Они продолжали разговаривать с Дедом, и сейчас, когда они стояли
рядом, мне бросилось в глаза некоторое сходство между сморщенной
физиономией Деда и классическими чертами хозяина шамбы; точно так же наш
вандеробо-масай казался жалкой карикатурой на красавцев масаев, которых мы
встретили в лесах.
Мы все вместе спустились к ручью, я помог Камау обвязать шины
веревками вместо цепей, а старший,
"Римлянин", и другие тем временем разгрузили машину и внесли самый тяжелый
багаж на крутой берег. Мы с разгона проскочили ручей, подняв тучу брызг,
потом, усердно подталкивая машину, одолели половину подъема, но тут машина
застряла. Мы рубили кустарник, копали землю и наконец втащили машину
наверх, но впереди было еще маисовое поле, и я не представлял себе, куда
ехать дальше.
- Куда поедем? - спросил я пожилого Римлянина.
Гаррик перевел мой вопрос, но Римлянин ничего не понял, и на помощь
Гаррику пришел Дед.
Римлянин указал влево, на сплошную изгородь у опушки леса.
- Но ведь машина там не пройдет.
- Лагерь, - ответил М'Кола, желая сказать, что мы станем там на ночлег.
- Плохое место, - возразил я.
- Лагерь, - твердо сказал М'Кола, и все закивали головами.
- Лагерь! Лагерь! - подхватил Дед.
- Там будет наш лагерь, - торжественно продекламировал Гаррик.
- Убирайся к черту, - беззлобно сказал я ему. Я пошел к изгороди
вместе с Римлянином, без умолку говорившим что-то на непонятном мне языке.
М'Кола последовал за мной, остальные погрузили вещи в машину и затем
догнали нас. Я читал где-то, что близ покинутых туземных селений не
следует разбивать лагерь из-за клещей и других паразитов, и, вспомнив это,
решил во что бы то ни стало переменить место. Мы пролезли через пролом в
изгороди и увидели за ней постройку из бревен и молодых деревьев,
воткнутых в землю и переплетенных ветвями. Жилище это напоминало большой
курятник. Римлянин указал рукой на дом, как бы приглашая нас располагаться
здесь, и продолжал болтать.
- Клопы, - неодобрительно сказал я, обращаясь к М'Кола на суахили.
- Нет, - ответил он тоном, не допускающим возражений. - Никаких клопов!
- Злые клопы. Много клопов. Зараза.
- Нет клопов, - упорствовал он.
В конце концов М'Кола меня переспорил, и пока Римлянин говорил, - как
я надеялся, что-то очень дельное, - подошла машина, остановилась под
большим деревом шагах в пятидесяти от изгороди, и туземцы стали выгружать
и переносить все необходимое для устройства лагеря. Мою палатку с
брезентовым полом раскинули между деревом и "курятником", а я присел на
бачок с бензином и завел с Римлянином, Дедом и Гарриком разговор об охоте.
Камау и М'Кола тем временем разбивали лагерь, а вандеробо, разинув рот,
стоял на одной ноге.
- Где были куду?
- Там. - И он указывает куда-то в сторону.
- Большие?
Римлянин растопыривает руки, чтобы показать, какие у них огромные
рога, затем изливает на меня бурный поток красноречия.
При помощи словаря с трудом составляю фразу:
- Где же тот куду, за которым вы следили? Вместо ответа - длинная
речь, смысл которой, по-видимому, сводится к тому, что они следили за
всеми куду разом.
День уже клонился к вечеру, и небо заволокли тучи. Я вымок до пояса,
носки мои пропитались жидкой грязью. Кроме того, я вспотел, толкая машину
и работая лопатой.
- Когда начнем? - спросил я.
- Завтра, - ответил Гаррик, даже не потрудившись перевести мой вопрос
Римлянину.
- Нет, - возразил я. - Сегодня!
- Завтра, - упорствовал Гаррик. - Сегодня поздно. До темноты один час.
- И он указал на мои часы. Я порылся в словаре:
- Будем охотиться сегодня. Последний час - лучший час.
Но Гаррик находил, что куду слишком далеко и мы не успеем вернуться в
лагерь. Все это он объяснил жестами, а вслух произнес только:
- Охота завтра.
- Бездельник, - сказал я по-английски. Римлянин и Дед стояли молча. Я
ежился: солнце скрылось за тучами, и стало холодно, несмотря на духоту;
которая наступила после дождя.
- Дед! - сказал я.
- Что, господин? - откликнулся он. Поспешно листая словарь, я сказал:
- Охота на куду сегодня. Последний час - лучший час. Куду близко?
- Может, и близко.
- Охота сейчас?
Они посовещались между собой.
- Охота завтра, - опять вмешался Гаррик.
- Заткни глотку, актер, - сказал я. - Послушай, Дед, - поохотимся
немного сегодня?
- Да, - согласился он, и Римлянин тоже кивнул. - Только немного.
- Хорошо, - сказал я и пошел за сухой рубашкой, фуфайкой и носками.
- Охота сейчас, - сказал я М'Кола.
- Хорошо, - ответил он. - М'узури.
Переобувшись и надев все сухое и чистое, я блаженствовал, сидя на
бачке с бензином и попивая разбавленное виски в ожидании Римлянина. Я
предчувствовал, что сегодня непременно буду стрелять по куду, и пил для
того, чтобы успокоиться. А еще для того, чтобы уберечься от простуды. А
еще я пил виски просто так, потому что я его люблю, и хотя настроение у
меня было превосходное, от виски оно становилось еще лучше.
Когда вернулся Римлянин, я застегнул башмаки, посмотрел, есть ли
патроны в магазине моего ружья, снял с мушки защитный колпачок и продул
прицел. Потом я допил виски из оловянной кружки, стоявшей на земле у
бачка, и встал, проверив, лежат ли два носовых платка в карманах рубашки.
Появился М'Кола с охотничьим ножом и биноклем Старика.
- А ты оставайся здесь, - сказал я Гаррику. Он ничего не имел против.
Он считал, что глупо выходить на охоту так поздно, и заранее торжествовал,
уверенный, что окажется прав. Вандеробо же вызвался пойти с нами.
- Ну и хватит людей, - сказал я, сделав Деду знак остаться, и мы вышли
из крааля - впереди Римлянин с копьем, за ним я, следом М'Кола с би-
ноклем и заряженным манлихером, а вандеробо-масай с копьем замыкал шествие.
Был уже шестой час, когда мы двинулись через маисовое поле, затем
спустились к ручью, перешли его в сотне шагов выше плотины, где русло
суживалось, медленно и осторожно взобрались на крутой противоположный
берег, промокнув до пояса среди буйной травы и папоротников. Не прошло и
десяти минут, как Римлянин, неожиданно схватив меня за руку, заставил лечь
рядом с ним на землю; я сразу дернул затвор винтовки. Затаив дыхание.
Римлянин указал на другой берег, и там на опушке леса я увидел большого
серого зверя с белыми полосами по бокам и огромными витыми рогами; зверь
стоял боком к нам, подняв голову и, видимо, прислушивался. Я вскинул
ружье, но мне мешал куст впереди. Чтобы выстрелить поверх него, пришлось
бы встать во весь рост.
- Пига, - прошептал М'Кола. Я погрозил ему пальцем и пополз вперед,
огибая куст. Я очень боялся спугнуть зверя, прежде чем подползу на
выстрел, но не забывал наказа Старика: "Сумейте выждать". Подкравшись
поближе, я встал на одно колено, взял куду на мушку и, восхищенный его
размерами, твердя себе, что волноваться не надо, что случай самый
обыкновенный, по всем правилам выцелил куду чуть пониже лопатки и нажал
спуск. Грянул выстрел, куду сделал скачок и кинулся в заросли, но я знал,
что не промахнулся. Я выстрелил вторично по серому пятну, мелькавшему
среди деревьев. М'Кола орал: "Пига! Пига!", то есть: "Попал! Попал!" - а
Римлянин хлопнул меня по плечу, обмотал свою "тогу" вокруг шеи и побежал
нагишом, а следом за ним и мы четверо понеслись во весь дух, как гончие,
через ручей, вздымая фонтаны воды, и потом вверх по откосу. Голый Римлянин
уже продирался впереди сквозь заросли. потом нагнулся и, подняв листок,
обрызганный алой кровью, шлепнул меня по спине, а М'Кола крикнул: "Даму!
Даму!" - "Кровь! Кровь!" Чуть подальше мы нашли глубокий след, уводивший
вправо, и я, на ходу перезаряжая винтовку, вместе со всеми ринулся в
полумрак леса, где Римлянин, сбившись было со следа, вдруг снова нашел
кровь и дернул меня за руку, заставляя лечь.
Все мы затаили дыхание - куду стоял на полянке в какой-нибудь сотне
шагов, должно быть тяжело раненный, насторожив уши, большой, серый, с
чудесными рогами, и, повернув голову, глядел прямо на нас. Я подумал, что
теперь уж надо стрелять наверняка, пока совсем не стемнело, задержал
дыхание и прицелился зверю в лопатку. Послышался хряск пули, и куду тяжело
встал на дыбы. М'Кола закричал "Пига! Пига! Пига!" - но куду скрылся из
виду, а мы снова понеслись, как гончие, и чуть не упали, споткнувшись обо
что-то. Это и был наш огромный, прекрасный самец куду, он лежал на боку,
мертвый, и рога его, дивные, разлетистые рога, изгибались темными
спиралями; он свалился в пяти шагах от того места, где его настиг мой
выстрел, и лежал - большой длинноногий, серый с белыми полосами,
увенчанный огромными рогами орехового цвета, на концах словно выточенными
из слоновой кости, с густой гривой на высокой красивой шее, с белыми
отметинами между глаз и на носу - и я, нагнувшись, дотронулся до него,
чтобы убедиться, что это не сон. Куду лежал на том боку, куда вошла пуля,
вся шкура была целехонька, и от него исходил нежный, приятный запах - так
благоухает дыхание телят и тимьян после дождя.
Римлянин бросился мне на шею, М'Кола что-то кричал неожиданно высоким,
певучим голосом, а вандеробо-масай все похлопывал меня по плечу и прыгал
от радости. Потом все по очереди торжественно пожали мне руку -
престранным способом, неизвестным мне до того времени: хватали меня за
большой палец, зажимали его в кулаке, трясли и тянули, потом снова
энергично сжимали и при этом пристально смотрели мне в глаза.
Мы снова полюбовались добычей, а М'Кола стал на колени, провел по
рогам пальцем, измерил руками их размах, не переставая напевать:
"Оо-оо-иии-иии", - иногда восторженно взвизгивая и поглаживая то морду, то
гриву куду.
Я хлопнул Римлянина по спине, а он снова совершил церемонию с большим
пальцем; я отвечал ему тем же. Я обнял вандеробо-масая, и он, сильно и с
большим чувством, потянул меня за палец, ударил себя в грудь и сказал
гордо:
- Вандеробо-масай - самый лучший проводник.
- Вандеробо-масай молодчина! - подтвердил я. А М'Кола все тряс
головой, глядел на куду и повизгивал. Потом он сказал:
- Думи, думи, думи! Бвана Кабор кидого, кидого. - Это значило, что
перед нами король всех куду, а добыча Карла - мелочь, пустяк.
Все мы понимали, что убит не тот куду, по которому я стрелял сначала,
а тот лежит где-нибудь, сраженный первым выстрелом, но это не имело
значения, потому что перед нами было настоящее чудо. Однако мне захотелось
взглянуть и на первого.
- Пошли, там еще один куду, - сказал я.
- Он мертв, - ответил М'Кола. - Куфа.
- Идем же.
- Этот лучше всех.
- Пошли.
- Мерять надо! - взмолился М'Кола. Я протянул стальную ленту рулетки
по изгибу рога, М'Кола придерживал ее снизу. Рог был значительно длиннее
пятидесяти дюймов. М'Кола смотрел на меня с жадным нетерпением.
- Большой! Большой! - сказал я. - Вдвое больше, чем у бваны Кабора.
- Иии-иии, - затянул он опять.
- Ну, идем, - сказал я. Римлянин уже скрылся из виду.
Мы поспешили к тому месту, где видели куду перед первым выстрелом, и
сразу же заметили на уровне груди испачканные кровью листья кустарника. А
в сотне шагов оттуда лежал мертвый куду. Этот оказался поменьше первого.
Рога такие же длинные, но менее раскидистые, и все ж этот тоже был хорош.
Он лежал на боку, подмяв под себя куст, на который свалился.
Снова пошли рукопожатия с дерганьем за палец, что, видимо, было у
туземцев выражением крайнего восторга.
- Это аскари, - пояснил М'Кола. Он хотел сказать, что этот куду -
страж, или телохранитель, того, что покрупнее. Видимо, он был в лесу,
когда мы увидели первого куду, пустился бежать вместе с ним, а потом
остановился, недоумевая, почему тот отстал"
Я хотел сфотографировать свою добычу и велел М'Кола вместе с
Римлянином сходить в лагерь и принести два аппарата - "графлекс" и
кинокамеру, а также электрическую вспышку. Я знал, что лагерь на этом же
берегу, ниже по течению, и надеялся, что Римлянин сообразит, как сократить
путь, и вернется еще до заката.
Они ушли, а мы с вандеробо при ярком свете солнца, выглянувшего из-за
