пытаюсь говорить что-то против этого, он засыпает. Он...
- Она дает ему наркотики?
- Не-е-ет. - Ганима отрицательно покачала головой. - Но у него есть
какое-то странное проникновение к ней. И... во сне он часто произносит:
"Джакуруту".
- Опять это! - И Джессика воспроизвела в памяти сообщения Гурни о
заговорщиках, обнаруженных на посадочном поле.
- Иногда я боюсь, что Алия хочет, чтобы Лито нашел Джакуруту, -
сказала Ганима. - И я всегда думала, это это лишь легенда. Ты, конечно,
знаешь ее.
Джессика вздрогнула. "Жуткая история. Жуткая".
- Что нам надо делать? - спросила Ганима. - Я боюсь искать это в моих
воспоминаниях, во всех моих жизнях...
- Гани! Я не позволяю тебе этого делать. Ты не должна рисковать...
- Это может случиться когда угодно, даже если я не буду рисковать.
Как мы узнаем, что на самом деле случилось с Алией?
- Нет! - выкрикнула она. - Итак... Джакуруту, не так ли? Я послала
Гурни найти это место, если оно существуют.
- Но как он сможет... О! Конечно, контрабандисты.
Исходя из этого разговора, Джессика поняла, что мозг Ганимы работал в
соответствии с тем, что творилось в сознании других. "В моем! Как все это
было действительно странно", - думала Джессика, что эта юная плоть могла
содержать в себе воспоминания Пола, по крайней мере до момента
спермального отделения Пола от его собственного прошлого. Это было
проникновение в глубину души, в самые сокровенные уголки сознания, против
чего в Джессике протестовали какие то первобытные инстинкты.
Мгновенно они начали погружаться в абсолютное и безоговорочное
суждение Бене Джессерит: "Мерзость!" Но в этом ребенке было что-то милое,
желание жертвовать ради своего брата, что нельзя отрицать.
"Мы - это одна жизнь, стремящаяся в неизведанное будущее, - подумала
Джессика. - Мы - одной крови". И приготовилась принять события, которые
она и Гурни Хэллек оценили на ходу. Лито надо было отделить от сестры,
надо было обучить, как того требовал орден Сестер.
11
Я слышу, как в пустыне воет ветер, и я вижу, что
зимняя луна поднимается, как большие корабли в пустоте. Им
я даю свою клятву: "Я буду решительна и форму правления
сделаю искусством; я приведу в равновесие мое
унаследованное прошлое и стану современным сокровищницей
своих воспоминаний, представляющих реликвию. И я буду
известен своей добротой более, чем знанием. Мое лицо будет
излучать свет, который заполнит лабиринт времени, пока
будет существовать человечество".
Харк ал-Ада. Клятва Лито.
Будучи совсем юной, Алия-Атридес часами занималась прана-бинду,
пытаясь защитить свою собственную личность от внезапных попаданий других.
Она знала, в чем суть: меланж не мог затеряться где-то на пустыре съетча.
Он проник во все: в пищу, в воду, в воздух, даже строения, и из-за этого
она иногда кричала по ночам. Очень рано она поняла смысл оргий,
устраиваемых в съетче, когда племя выливало омерзительную воду червям. Во
время оргии свободные высвобождали из-под накопившегося гнета свою
генетическую память и избавлялись от нее. Она часто видела, как ее друзья
становились временно одержимыми на оргии.
Что касается ее, не было ни такого высвобождения, ни избавления. Она
владела полностью своим сознанием еще задолго до ее появления на свет. С
этим сознанием пришло роковое видение событий: желая того или нет она
вступала в неизбежный контакт с думами ее предков и тех личностей, которые
благодаря спайсу жили в Леди Джессике. До рождения Алия уже содержала в
себе знания, которыми необходимо было обладать Преподобной Матери из Бене
Джессерит - плюс еще больше знаний от других.
Это знание таило в себе признание жуткой действительности - это была
Мерзость. Все эти знания лишали ее сил. То, что она была рождена до своего
рождения, постоянно напоминало ей об этом. До сих пор она боролась против
самых ужасающих ее предков, на время одерживая пиррову победу, которая
продолжалась все ее детство. Она знала, кому принадлежит какое "я", но
невозможно было избавиться от того, чтобы чья-нибудь жизнь не вторгалась в
нее. "Когда-нибудь я тоже буду внедряться в чью-нибудь жизнь", - говорила
она. Эта мысль приводила ее в уныние. Идти и вторгаться в жизнь ребенка,
порожденного ею самой, воздействуя на сознание, чтобы добавить какую-то
часть жизненного опыта.
Страх крался за ней по пятам, преследовал все ее детство. Он перешел
вместе с ней в отрочество. Она боролась с ним, никогда не прося о помощи.
Кто бы смог оказать ей помощь, в которой она нуждалась? Ни ее мать,
которая никогда не могла избавиться от этого призрака суда Бене Джессерит:
рожденные до рождения были Мерзостью.
И вот наступила та ночь, когда ее брат ушел один в пустыню, чтобы
найти смерть, отдав самого себя Шаи-Хулуду, как думали Свободные. Через
месяц Алия вышла замуж за мастера фехтования Пола Данкана Айдахо, ментата,
возвращенного к жизни из мертвых с помощью искусства планеты Тлейлакс. Ее
мать сбежала на Келадан. Близнецы Пола были по закону отданы Алии на
попечение.
Также она управляла Регентством.
Ответственность за возложенные на нее обязанности отгоняла прочь
прежний страх, и она настежь раскрывала душу всем внутренним жизням,
требуя их совета, погружаясь в транс от спайса в поисках нужных решений.
Кризис наступил в самый обычный, как и многие думают, день весенним
месяцем Лааб, ясным утром в Крепости Муад Диба, где из отверстия сверху
проникал холодный ветер. Алия все еще носила траур желтого цвета, цвета
стерильного солнца. Все больше и больше в последние несколько недель она
отрицала внутренний голос своей матери, который насмехался над
приготовление к предстоящему празднику Святых Дней, который должен был
состояться в Храме.
Голос Джессики становился все тише, и под конец прозвучало какое-то
безликое требование о том, что Алия лучше бы занялась работой над
усовершенствование Закона Атридесов. Вместо этого новые голоса начали
громко заявлять о себе, о том, что наступила их очередь. Алии казалось,
что в ней открылся бездонный колодец, из глубин которого поднимались все
новые лица, как нашествие саранчи, пока наконец она не сосредоточила
внимание на одной из них, которая походила на зверя: это был старый Барон
Харконнен. В охватившем ее ужасе она пронзительно закричала, чтобы как-то
противостоять всему этому внутреннему настойчивому многоголосию, одерживая
временную победу над ними.
В это утро Алия совершала свою обычную прогулку перед завтраком по
саду, расположенному на крыше Крепости. В новой попытке одержать победу в
борьбе с внутренними голосами, она все свое сознание направила на
предостережение Чода Дзэнсунни: "Спускаясь с лестницы, можно упасть
вверх!" Но утренний свет, отражавшийся на вершинах утесов Защитной стены
отвлекал ее. Все дорожки сюда заросли мягкой густой травой. Когда она
перевела взгляд на траву, то увидела капли росы, трава за ночь собирала
всю влагу. Она видела множество своих отражений в этих бесчисленных
капельках воды. Это множество отражений вызывало у нее головокружение.
Каждое отражение имело отпечаток лица, принадлежавшего одному из
многочисленных голосов внутри нее. Она пыталась сосредоточить все свое
внимание на том, что заключала в себе трава. Выпавшие капли росы говорили
ей, как далеко продвинулись вперед экологические преобразования на
Арракисе. Именно в этих северных широтах становится теплее; содержание
двуокиси углерода в атмосфере возрастало. Она вспомнила, что в текущем
году удалось озеленить многие гектары пустыни, а чтобы полить один гектар,
необходимо 37.000 кубических футов воды. Несмотря на мирские мысли, она не
могла подавить в себе постоянные голоса.
Она прижала ладони ко лбу. Ее охранники из Храма на закате прошедшего
дня привели к ней на суд заключенного: Эссас Пэймон, маленький, смуглый
человек, который занимался художественным ремеслом и делал предметы
украшения. В действительности же Пэймон был известен как шпион КХОАМ,
задачей которого было облагать налогом ежегодный сбор спайса. Алия готова
была уже отправить его в подземную темницу, как вдруг он изо всех сил
запротестовал: "несправедливость Атридесов". За это его можно было
приговорить к немедленной смерти через повешение, но Алию задели его
дерзость и самоуверенность. Она сурово заговорила со своего трона
Справедливости, стараясь сильнее запугать его, надеясь на то, что он
раскроет им еще больше, чем то, о чем он уже сказал ее следователям.
- Почему наши сборы спайса представляют такой интерес для Комбайн
Хоннет? - требовала она. - Скажи нам, и мы освободим тебя.
- Я только собираю столько, сколько требует рынок, - сказал Пэймон. -
Я ничего не знаю, что потом делается с моим урожаем.
- Из-за этой незначительной прибыли ты вмешиваешься в наши
королевские планы? - настаивала Алия.
- Королевство почему-то всегда считает, что у нас не может быть таких
же планов, - возразил он.
Алия, покоренная его отчаянной смелостью, сказала:
- Эссас Пэймон, будешь работать на меня?
При этом его смуглое лицо побледнело, и он сказал:
- Вы почти парализовали меня, даже не затянув на шее петли. Неужели
во мне появилось нечто ценное, из-за чего вдруг начали торг?
- У тебя есть обыкновенная и практическая ценная вещь, - сказала она.
- Ты смелый, и ты сдаешься внаем лицу, предложившему наивысшую цену. Я
могу заплатить больше, чем кто-либо другой в Империи.
На что он назвал приличную сумму за свои услуги, но Алия засмеялась и
назвала цифру, которую она считала более разумной и несомненно более
высокой, чем он получал до этого. Она добавила:
- И конечно, я бросаю в подарок твою жизнь, которую, как я полагаю,
ты ценишь гораздо выше.
- Выгодная сделка! - закричал Пэймон, и, по сигналу Алии, его увел ее
Святейший Мастер, Джавид. Меньше, чем через час, когда Алия приготовилась
покинуть Зал Суда, вошел Джавид, спеша доложить ей, что слышали, как
Пэймон бормотал роковые строки из Оранжевой Католической Библии:
"Maleficos non patieris vivre".
"Ты не должен позволить жить ведьме", - перевела Алия. Вот какой была
его благодарность! Он был одним из тех, кто составлял заговор против ее
собственной жизни! В приступе гнева, которого до сих пор никогда не
испытывала, она приказала немедленно казнить Пэймона и отправить его тело
в Храм, в помещение для умерших, где вода из его тела, по крайней мере,
будет применена с пользой для дела.
И всю ночь напролет ее преследовало смуглое лицо Пэймона.
Она испробовала все свои уловки и хитрости, чтобы избавиться от этого
настойчивого, оскорбляющегося образа, цитируя Бу Джи из Книги Креоса
Свободных "Ничего не происходит! Ничего не происходит!" Но наступил новый
день, а образ Пэймона все преследовал ее, и его лицо присоединилось к тем
лицам, которые отражались в капельках росы.
Женщина из охраны позвала ее к завтраку. Алия вздохнула. Ей предстоял
выбор меньшего из двух зол: громкий крик внутри ее сознания или громкий
крик ее помощников - все это были бессмысленные крики, но настойчивые в
своих требованиях, шум, который она предпочла бы прекратить с помощью
лезвия ножа.
Не обращая внимания на стражу, Алия взглянула через сад на крыше в
