жертвами? Занималась ли с ними любовью?
Вообще -- способны ли вампиры заниматься любовью физически?
"Женщины, во всяком случае, могут притвориться", -- предположил Эшер.
Когда он спускался в подземку, на лестнице с ним заговорила женщина. Платье
на ней было темно-красное, как запекшаяся кровь, и, судя по произнесению
гласных, родом она была из Уайтчепела. Эшер приподнял шляпу и, вежливо
кивнув, двинулся дальше, размышляя. "И они должны предварительно напиться
крови, прежде чем лечь с кем-нибудь в постель, -- это хоть немного поднимет
температуру тела".
Вернувшись к себе, Эшер вновь взялся изучать расходы Лотты. Сидя
по-портновски на кровати, он раскладывал письма и счета в хронологическом
порядке. Мадемуазель ля Тур обслуживала вампиршу лишь последние несколько
лет -- знакомство через миссис Антею Рэн состоялось в 1899-м. Разумеется,
женщина не может шить платья у одной и той же модистки в течение семидесяти
пяти лет, даже если сама она бессмертна.
Только четыре мужских имени на пригласительных карточках и счетах ни
разу не встретились Эшеру ни в некрологах, ни в хронике светской жизни.
Это были Людвиг фон Эссель, покупавший Лотте вещи между апрелем и
декабрем 1905 года, после чего о нем ничего уже не было слышно; Валентин
Кальвар, купивший Лотте платье с корсажем цвета спелой пшеницы -- не далее
как в марте этого года; затем Кретьен Санглот, приславший приглашение на
балет и не только бравший почту в той же пивной, что и Кальвар, но и
обладавший тем же самым, причем явно французским, почерком. И наконец некто,
чье имя красовалось и на самых старых счетах эпохи наполеоновских войн, и на
карточке, присланной два года назад; некто, неизменно вырисовывавший свою
подпись "Гриппен" четкими зазубренными письменами, не виданными со времен
Джеймса I.
Соорудив весьма абстрактный ужин из хлеба и холодного говяжьего языка,
он углубился в изучение своих записей; когда света поубавилось, чисто
механически зажег газовый рожок. Эшер сильно сомневался в том, что вампиров
убивает кто-то из поклонников Лотты. Однако если Лотта и Кальвар охотились
вместе, то друзья ее жертв могли начать и с него. Лидия должна знать, как
можно выйти на почтенного Эвелайна и невесту Уэстморленда, но опять-таки
здесь нужна осторожность. Вампиры наверняка следят за каждым его шагом,
во-первых, опасаясь убийцы, а во-вторых, того, о чем Исидро не счел нужным
ему сообщить.
Опыт работы в министерстве иностранных дел подсказывал добавить к
имеющимся спискам еще один, совсем короткий: Антея Рэн, Хлоя-Селестина
Уотермид-Уинтердон дю Бо, Валентин Кальвар (он же Кретьен Санглот),
Гриппен... Подняв голову, Эшер обнаружил с удивлением, что за окнами уже
совсем темно.
Ему не пришлось долго бродить по мостовым Гувер-стрит, дожидаясь
появления Исидро. На этот раз Эшер, еще не повернув головы, знал уже, что
вампир идет рядом. Эшер надеялся заметить его на подходе, но что-то опять
отвлекло его -- он так и смог вспомнить, что именно.
-- Неужели вам так трудно хоть однажды появиться по-людски? --
раздраженно спросил он.
Секунду Исидро размышлял, затем тихо ответил:
-- Неужели вам так трудно хоть однажды не проверить все возможные
выходы из дома, прежде чем войти в него? Нас ждет кэб.
Дома на Хаф-Мун-стрит (георгианские строения из красного кирпича) за
долгие годы успели обветшать, потемнеть, покрыться потеками сажи, но все же
это были солидные жилища людей среднего достатка. Кое-где в окнах уже горел
свет. Блики газовых рожков высвечивали крохотные садики -- как правило,
всего несколько кустиков перед высоким крыльцом, ухоженных и едва ли не
вычесанных. Дом номер десять, правда, был несколько запущен: садовник явно
пренебрегал обязанностями, да и крылечко не мылось, наверное, уже чуть ли не
месяц -- для Лондона это катастрофа.
-- Я смотрю, у вампиров тоже проблемы с прислугой, -- тихо заметил
Эшер, когда они поднялись по ступенькам к входной двери. -- Либо вы
нанимаете кого-то, либо вам приходится скрести порог самим. Все лестницы
моются ежедневно, кроме этой. Да и окна уже грязноваты.
-- Есть способы этого избежать. -- Исидро повернул ключ; лицо его,
обращенное к Эшеру в профиль, осталось безразличным.
-- Я не сомневаюсь, что есть. Но даже самому глупому слуге рано или
поздно покажется странным, что никто не заказывает ужина и не требует ночной
посуды.
Вампир приостановился, взявшись рукой в перчатке за тусклую дверную
ручку. Загадочно взглянул на Эшера, кажется, даже с уважением. Затем черный
плащ прошелестел по косяку -- и Исидро исчез в доме. Эшер последовал за ним.
-- Эдвард Хаммерсмит был младшим сыном набоба, разбогатевшего на
торговле с Индией около ста лет назад, -- сообщил из гулкой темноты мягкий
негромкий голос. -- Это один из трех домов, принадлежавших семейству.
Хаммерсмит получил его от отца еще до того, как стал вампиром. В семье он
считался чудаком, среди вампиров -- тоже. Он выходил из дому редко и только
для охоты.
Послышалось чирканье спички, запах серы перебил на миг "ароматы"
сырости и тления, наполнявшие этот -- судя по эху -- обширный пустой холл.
Крохотная вспышка подтвердила это ощущение, отразившись в тусклой позолоте
потемневших полусгнивших панелей и тронув розетку на высоком сводчатом
потолке. Неподвижное лицо Исидро, казалось, было изваяно из нежнейшего
гипса. Он зажег фитиль одной из керосиновых ламп, стоящих на старинном
буфете; дрожащий свет лизнул пыльные квадратные зеркала и окутанные паутиной
канделябры.
-- Он охотился вместе с Лоттой?
-- Иногда. -- Косые тени сопровождали их вверх по лестнице, проплывая
по резным, покоробившимся от сырости панелям. -- Они были оба... -- Вновь
пауза, вновь некая мысленная поправка. -- Эдвард всегда любил что-нибудь
новенькое. Обычно он охотился один.
-- Он был "хорошим вампиром"?
-- Не очень. -- Дойдя до конца первого пролета, Исидро повернул вправо
и толкнул двустворчатую дверь, ведущую в обширную гостиную. Поднял лампу
повыше, и желтоватый свет разлился среди книг, которых здесь были тысячи --
основная масса их теснились на самодельных стеллажах, вздымающихся до
плавного перехода стены в потолок, а остальное было составлено на полу
кипами чуть ли не до пояса высотой. Проходы между грудами томов напоминали
звериные тропки. Башни книг пьяно кренились на двух буфетах, и еще большее
нагромождение виднелось сквозь полуоткрытую дверь: там книги оккупировали
даже сиденья кресел. Разрозненные листы бумаги валялись как попало на этих
грудах подобно осенним листьям. Эшер подобрал страничку -- ломкую и
коричневатую, как ридикюль Лотты. Это оказались ноты какой-то неизвестной
арии Сальери.
Словно маленький островок, в центре комнаты виднелось грязное серое
пятно ковра, на котором стояли стул, столик с керосиновой лампой, фортепьяно
красного дерева и облезлый клавесин. Ноты валялись кипами и под тем, и под
другим инструментом.
Сзади тихий голос Исидро продолжал:
-- Прискорбная черта, если вампир становится похож на одинокую мышь,
стаскивающую все в свою нору.
-- Если страсть к жизни есть основа вашего существования, -- заметил
Эшер, -- то это вполне объяснимо, хотя жить в такой обстановке, мне кажется,
весьма затруднительно. И что, такая черта свойственна всем вампирам?
Он оглянулся и обнаружил, что Исидро смотрит на него вроде бы с
интересом. Наконец вампир отвернулся.
-- Нет. -- Он двинулся к двери, и Эшер пошел вслед за ним. -- Но те,
кому она не свойственна, меня утомляют.
Эшера так и подмывало спросить: а каково хобби самого Исидро, чем
заполняет он бесконечные часы бодрствования между охотами. Но спросил
только:
-- Кальвар охотился вместе с Лоттой?
-- Да. Они стали хорошими друзьями.
-- Любовниками?
Исидро помедлил, остановившись наверху второго пролета; свет
керосиновой лампы падал снизу на его худое лицо, мерцал в паутинчатых
волосах.
-- В том смысле, как это понимают вампиры, -- да, -- осторожно ответил
он. -- Но к сексу это никакого отношения не имеет. Вампиры бесполы; органы
размножения у нас сохранились, но не функционируют. И ни Лотта, ни Кальвар
не помышляли о счастье партнера, как это принято у смертных.
-- Что же тогда между ними было?
-- Совместный экстаз во время убийства. -- Он открыл неприметную
дверцу, затем обернулся. -- Понимаете, экстаз, волна чего-то такого... Это
трудно объяснить. И дело не только во вкусе крови, который, кстати,
некоторые из нас находят весьма Неприятным, хотя я в их число не вхожу.
Видите ли, наши ощущения сильно отличаются от человеческих. Мы ощущаем ткань
чужих мыслей и особенно остро чувствуем тот момент, когда человеческий разум
испускает предсмертный вопль. Агония питает нашу психику точно так же, как
кровь питает наше тело.
Свет лампы придал золотистый оттенок его нежным волосам, смягчил черты
лица, и Эшер вдруг осознал, как тихо и пусто в этом огромном темном доме.
Исидро продолжал без видимого интереса:
-- Будучи вампиром, я все время ощущаю ауру, аромат человеческой
психики, а не только запах крови. Некоторые находят его невыносимо
возбуждающим -- поэтому они и играют со своими жертвами, оттягивая
удовольствие, дразня себя вопросом: сейчас или потом? Это все равно что
балансировать на волосок от оргазма...
Спустя некоторое время Эшер проговорил тихо:
-- Понимаю.
-- Вы не понимаете, -- сказал Исидро, и тихий голос его отозвался эхом
в гулком доме. -- Вы просто не сможете понять. Но вы бы, наверное, поняли,
если бы встретились не со мной, а с другими вампирами.
Многочисленные ниши в стенах комнаты, где Эдвард Хаммерсмит держал свой
гроб, были уставлены свечами. Исидро взял одну из них и затеплил от
керосиновой лампы. Затем обошел помещение, зажигая остальные. Комната
наполнилась дрожащим сиянием. Эшер увидел коробки со свечами, беспорядочно
сваленные в углу, и лужи воска на турецком ковре, вздымающиеся причудливыми
сталагмитами высотой в четыре, а то и в пять дюймов. В центре ковра был ясно
виден след от гроба -- чистый темный прямоугольник. Сам гроб отсутствовал.
Нигде никаких следов пепла -- только лысая тропинка, протоптанная
Хаммерсмитом от гроба к двери, да грязные следы, ведущие к паре высоких
окон. Тяжелые ставни были сорваны с петель.
Обойдя следы, Эшер подошел к окнам, при свете лампы осмотрел сначала
деревянные рамы, затем -- сами ставни.
-- Вес приблизительно мой или чуть тяжелее, -- заметил он. -- Здоров
как бык -- взгляните, как он глубоко вонзал ломик! -- Отступив, достал из
кармана рулетку и замерил длину следов и ширину шага.
-- Гроб был снабжен внутренними щеколдами, -- сказал Исидро. -- И
весьма надежными -- их делал Денни, -- так что крышку просто сняли ломом,
вырвав шурупы из дерева.
-- Где теперь останки? -- Эшер поднял лампу и запрокинул голову, изучая
штукатурку высокого потолка.
-- Мы похоронили их. В усыпальнице Святого Альберта на Пикадилли, если
быть точным. -- Кто это -- мы?
-- Я и мои друзья, -- вежливо отозвался Исидро. Потом он прикрыл глаза,
и свечи в комнате начали гаснуть.
Эшер знал об удивительных способностях вампиров, кроме того, был знаком
и с западными медиумами, и с индийскими факирами, проделывавшими нечто
подобное. Тем не менее он поспешно подобрал лампу и проследовал за Исидро,
не дожидаясь, пока свечи погаснут полностью и оставят его в темноте,
