Когда с этим было покончено, Муриз тут же хлопнул в ладоши. Пришли
помощники и начали убирать тела, вытаскивая в помещение для умерших, где
из них должны были взять воду.
Муриз поднялся, посмотрел на сына, который стоял, тяжело дыша,
наблюдая, как помощники вытаскивают тела.
- Теперь ты - мужчина, - сказал Муриз. - Вода наших врагов накормит
рабов. И, мой сын...
Ассан Тарик быстро повернулся и взглянул на отца. Губы молодого
человека были плотно сжаты, уголки рта оттянуты назад, потому что он
пытался улыбнуться.
- Проповедник об этом ничего не должен знать, - сказал Муриз.
- Я понял, отец.
- Ты все хорошо сделал, - сказал Муриз. - Те, кто натыкается на
Шулох, не должны жить.
- Как скажешь, отец.
- Теперь тебе можно доверять важные дела, - сказал Муриз. - Я горжусь
тобой.
13
Искушенное в жизни человечество может стать
примитивным. Что это обозначает на самом деле - то, что
образ жизни человечества меняется. Меняются старые
ценности, они все больше связываются с новыми,
заслоненными растительностью и животными. Это новое
существование требует знаний, которые постоянно
совершенствуются, тех словесных и взаимосвязанных между
собой событий, которые, как правило, имеют отношение к
природе. Это требует меры по отношению к силе инерции
внутри таких природных систем. Когда человечество добьется
таких знаний и такого отношения, это будет называться
"примитивным". Обратное положение, разумеется, равноценно:
примитивные могут стать искушенными, но при этом не
причиняя странного психологического вреда.
Харк ал-Ада. Комментарий Лито.
- Но как мы можем быть уверены? - спросила Ганима. - Это очень
опасно.
- Мы это раньше проверяли, - сказал Лито.
- Это не может быть тем же самым теперь. Что если...
- Это единственный путь, открытый нам, - сказал Лито. - Ты согласна
со мной в том, что мы не можем воспользоваться спайсом?
Ганима вздохнула. Ей не нравилась резкость и настойчивость этих слов,
но она знала о необходимости, которая давила на ее брата. Она также знала
об опасной причине своего нежелания. Они вынуждены были обратиться к Алии,
чтобы узнать опасность того внутреннего мира.
- Ну? - спросил Лито.
Она снова вздохнула.
Они сидели, скрестив ноги, в одном из уединенных мест, в пещере, где
часто их отец и мать наблюдали, как солнце садилось в пустыню. Это было
спустя два часа после вечерней трапезы, время, когда близнецы должны были
упражнять свое тело и ум.
- Я попробую один, если ты отказываешься мне помочь, - сказал Лито.
Ганима отвернулась и посмотрела на мокрые стены пещеры. Лито продолжал
обозревать пустыню.
Они некоторое время говорили на языке таком древнем, что даже его
название было неизвестно. Это язык дал их мыслям уединение, в связи с чем
никто из разумных существ не мог проникнуть в них. Даже Алия, которая
избегала сложностей своего внутреннего мира, испытывала недостаток
умственных связующих звеньев, которые позволили бы ей извлечь больший
смысл из обычного слова.
Лито глубоко вздохнул, вбирая в себя специфический запах съетчей
Свободных, который накопился в этой нише, куда не доходил ветер.
Шелестящий шум съетча и его влажный жаркий воздух не попадал сюда, и они
оба от этого ощущали облечение.
- Я согласна, что мы нуждаемся в руководстве, - сказала Ганима. - Но
если мы...
- Гани! Нам нужно нечто большее, чем руководство. Нам нужна защита.
- Возможно, защиты никакой нет. - Она посмотрела брату прямо в глаза,
и сама же увидела в его глазах свой собственный взгляд, похожий на
настороженную бдительность хищника. Его глаза противоречили безмятежности
его лица.
- Мы должны избежать одержимости, - сказал Лито. Он использовал
специальный речевой оборот из древнего языка.
Ганима более подробно пояснила его утверждение.
- Мохв'овиум д'ми хиш паш мох'м ка, - проинтонировала она. - Захват
моей души - это захват тысячи душ.
- Даже гораздо больше, - добавил он.
- Зная угрозы, как ты настаиваешь. - Она произнесла это как
подтверждение, а не как вопрос.
- Вабум'к вабунат! - сказал он. - Поднимаясь, ты поднимаешься!
Ом почувствовал, что его выбор - очевидная необходимость. Это должно
быть сделано лучшим образом. Они должны ввергнуть прошлое в настоящее и
способствовать его раскручиванию в их будущем.
- Мурият, - продолжала она, ее голос был глухим. - Это должно быть
сделано с душой.
- Конечно. - Он взмахнул рукой, показывая этим жестом, что он
полностью согласен. - Тогда мы посоветуемся, как это делали наши родители.
Ганима промолчала. Инстинктивно она посмотрела на юг, на огромный
открытый эрг, в котором показался грязно-зеленый островок дюн в последних
лучах уходящего солнца. В этом направлении ушел ее отец в пустыню, когда
последний раз его видели.
Лито посмотрел вниз со скалы на зеленый оазис съетча. Все погрузилось
в сумерки, но он знал все эти формы и краски: цветы медного, золотистого,
красного, желто-рыжего и красно-коричневого оттенков были распространены
до самых скал. За скалами тянулись мерзкая полоса умершей арракисской
жизни, убитой чужими растениями и огромным количеством воды, теперь
служащей препятствием для пустыни.
Немного времени спустя Ганима сказала:
- Я - готова. Давай начнем.
- Да, будь все проклято! - Он протянул руку и дотронулся до ее руки,
чтобы смягчить свое восклицание, сказав: - Пожалуйста, Гани... Спой ту
песню. Она помогает мне более легко достигнуть этого.
Ганима приблизилась к нему, левой рукой обвила его вокруг талии. Два
раза глубоко вздохнула, прокашлялась и начала петь песню, которую ее мать
так часто пела их отцу:
Вот я возвращаю дары, которые ты даешь,
Я лью сладкую воду на тебя.
В этом безветренном месте должна преобладать жизнь.
Моя любовь, ты должен жить во дворце,
Твои враги проваляться в пустоту.
Мы идем вместе по дороге,
Которую моя любовь проложила для тебя.
Я укажу дорогу,
Потому что моя любовь - это твой дворец...
Ее голос растворился в молчании пустыни, и Лито чувствовал, как он
постепенно погружается, куда-то падает, становясь отцом, чьи воспоминания
распространились, как покров в генах его немедленного прошлого.
- На это короткое время я должен стать Полом, - сказал он сам себе. -
Рядом со мной не Гани, а моя возлюбленная Чани, чей мудрый совет спасал
нас обоих много раз.
В свою очередь, Ганима на некоторое время поддалась воспоминаниям
своей матери. Как совершенно легко это можно было сделать женщине, и в
тоже время для нее это представляло большую опасность. Голосом, который
сразу стал сильным, Ганима сказала:
- Посмотри туда, милый!
Поднялась Первая Луна, и на фоне ее холодного света они увидели дугу
оранжевого огня, поднимающуюся в пространство. Транспорт, который доставил
леди Джессику, возвращался к основному кораблю на орбите.
Воспоминания нахлынули на Лито, внутри него как будто ударили в
колокола. Теперь он был другим Лито - Герцогом Джессики. Необходимость
подвинула эти воспоминания в строну, но перед этим он почувствовал
пронизывающую любовь и боль.
- Я должен быть Полом, - напомнил он себе.
Трансформация в нем произошла мгновенно, как будто Лито был экраном,
на котором отражался его отец. Он чувствовал одновременно свою собственную
плоть и плоть своего отца, и эти различия угрожали истощить его силы.
- Помоги мне, отец, - прошептал он. Короткое волнение прошло, и
теперь в его сознании появился другой отпечаток, заставивший его
собственное "я" стать посторонним наблюдателем.
- Мое последнее видение еще не пришло, чтобы уйти, - сказал он, и это
был голос Пола. Он повернулся к Ганиме. - Ты знаешь, что я видел.
Она дотронулась до его щеки правой рукой.
- Ты шел в пустыню, чтобы умереть, любимый? Это то, что ты сделал?
- Так могло бы быть, но это видение... Неужели оно не может стать
весомой причиной, чтобы остаться в живых?
- Но слепым? - спросила она.
- Даже так.
- Куда же ты мог пойти?
Он тяжело, нервозно вздохнул.
- Джакуруту.
- Любимый! - Слезы хлынули из ее глаз.
- Муад Диб, герой, должен быть полностью уничтожен, - сказал он. -
Иначе этот ребенок не сможет вытащить нас из этого хаоса.
- Золотая Тропа, - сказала она. - Это дурное видение.
- Это единственное возможное видение.
- Алия потерпела провал, тогда...
- Совершенно верно. Ты видишь повторение этого.
- Хвоя мать вернулась слишком поздно. - Она кивнула, и на детском
лице Ганимы появилось мудрое выражение Чани. - Может ли быть, что другого
видения не будет? Возможно, если...
- Нет, любимая. Нет. Все-таки этот ребенок не может смотреть в
будущее и возвращаться невредимым.
Снова его тело вздрогнуло от прерывистого дыхания, и Лито -
наблюдатель почувствовал глубокое желание своего отца прожить еще раз во
плоти, принимать жизненные решения, и какой отчаянной была необходимость
исправить ошибки прошлого!
- Отец! - крикнул Лито, и это было так, как будто эхо отдалось в его
собственном черепе.
Это было глубочайшее желание, которое Лито потом почувствовал:
медленное удаление внутреннего присутствия его отца, высвобождение его
собственного сознания и разума.
- Любимый, - шептал рядом с ним голос Чани, и удаление было
замедлено. - Что случилось?
- Не уходи, пока, - сказал Лито, и это был его собственный голос,
неуверенный, но все-таки его. Затем: - Чани, ты должна сказать нам, как мы
избежим... что случилось с Алией?
Это был Пол внутри, который отвечал ему, хотя слова его он слышал
внутренним слухом. Голос говорил медленно, с длинными паузами:
- Нет никакой уверенности. Ты... видела. Что почти всегда...
случалось... со мной.
- Но Алия...
- Проклятый Барон владеет ею! - Лито почувствовал жгучую сухость в
горле. Есть ли он... имею ли я...
- Он - в тебе... но... я... мы не можем... иногда мы чувствуем...
друг друга, но ты...
- Ты не можешь читать мои мысли? - спросил Лито. - Знала бы ты, если
бы... он...
- Иногда я могу чувствовать твои мысли... но я... мы... живем только
через... через... отражение... в... в твоем сознании. Твоя память создает
нас. Опасность... это определенная память. И... те из нас... те из нас,
которые любят власть... и собираются ее... любой ценой... те могут быть
более точными.
- Более сильными? - прошептал Лито.
- Более сильными.
- Я знаю твое видение, - сказал Лито.
- Прежде чем позволить ему овладеть мной, я стану тобой.
- Только не это!
Лито кивнул, чувствуя огромное желания своего отца уйти, признавая
последовательность неудач. Одержимость в любой степени сводила одержимого
к Мерзости. Признание же давало ему обновленное чувство силы и наполняла
его собственное тело огромным, острым и глубоким осознанием прошлых
ошибок, как собственных, так и своих предшественников. И только лишь
неуверенность ослабляла - это он сейчас чувствовал. Например, искушение
бороться со страхом внутри него. Плоть обладала способностью
