в протекции...
-- В протекции?
Ее голос был нарочито бесцветным. -- Вражда шла всегда. Весь его
выводок погиб в огне. Несколько лет я считала Чарльза мертвым. -- Она чуть
тряхнула головой, словно откладывая в сторону старое, случайно найденное
письмо; свет лампы янтарно мерцал в ее глазах. -- Но ведь вам нужны не такие
сведения.
-- Мне нужны любые сведения о вампирах, -- негромко сказал Эшер. -- Кто
вы такие, что вы такое, чем вы занимаетесь, чего хотите... Вы ведь сама
охотница, леди Фаррен. Вы знаете, что сначала нужно увидеть узор в целом, а
потом уже смотреть, что в нем не так.
-- Это довольно опасно, -- начала она, и Эшер почувствовал злость.
-- Исидро не оставил мне иного выхода!
Он стоял прямо перед ней на малом островке света, прилегавшем к резному
мрамору огромного камина. Выражение ее лица не изменилось, но Эшер видел,
как что-то дрогнуло в глубине светло-карих глаз. В следующий момент ее рука
схватила его за локоть и рванула к камину. Теряя равновесие, он все же успел
заметить возникшую из полумрака массивную тень и сверкнувшие алым огнем
глаза.
-- Гриппен, нет!.. -- вскрикнула Антея, и в тот же миг Эшер ударил,
пытаясь отбить в сторону чудовищную руку, тянущуюся к его горлу. Удар
пришелся как по дереву, но Эшера отбросило, и- мощная волосатая пятерня
Гриппена ухватила его не за горло, а за рукав возле плеча.
Эшер крутнулся, пытаясь вывернуться из одежды. Гриппен был массивен --
одного роста с Эшером, но широк, как дверь. Грязные черные волосы падали на
глаза; лицо, розовое от свежевыпитой крови, покрыто старыми шрамами.
Неуловимым движением он сгреб в горсть лацканы, и Эшер оказался пойман
собственным пиджаком. Мысленная хватка вампира, казалось, сейчас раздавит
мозг, и Эшер боролся с ней, боролся, как тогда в поезде против Исидро.
Изогнувшись, он попытался обеими руками отогнуть хотя бы один палец. С тем
же успехом он мог разжимать пальцы статуи.
Антея тоже схватила Гриппена за кисти, пытаясь освободить Эшера. "Не
смей!.." -- услышал он ее крик. Затем чудовищная рука сорвала с него
воротник, и Эшер успел подумать со странной отрешенностью: "А теперь
маленький эксперимент, касающийся некоторых положений фольклора..."
-- Божья смерть! -- Рука Гриппена отдернулась от серебряной цепи, смрад
крови на выдохе вызвал тошноту. Взбешенный вампир отшвырнул Эшера, и тот
влепился в стену, как тряпичная кукла. Все равно что врезаться в стену на
мотоцикле. Сползая по стене, он все же успел отметить, что архаичность речи
у Гриппена выражена куда сильнее, чем у Исидро.
-- Я тебе покажу серебро, сукин ты сын! -- ревел вампир.
Зрение прояснилось, явив бурное единоборство в центре комнаты. Антея
держала Гриппена за руки, стараясь оттащить его от Эшера; заколки она
растеряла, обильные волосы рассыпались по плечам. Чувствуя сильнейшее
головокружение, Эшер кое-как поднялся на ноги и, спотыкаясь, заторопился
прочь. "Бесславный исход", -- машинально отметил он, минуя арку. Конечно,
джентльмену надлежало бы остаться и не бросать леди в разгар потасовки, но
вряд ли он мог ей сейчас чем-либо помочь.
На Савой-Уок было пусто, тихо, туманно. Если он сумеет добраться до
освещенной Флит-стрит, то, может быть, уцелеет...
На нетвердых ногах он спустился с высокого крыльца; влажный холод
туманной ночи полез под рубашку сквозь разорванный ворот. "Опасное занятие
для смертного..." -- подумал он, шлепая через мелкую лужу во вдавлине
мостовой. Сам того не заметив он постепенно перешел на бег.
Черная щель переулка, выводящего со двора, была уже совсем близко,
когда из темноты навстречу Эшеру выступила, словно слепившись из тумана,
человеческая фигурка. Миниатюрная девушка, этакая карманная Венера; светлые
волосы уложены в высокую сложную прическу; темные глаза мерцают отраженным
светом. Эшер обернулся, ища другую лазейку, и увидел бледное, изможденное
лицо третьего графа Эрнчестерского.
Их пальцы обожгли ледяным холодом, когда они взяли его за руки.
-- Я прошу прощения, -- мягко сказал Эрнчестер, -- но вы должны пойти с
нами.
Глава 8
-- Семь лет -- это долгий срок. -- Почтенный Эвелайн, уставясь в черные
бездны кофе, пошевелил их крохотной ложечкой. Лидия сидела напротив,
искренне надеясь, что срок был и впрямь достаточно долгий.
-- Я знаю, -- мягко сказала она, легким движением давая понять, что, не
будь она замужем, Эвелайну было бы позволено взять ее руку в свою. Перья на
ее шляпке, похожие на розовое закатное облачко, качнулись, когда она слегка
подалась вперед, доверчиво раскрыв карие глаза. Почтенный состоял из мягких
размытых мазков, но Лидия перед встречей решила, что в данном случае важнее
смотреть, чем видеть. Кроме того, близорукость научила ее безошибочно
истолковывать любое движение размытых цветных пятен. -- Поверьте, я бы сама
хотела предать все это забвению.
-- Вы бы хотели... -- В голосе его отчетливо прозвучало отвращение. --
Зря вы интересуетесь такими вещами... миссис Эшер.
Мягкие мясистые губы, заставляющие вспомнить римлян времен упадка
империи, поджались. За плечом почтенного Эвелайна возник черно-красный
нечеткий силуэт вышколенного официанта. Хотя чаепития уже прекращали
обслуживать, он беззвучно долил кипятка в чайник возле локтя Лидии и сменил
тарелочку с кексами и сандвичами. В ресторане все отчетливее пахло обедом.
По-иному звучали голоса входящих в зал, размытые женские силуэты были уже
окрашены в цвета, более приемлемые вечером, нежели днем; посверкивали
бриллианты. За окнами свинцовые сумерки заливали Странд.
Походя Лидия отметила, что упомянутые семь лет не пошли на пользу
почтенному Эвелайну. По-прежнему такой же большой и дородный, как в те
беззаботные годы отчаянных матчей с Королевским колледжем, он (это было
заметно и без очков) излишне располнел. Когда Эвелайн предложил ей руку,
чтобы провести ее к этому маленькому столику, Лидия видела, что, хотя
почтенному еще не исполнилось и тридцати, лицо его -- все в мешочках и
морщинках, а серо-голубые глаза хранят горькую усталость человека, не
понимающего, где именно он ошибся, выбирая жизненный путь. Одет он, однако,
был безукоризненно и благоухал дорогой помадой. Даже в юности, когда Лидия
была куда более впечатлительной, она находила его речи безумно ходульными и
утомительными, и прошедшие годы его не исправили. Ей пришлось потратить
добрых полчаса на застольную болтовню, чтобы подвести наконец разговор к
главной теме.
Лидия потупила глазки, трогая изящную ручку фарфоровой чашки и точно
зная, что он пристально следит за выражением ее лица. -- Как он умер,
Эвелайн?
-- Это было дорожное происшествие. -- Голос его стал враждебным и
несколько испуганным.
-- О, -- сказала она мягко. -- Я думала... Я слышала...
-- Что бы вы там ни слышали, -- сказал Эвелайн, -- и от кого бы вы это
ни слышали, но погиб он в дорожной катастрофе. И я бы не...
-- Пожалуйста... -- Она вскинула глаза. -- Мне необходимо поговорить с
вами, Эвелайн. Я не знаю, к кому бы еще я могла обратиться. Я попросила вас
о встрече, потому что... Я слышала, здесь замешана женщина.
Теперь в его голосе послышалось раздражение.
-- Она здесь ни при чем. Он погиб в...
-- Мне кажется, с ней связался один мой знаковый.
-- И кто же? -- Глаза почтенного Эвелайна сузились, и он очень напомнил
Лидии ее отца в те минуты, когда тот собирался сделать ей очередное
внушение.
-- Вы его не знаете. -- Лидия запнулась. Эвелайн замолчал, усиленно
соображая. Картина, хорошо ей знакомая. Даже почтенный Берти, известный
тугодум, и тот был поживее своего братца. Наконец Эвелайн заговорил:
-- Не беспокойтесь об этом, Лидия... миссис Эшер. Право, -- поспешил он
смягчить свои слова, видя тревожную морщинку, залегшую меж ее темно-медных
бровей, -- я... Видите ли, я слышал недавно, что... что некто, кого я знаю,
когда-то встречался с нею. Конечно, вы только-только окончили школу, когда
Берти был найден... когда Берти умер, и мы просто многое не могли сказать
вам. Но это была гибельная женщина, Лидия, воплощенное зло. А неделю назад
или около того я... э... встретил ее и предупредил ее... заплатил ей...
словом, заставил покинуть страну. Она уехала.
Произнося все это, на Лидию он не смотрел.
"Смущение? -- предположила она. -- Или что-то еще?"
-- В самом деле? -- Она чуть подалась вперед, чтобы уловить малейшее
изменение его лица.
-- В самом деле, -- произнес он с усталым отвращением. Помолчав, она
спросила:
-- Что она из себя представляет? У меня есть основания спрашивать, --
добавила она, поскольку почтенный Эвелайн готов был выразить негодование:
объект любопытства не был достоин внимания светской дамы. -- Вы же знаете: я
-- врач.
-- Знаю, -- недовольно сказал он -- так, словно имел право это
оспорить. -- Хотя, честно говоря, я не понимаю, как профессор Эшер -- да и
любой муж -- мог позволить своей жене...
-- Словом, -- продолжила она, обрывая излишне фамильярную тираду, -- в
моей практике два или три раза встречались случаи довольно редкого нервного
расстройства, симптомы которого весьма напоминают то, что Дж... мой знакомый
рассказывал об этой женщине, Карлотте. Я подозреваю, что она сумасшедшая.
Это заинтересовало Эвелайна, как заинтересовало бы любого мужчину,
сколь бы решительно он ни осуждал вторжение женщин в исконно мужские
профессии. Он наклонился к ней через стол с огромным любопытством в
водянистых голубых глазах, и она сжала обеими руками его массивную кисть.
-- Но я не встречала ее, а вы... Расскажите мне о ней. Пожалуйста,
Эвелайн. Мне нужна ваша помощь.
В кэбе по пути домой, на Брутон-Плейс, она записала главные моменты
этого разговора -- вряд ли бы Эвелайну понравилось, начни она
конспектировать его ответы прямо в ресторане. Вышколенный официант, видя,
что беседа, кажется, интимная, тактично оставил их за столиком одних, чего
опять-таки не случилось бы, начни она вести записи.
Разговор получился сложный, поскольку Эвелайн, ранее интересовавшийся
только спортом, а теперь только фондовым рынком (подобно тому, как брат его
Берти интересовался лишь нарядами и модами), мало что замечал вокруг. Все же
искусными наводящими вопросами из него кое-что выжать удалось.
Во-первых, Лотта появлялась сразу после заката, когда небо оставалось
еще совсем светлым. Эвелайн полагал, что было это весной, впрочем, с
уверенностью он сказать не мог.
Во-вторых, цвет лица у нее был то белым, то розовым (насколько можно
было судить при газовом освещении) -- иными словами, питалась она
непосредственно перед встречами с Берти и его друзьями. К сожалению, Эвелайн
не смог вспомнить, был ли у нее румянец, когда она приходила раньше
обычного, а то бы можно было считать доказанным, что охотилась она сразу
после захода солнца.
В-третьих, от нее временами как-то странно пахло. Джеймс ничего не
говорил о том, что от вампиров пахнет иначе, чем от людей, хотя,
предположительно, иная диета -- иные выделения... Лидия старалась не
вспоминать о том ужасном запахе, что коснулся ее ноздрей вчера в темном
дворе на Ковент-Гарден.
Еще Эвелайн заметил, что у Лотты что-то не так с ногтями -- что именно,
он сказать не мог. Относительно глаз он лишь повторил свои слова о "злом
выражении", что, конечно, диагнозу никак помочь не могло.
О смерти брата он отказался говорить вообще, но Лидия предполагала,
исходя из рассказов Джеймса о технике шпионажа, что Лотта заботилась о том,
