"Должен предположить, что это прямое нарушение правил."
"Испанское судно было танкером "Сан Кристобаль" из Бильбао. В
то время была большая суматоха в газетах, потому что судно было
нейтральным, но потом оказалось, что оно зафрахтовано
американским военным департаментом. Вы знали это, когда потопили
его?"
"Естественно." Он взглянул на компас и чуть свернул вправо.
"Тогда зачем пытаться устроить, чтобы я думала по-другому?"
Он добродушно улыбнулся: "Мне казалось, что именно в это вы
хотите поверить. Жестокий гунн за дьявольской работой. Расстрел
спасательных лодок из пулеметов, убедившись конечно, что среди
выживших нет красивых женщин."
"Черт побери вас, Герике!"
"Он позаботился задолго до вас."
Она закурила еще одну сигарету и сидела, облокотившись на
стол с картами, нахмурившись и глядя в темное стекло: "Вы любите
суда, и все же разрушаете их."
"Я извращенный по природе. Вам стоит испытать меня
как-нибудь."
"Нет уж, спасибо - и, однако, это не настоящее объяснение."
"А что вы предпочитаете - тонкий психологический анализ, мол,
каждый убивает то, что любит? Ну же, доктор. Даже великий Фрейд
сказал, что иногда сигара - это просто сигара."
"Нас, конечно, не учили этому в медицинской школе."
"Тогда спишите на проклятую войну."
В его голосе появились жестокие нотки, которых прежде не
было. Мгновение она стояла на краю чего-то, вглядываясь во тьму
тайника души, и вернулась назад.
Он снова проверил курс и мрачно глядел во тьму с застывшим
лицом, впервые исчезла постоянная легкая улыбка.
"Ваш английский", неубедительно сказала она, "по-настоящему
хорош."
"Некоторое время мы жили в Гулле. Это порт на восточном
побережье Англии."
"Я знаю."
"Дядя изучал там английский два года." Он улыбнулся: "Мне
говорили, что у меня йоркширский акцент. Когда мы вернулись
домой, я провел год в университете. Философия и математика,
потому что этого хотел дядя Лотар. Но ничего не вышло и он
позволил мне вступить в школу младших морских офицеров на
Финкенвердер в Гамбурге. Потом я ушел в море юнгой на паруснике."
"Тяжелая школа."
"Как узнал вчера мой друг Карвер. Некоторое время я ходил на
парусных клипперах. Торговля чилийскими нитратами, зерно из
Австралии через мыс Горн. Потом я служил третьим офицером на
торговом судне, чтобы пополнить свои навигационные навыки. Мне
было всего двадцать два, когда я получил капитанские дипломы как
для парусников, так и для пароходов."
"А потом?"
"Я никому не был нужен. Бродил по улицам Гамбурга. Посетил
каждого судовладельца, который был там, но ничего не получилось.
Времена были тяжелые, депрессия в самом разгаре. Мы все
встречались в баре на Давид-штрассе под названием "Звезда
Давида". Хозяин служил когда-то боцманом на паруснике и давал в
кредит. В конце концов я ушел первым помощником на клиппере по
большому кругу. Чили, Штаты, потом напрямик в Австралию и снова
домой. Когда я вернулся, все изменилось."
"Как?"
"Шел тридцать третий и Кригсмарине обещало эквивалентный ранг
офицерам торгового флота. Я не мог дождаться, когда попаду в
Штральзунд, чтобы завербоваться."
"Чтобы учиться, как топить суда?"
"Чем-то надо жить."
На некоторое время наступила тишина. Ветер сменился,
поднялась волна, "Катрина" покачивалась на ходу. Джанет осторожно
сказала: "А женщины? Семья? О них не упоминалось. Занимают ли они
вообще какое-нибудь место в вашей схеме мира?"
"Право, нет. Женщины да, но самым обычным образом. Однако,
побывка на берегу, как я всегда находил, редко длится достаточно
долго, чтобы выросло что-то более постоянное."
"Прямо, как "корабли, что проходят в ночи"?"
"Похожая аналогия." Он пожал плечами. "И еще важные вещи в
жизни имеют чертовское обыкновение случаться в самое неподходящее
время. Разве вы не знаете об этом?"
Он повернулся к ней лицом. Она почувствовала холодное
возбуждение, необходимость глубоко вздохнуть, и вдруг внезапный
жестокий шквал ударил "Катрину", положив катер на левый борт.
Джанет свалилась с кресла.
Герике, борясь со штурвалом, выправил ход: "С вами все в
порядке?"
Она кое-как встала на ноги, белая и дрожащая: "Да, но мне
лучше сойти вниз и проверить остальных." Она помедлила, поглядев
во тьму: "Думаете, станет хуже?"
"Вполне могу представить. Я поставлю на автопилот и сам схожу
вниз."
"Безопасно, если один автомат станет управлять в такую
погоду?"
"Гораздо безопаснее, чем позволить вам одной сойти вниз."
Она скользнула в дверь и исчезла. Он чертыхнулся, включил
автоштурман и побежал за ней, уже опоздав, ибо когда он вошел в
салон, у нее в руках была лаклановская винтовка Ли-Энфилда. Она
щелкнула предохранителем, передернула затвор, загнав патрон в
патронник, и обернулась.
"Заряжена, я предполагаю?", спросил он.
"Даю честное слово", сказал Лаклан, пытаясь сесть.
Герике вытащил маузер и взвел его: "Пат, мне кажется."
"Не вынуждайте меня стрелять, дорогой", резко сказал она.
"Если потребуется, я выстрелю и едва ли промахнусь на таком
расстоянии."
На ее лице была решительность, но и некая паника, словно она
знала: если что-нибудь случится, он не нажмет на спуск. Вдруг в
ее глазах появилась отчаянная мольба.
Герике очень мягко улыбнулся и положил маузер на стол: "Ну
ладно", сказал он. "Что ж, это было забавно", и он сцепил руки за
головой.
***
Рихтер, лежа в тесноте, проверял подтрюмное пространство с
помощью штормового фонаря. Помпы непрерывно работали уже два
часа, но там оставался еще на фут воды. Довольно часто, когда
"Дойчланд" ныряла с особенно громадной волны, затхлая вода
окатывала его с головой.
Он закончил инспекцию и вылез через люк в кормовой трюм,
передав фонарь Штурму. "Боже мой, как ты воняешь", заметил
молодой лейтенант.
"Знаю", с отвращением ответил Рихтер. "Там как будто ползешь
в очень старой канализации."
"Как выглядит?"
"Могло быть хуже."
"Хорошо." Штурм повеселел: "Лучше сказать старику прямо
сейчас."
Когда они вышли на палубу, ее как раз накрыла ужасная волна,
и Бергер в клеенчатом плаще и зюйдвестке перегнулся через поручни
квартердека.
"Очень вовремя, господин Штурм", позвал он. "Поднять
топ-парус и передний нижний топ-галлант, и быстро, как сможете."
"Есть."
"И спустить передний парус."
Бергер спустился в каюту, а команда бросилась выполнять
отданный Штурмом приказ, Рихтер прыгнул на веревочную лестницу и
отправился вверх, место не для слабых сердец в такую погоду.
Однако, на палубе условия были почти такие же опасные. Люди на
шторм-трапах были по шею в воде, когда накатывала очередная
волна.
Рихтер, спускаясь на палубу, заметил, как Лотта вышла из
камбуза. В каждой руку она несла по ведру и была в старом
клеенчатом плаще и зюйдвестке. И в то же мгновение он увидел
гигантскую волну, накатывающую на борт.
Он крикнул, предупреждая, схватился за ближайший линь и
быстро заскользил на палубу. Раздался ужасный треск, когда море
хлынуло на корму. Рихтер увидел, как Лотту уносит волна, прыгнул
в шипящую пену и кинулся за ней.
"Дойчланд" уткнулась носом в свинцово-серое небо, высоко
вздыбившись на следующей волне. Рихтер поставил девушку на ноги и
увидел, что она еще сжимает ведра, теперь, однако, пустые. И
хохочет.
"Немного глупо", прокричал он. "Сколько я тебе говорил?"
"Думаю, теперь никогда не просохну", ответила она.
Он поддержал ее под локоть и помог перебраться по палубе в
камбуз. Когда он открыл дверь, внутри была пара футов воды,
вокруг плавали горшки и кастрюли, сестра Анджела на четвереньках.
По ее лицу он увидел, что неистощимое терпение, наконец,
покинуло ее. Рихтер удалился, предоставив Лотте самой справляться
с ситуацией.
***
Бергер просушил полотенцем голову, сел за стол, выбрал черуту
и закурил. Последняя коробка, и в той осталась лишь дюжина. Он с
видимым удовольствием вдохнул аромат Бразилии, потянулся к перу и
начал ежедневную запись в личном дневнике.
"...по моим оценкам мы находимся приблизительно в сотне миль
к западу от залива Галуэй в Ирландии и прекрасно наверствуем
время, главным образом потому, что придерживаюсь политики ставить
как можно парусов в бурную погоду. Несчастливым последствием
этого является, что мы принимаем на борт воду в больших
количествах, что делает жизнь трудной как для команды, так и для
пассажиров. Стеклянная крыша снова разбита, вода без перерыва
каскадом льется в салон, делая существование для монахинь сырым и
неуютным, хотя вознесут ли их на небо призывы к всемогущему
господу или спасут от вознесения, я не могу определить..."
В дверь постучали и вошел Рихтер. Бергер положил перо: "Как
внизу, Хельмут?"
"Воняет, но годится, господин капитан. Мы качали помпой два
часа перед тем, как я спустился, и там все еще было двенадцать
дюймов, но если принять во внимание погоду и сколько воды мы
набираем, то, кажется, не слишком плохо."
"Хорошо", сказал Бергер. "Очень хорошо. У меня ощущение, что
мы должны использовать бурную погоду все время, и приятно
сознавать, что ниже ватерлинии не так плохо, как могло бы быть."
Он потянулся к перу и, еще не вышел Рихтер, уже начал снова
писать.
***
Было восемь-тридцать, когда "Катрина" подошла к Фаде. Герике,
сидящий в вертящемся кресле у стола для карт со связанными за
спиной руками с интересом разглядывал серо-зеленые горбы,
согнувшиеся под дождем, скалы, окропленные белым известняком,
морских птиц, кружащихся в серых тучах, корморанов, бритвоклювов,
чаек всех разновидностей.
"Это Фада?"
Мердок за штурвалом кивнул: "Говорят, имя происходит из
древнего гэльского слова "фундейдх", что значит "остров, лежащий
отдельно от других"."
"Интересно." Герике глубоко вздохнул: "Я люблю острова. У них
особые качества. В апреле сорок первого я патрулировал в Эгейском
море и свалился с чем-то вроде лихорадки. Выздоравливал на
острове Корфу. Изумительное место. Апрель. Самые красивые полевые
цветы, которые я когда-либо видел, и бабочки..."
"Что бы там еще ни было, Фада на это не похожа." Джанет
прошла в дверь, неся кружку чая. "Мне кажется, вам лучше выпить
свою чашку внизу", сказала она Мердоку. "Поставьте на автопилот,
и я прослежу за всем, пока напою гордость Кригсмарине."
Мердок поколебался, потом щелкнул устройством: "Десять минут,
все что вы получите", сказал он и вышел.
"Кажется, он думает, что вы хотите остаться наедине со мной",
заметил Герике. "Как романтично."
"Нет ничего более далекого от истины", сказала она. "Я просто
хотела, чтобы он посидел внизу минут десять и выпил горячего чаю.
Он старик, вы не видите?"
"В вас проснулся доктор. Часто случается?"
"Не на Фаде, поверьте. Здесь весьма здоровые люди."
Она выключила автопилот и встала за штурвал.
"Мне кажется, вы любите это место", сказал он.
"Для меня оно обладает странной привлекательностью. Словно
внешний мир перестает существовать, что часто случается на самом
деле. На Фаде хвастают ветрами от четырех до семи баллов две
трети времени до начала апреля. С сентября снова. Рассказывают
историю о констебле, присланного с большой земли, чтобы
сопровождать местного жителя отбывать шестинедельное наказание в
тюрьме Стирлинга."
"И что случилась?"
"Погода была такой плохой, что к моменту, когда она
улучшилась настолько, чтобы плавать лодкам, срок приговора
