.
Машины Пиани и Бонелло могли встать на одной линии только по длине узкой
дороги. Мы привязали одну машину к другой и стали тянуть. Колеса только
вертелись на месте в колее.
- Ничего не получается, - закричал я. - Бросьте. Пиани и Бонелло вышли из
своих машин и вернулись к нам. Аймо вылез. Девушки сидели на камне, ярдах в
двадцати от нас.
- Что вы скажете, tenente? - спросил Бонелло.
- Попробуем еще раз с прутьями, - сказал я. Я смотрел на дорогу. Вина
была моя. Я завел их сюда. Солнце почти совсем вышло из-за туч, и тело
сержанта лежало у изгороди.
- Подстелим его френч и плащ, - сказал я. Бонелло пошел за ними. Я ломал
прутья, а Пиани и Аймо копали впереди и между колес. Я надрезал плащ, потом
разорвал его надвое и разложил в грязи под колесами, потом навалил прутьев.
Мы приготовились, и Аймо взобрался на сиденье и включил мотор. Колеса
буксовали, мы толкали изо всех сил. Но все было напрасно.
- Ну его к ...! - сказал я. - Есть тут у вас что-нибудь нужное, Барто?
[181] Аймо влез в машину к Бонелло, захватив с собой сыр, две бутылки вина и
плащ. Бонелло, сидя за рулем, осматривал карманы френча сержанта.
- Выбросьте-ка этот френч, - сказал я. - А что будет с выводком Барто?
- Пусть садятся в кузов, - сказал Пиани. - Вряд ли мы далеко уедем.
Я отворил заднюю дверцу машины.
- Ну, - сказал я. - Садитесь.
Обе девушки влезли внутрь и уселись в уголке. Они как будто и не слыхали
выстрелов. Я оглянулся назад. Сержант лежал на дороге в грязной фуфайке с
длинными рукавами. Я сел рядом с Пиани, и мы тронулись. Мы хотели проехать
через поле. Когда машины свернули на поле, я слез и пошел вперед. Если б нам
удалось проехать через поле, мы бы выехали на дорогу. Нам не удалось
проехать. Земля была слишком рыхлая и топкая. Когда машины застряли
окончательно и безнадежно, наполовину уйдя колесами в грязь, мы бросили их
среди поля и пошли к Удине пешком.
Когда мы вышли на дорогу, которая вела назад, к главному шоссе, я указал
на нее девушкам.
- Идите туда, - сказал я. - Там люди.
Они смотрели на меня. Я вынул бумажник и дал каждой по десять лир.
- Идите туда, - сказал я, указывая пальцем. - Там друзья! Родные!
Они не поняли, но крепко зажали в руке деньги и пошли по дороге. Они
оглядывались, словно боясь, что я отниму у них деньги. Я смотрел, как они
шли по дороге, плотно закутавшись в шали, боязливо оглядываясь на нас. Все
три шофера смеялись.
- Сколько вы дадите мне, если я пойду в ту сторону, tenente? - спросил
Бонелло.
- Если уж они попадутся, так пусть лучше в толпе, чем одни, - сказал я.
- Дайте мне две сотни лир, и я пойду назад, прямо в Австрию, - сказал
Бонелло.
- Там их у тебя отберут, - сказал Пиани.
- Может быть, война кончится, - сказал Аймо.
Мы шли по дороге так быстро, как только могли. Солнце пробивалось сквозь
тучи. Вдоль дороги росли [182] тутовые деревья. Из-за деревьев мне видны
были наши машины, точно два больших мебельных фургона, торчавшие среди поля.
Пиани тоже оглянулся.
- Придется построить дорогу, чтоб вытащить их оттуда, - сказал он.
- Эх, черт, были бы у нас велосипеды! - сказал Бонелло.
- В Америке ездят на велосипедах? - спросил Аймо.
- Прежде ездили.
- Хорошая вещь, - сказал Аймо. - Прекрасная вещь велосипед.
- Эх, черт, были бы у нас велосипеды! - сказал Еонелло. - Я плохой ходок.
- Что это, стреляют? - спросил я. Мне показалось, что я слышу выстрелы
где-то вдалеке.
- Не знаю, - сказал Аймо. Он прислушался.
- Кажется, да, - сказал я.
- Раньше всего мы увидим кавалерию, - сказал Пиани.
- По-моему, у них нет кавалерии.
- Тем лучше, черт возьми, - сказал Бонелло. - Я вовсе не желаю, чтобы
какая-нибудь кавалерийская сволочь проткнула меня пикой.
- Ловко вы того сержанта прихлопнули, tenente, - сказал Пиани. Мы шли
очень быстро.
- Я его застрелил, - сказал Бонелло. - Я за эту войну еще никого не
застрелил, и я всю жизнь мечтал застрелить сержанта.
- Застрелил курицу на насесте, - сказал Пиани. - Не очень-то быстро он
летел, когда ты в него стрелял.
- Все равно. Я теперь всегда буду помнить об этом. Я убил эту сволочь,
сержанта.
- А что ты скажешь на исповеди? - спросил Аймо.
- Скажу так: благословите меня, отец мой, я убил сержанта.
Все трое засмеялись.
- Он анархист, - сказал Пиани. - Он не ходит в церковь.
- Пиани тоже анархист, - сказал Бонелло.
- Вы действительно анархисты? - спросил я.
- Нет, tenente. Мы социалисты. Мы все из Имолы. [183]
- Вы там никогда не бывали?
- Нет.
- Эх, черт! Славное это местечко, tenente. Приезжайте туда к нам после
войны, там есть что посмотреть.
- И там все социалисты?
- Все до единого.
- Это хороший город?
- Еще бы. Вы такого и не видели.
- Как вы стали социалистами?
- Мы все социалисты. Там все до единого - социалисты. Мы всегда были
социалистами.
- Приезжайте, tenente. Мы из вас тоже социалиста сделаем.
Впереди дорога сворачивала влево и взбиралась на невысокий холм мимо
фруктового сада, обнесенного каменной стеной. Когда дорога пошла в гору, они
перестали разговаривать. Мы шли все четверо в ряд, стараясь не замедлять
шага.
Глава тридцатая
Позднее мы вышли на дорогу, которая вела к реке. Длинная вереница брошенных грузовиков и повозок тянулась по дороге до самого моста. Никого не было видно. Вода в реке стояла высоко, и мост был взорван посередине; каменный свод провалился в реку, и бурая вода текла над ним. Мы пошли по берегу, выискивая место для переправы. Я знал, что немного дальше есть железнодорожный мост, и я думал, что, может быть, нам удастся переправиться там. Тропинка была мокрая и грязная. Людей не было видно, только брошенное имущество и машины. На самом берегу не было никого и ничего, кроме мокрого кустарника и грязной земли. Мы шли вдоль берега и наконец увидели железнодорожный мост.
- Какой красивый мост! - сказал Аймо. Это был длинный железный мост через
реку, которая обычно высыхала до дна.
- Давайте скорее переходить на ту сторону, пока его не взорвали, - сказал
я. [184]
- Некому взрывать, - сказал Пиани. - Все ушли.
- Он, вероятно, минирован, - сказал Бонелло. - Идите вы первый, tenente.
- Каков анархист, а? - сказал Аймо. - Пусть он сам идет первый.
- Я пойду, - сказал я. - Вряд ли он так минирован, чтобы взорваться от
шагов одного человека.
- Видишь, - сказал Пиани. - Вот что значит умный человек. Не то что ты,
анархист.
- Был бы я умный, так не был бы здесь, - сказал Бонелло.
- А ведь неплохо сказано, tenente, - сказал Аймо.
- Неплохо, - сказал я. Мы были уже у самого моста. Небо опять заволокло
тучами, и накрапывал дождь. Мост казался очень длинным и прочным. Мы
вскарабкались на железнодорожную насыпь.
- Давайте по одному, - сказал я и вступил на мост. Я оглядывал шпалы и
рельсы, ища проволочных силков или признаков мины, но ничего не мог
заметить. Внизу, в просветах между шпалами, видна была река, грязная и
быстрая. Впереди, за мокрыми полями, можно было разглядеть под дождем Удине.
Перейдя мост, я огляделся. Чуть выше по течению на реке был еще мост. Пока я
стоял и смотрел, по этому мосту проехала желтая, забрызганная грязью
легковая машина. Парапет был высокий, и кузов машины, как только она въехала
на мост, скрылся из виду. Но я видел головы шофера, человека, который сидел
рядом с ним, и еще двоих на заднем сиденье. Все четверо были в немецких
касках. Машина достигла берега и скрылась из виду за деревьями и
транспортом, брошенным на дороге. Я оглянулся на Аймо, который в это время
переходил, и сделал ему и остальным знак двигаться быстрее. Я спустился вниз
и присел под железнодорожной насыпью. Аймо спустился вслед sa мной.
- Вы видели машину? - спросил я.
- Нет. Мы смотрели на вас.
- Немецкая штабная машина проехала по верхнему мосту.
- Штабная машина?
- Да.
- Пресвятая дева! [185]
Подошли остальные, и мы все присели в грязи под насыпью, глядя поверх нее
на ряды деревьев, канаву и дорогу.
- Вы думаете, мы отрезаны, tenente?
- Не знаю. Я знаю только, что немецкая штабная машина поехала по этой
дороге.
- Вы вполне здоровы, tenente? У вас не кружится голова?
- Не острите, Бонелло.
- А не выпить ли нам? - спросил Пиани. - Если уж мы отрезаны, так хотя бы
выпьем. - Он отцепил свою фляжку от пояса и отвинтил пробку.
- Смотрите! Смотрите! - сказал Аймо, указывая на дорогу. Над каменным
парапетом моста двигались немецкие каски. Они были наклонены вперед и
подвигались плавно, с почти сверхъестественной быстротой. Когда они достигли
берега, мы увидели тех, на ком они были надеты. Это была велосипедная рота.
Я хорошо разглядел двух передовых. У них были здоровые, обветренные лица. Их
каски низко спускались на лоб и закрывали часть щек. Карабины были
пристегнуты к раме велосипеда. Ручные гранаты ручкой вниз висели у них на
поясе. Их каски и серые мундиры были мокры, и они ехали неторопливо, глядя
вперед и по сторонам. Впереди ехало двое, потом четверо в ряд, потом двое,
потом сразу десять или двенадцать, потом снова десять, потом один, отдельно.
Они не разговаривали, но мы бы их и не услышали из-за шума реки. Они
скрылись из виду на дороге.
- Пресвятая дева! - сказал Аймо.
- Это немцы, - сказал Пиани. - Это не австрийцы.
- Почему здесь некому остановить их? - сказал я. - Почему этот мост не
взорван? Почему вдоль насыпи нет пулеметов?
- Это вы нам скажите, tenente, - сказал Бонелло.
Я был вне себя от злости.
- С ума все посходили. Там, внизу, взрывают маленький мостик. Здесь, на
самом шоссе, мост оставляют. Куда все девались? Что ж, так их и не
попытаются остановить?
- Это вы нам скажите, tenente, - повторил Бонелло. [186]
Я замолчал. Меня это не касалось; мое дело было добраться до Порденоне с
тремя санитарными машинами. Мне это не удалось. Теперь мое дело просто
добраться до Порденоне. Но я, видно, не доберусь даже до Удине. Ну и черт с
ним! Главное, это сохранить спокойствие и не угодить под пулю или в плен.
- Вы, кажется, открывали фляжку? - спросил я Пиани. Он протянул мне ее. Я
отпил порядочный глоток. - Можно идти, - сказал я. - Спешить, впрочем,
некуда. Хотите поесть?
- Тут не место останавливаться, - сказал Бонелло.
- Хорошо. Идем.
- Будем держаться здесь, под прикрытием?
- Лучше идти по верху. Они могут пройти и этим мостом. Гораздо хуже
будет, если они очутятся у нас над головой, прежде чем мы их увидим.
Мы пошли по железнодорожному полотну. По обе стороны от нас тянулась
мокрая равнина. Впереди за равниной был холм, и за ним Удине. Крыши
расступались вокруг крепости на холме. Видна была колокольня и башенные
часы. В полях было много тутовых деревьев. В одном месте впереди путь был
разобран. Шпалы тоже были вырыты и сброшены под насыпь.
- Вниз, вниз! - сказал Аймо.
Мы бросились вниз, под насыпь. Новый отряд велосипедистов проезжал по
дороге. Я выглянул из-за края насыпи и увидел, что они проехали мимо.
- Они нас видели и не остановились, - сказал Аймо.
- Перебьют нас здесь, tenente, - сказал Аймо.
- Мы им не нужны, - сказал я. - Они гонятся за кем-то другим. Для нас
