горы и в другой красивой долине видели то место, где какой-то бвана,
которого туземцы упорно именовали "Бвана Доктор", подстрелил
замечательного самца куду; пока мы смотрели сверху на долину, там
показался какой-то масай, и я сделал вид, будто хочу выстрелить в него.
Гаррик заволновался и с
трагическими жестами стал твердить, что там человек, человек, человек!
- А в человека разве стрелять нельзя? - спросил я.
- Нет! Нет! Нет! - воскликнул он, прикладывая руку ко лбу. Я с
притворной неохотой опустил ружье, разыграв эту комедию для того, чтобы
позабавить ухмылявшегося М'Кола.
Так как стало очень жарко, мы двинулись через луг, где трава была до
колен и буквально кишела крупной красноватой прозрачнокрылой саранчой,
которая тучами поднималась вокруг нас, жужжа, как косилка, потом вверх по
невысоким холмам, вниз по длинному крутому склону и, наконец, долиной, в
которой тоже густо роилась саранча, в лагерь, где мы уже застали Карла с
его добычей.
Когда я проходил мимо палатки свежевальщика, он показал мне отрезанную
голову антилопы, с которой капюшоном свисала шкура, а там, где череп был
отделен от позвоночника, сочилась еще не запекшаяся кровь. Это был
какой-то странный и жалкий куду. Лишь морда от глаз до ноздрей,
гладко-серая, с белыми отметинами, да длинные изящные уши были хороши. На
глазах, уже затянутых пленкой, сидели мухи, а рога, тяжелые, шершавые,
вместо того чтобы завиваться вверх, круто изгибались в стороны. Это была
удивительная голова, массивная и уродливая.
Старик сидел под тентом с книгой и курил трубку.
- Где Карл? - спросил я.
- Наверно, в своей палатке. Ну, что вы сегодня поделывали?
- Бродили вокруг холма. Видели двух куду.
- Ужасно рад за вас, - сказал я Карлу, останавливаясь у входа в его
палатку. - Расскажите, как это вам удалось?
- Мы караулили в засаде, и проводники подали мне знак пригнуться, а
когда я поднял голову, куду стоял уже совсем близко. Он показался мне
огромным.
- Мы слышали ваш выстрел. Куда попала пуля?
- Кажется, сначала в ногу. Потом мы погнались за ним, и я стрелял еще
несколько раз, пока не свалил его.
- А я слышал только один выстрел.
- Нет, их было три или четыре.
- Наверное, горы заглушали выстрелы, раз вы ушли в сторону... А рога у
него массивные и раскидистые.
- Спасибо, - сказал Карл. - Надеюсь, вам достанется еще лучшая добыча.
Проводники уверяют, что там был и второй самец, но я его не видел.
Я вернулся к нашему тенту, где сидели Старик и Мама. Оба, видно, были
не в восторге от этого куду.
- Что это вы такие невеселые? - удивился я.
- Ты видел голову? - спросила моя жена.
- Конечно.
- Какое уродство!
- Ну, что ж, это куду. На солонце был еще один, надо туда съездить.
- Да, да, Чаро и следопыты уверяют, что там был еще один самец,
крупный, с замечательными рогами.
- Вот и прекрасно. Этого убью я.
- Если только он придет опять.
- Как хорошо, что Карлу наконец посчастливилось, - сказала Мама.
- Бьюсь об заклад, он еще убьет самого крупного куду на свете, -
отозвался я.
- Я пошлю его с Дэном за черными антилопами, - сказал Старик. - Так мы
условились: первый, кто убьет куду, идет добывать черных антилоп.
- Что ж, это правильно.
- А потом, как только и вы добудете себе куду, мы отправимся следом за
ними.
- Чудесно!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
НЕУДАЧНАЯ ОХОТА
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Все это было раньше, - казалось, целый год прошел с тех пор. И вот
теперь, в жаркий солнечный день, после того как я подстрелил цесарку, мы
едем в машине на солонец, за двадцать восемь миль от лагеря, потеряв
попусту пять дней сначала на том солонце, где повезло Карлу, потом в
холмах, высоких и низких, потом на равнине, и в довершение всего нам
сорвал охоту грузовик этого австрийца. А я все время помнил, что до
отъезда остается только два дня! М'Кола тоже помнил это, - мы теперь
охотились вместе, как равные, и не смотрели больше друг на друга с
чувством превосходства. Нас мучила одна мысль - что время не ждет, и
досада, что мы не знаем местности и всецело зависим от проводников,
которые навязались нам на шею.
Наш шофер, Камау, был из племени кикуйу; этот тихий человек лет
тридцати пяти, в старой суконной куртке, брошенной за негодностью каким-то
охотником, в штанах с огромными, уже прохудившимися заплатами на коленях и
сильно заношенной рубахе, каким-то чудом ухитрялся всегда выглядеть даже
щеголеватым. Скромный и молчаливый Камау отлично знал свое дело; сегодня,
когда мы выехали из зарослей на голую пустынную равнину, я посмотрел на
него, такого опрятного в старой куртке, заколотой
английской булавкой, и вспомнил, как этот человек, чья неизменная
приветливость, скромность и мастерство так восхищали меня, едва не умер от
лихорадки во время нашего первого путешествия, а я тогда боялся только
одного: остаться без шофера. Теперь смерть нашего Камау при любых
обстоятельствах глубоко огорчила бы меня...
Отогнав эти сентиментальные мысли о далекой и маловероятной кончине
Камау, я стал размышлять о том, с каким удовольствием всадил бы я хороший
заряд дроби в зад Давиду Гаррику, когда он разыгрывает великого следопыта,
и поглядел бы, какую он скорчит рожу. И вдруг в эту самую минуту мы
подняли вторую стаю цесарок. М'Кола протянул мне ружье, но я отрицательно
покачал головой. Он энергично закивал в ответ, сказал: "Правильно! Очень
правильно!" - а я велел Камау ехать дальше. Гаррик взволновался и произнес
целую речь: "Разве нам не нужны цесарки? Так вот же они. И какие
замечательные!" Но я не слушал его. Если верить спидометру, до солонца
оставалось не более трех миль, а в мои планы вовсе не входило распугать
антилоп стрельбой, как спугнул куду грузовик австрийца в тот раз, когда мы
притаились в засаде.
Мы вылезли из машины возле группы чахлых деревьев, милях в двух от
места, и по песку зашагали к ближайшему солонцу, расположенному на поляне
слева от тропы.
Около мили мы прошли совершенно бесшумно, гуськом - впереди Абдулла,
за ним я, за мной М'Кола и Гаррик. Дальше началась слякоть. Там, где песок
покрывал глину лишь тонким слоем, стояли лужи, и было ясно, что здесь
прошел сильный дождь и впереди такая же грязь. Я не сразу понял, чем это
нам грозит, но Гаррик развел руками, глянул на небо и яростно оскалил зубы.
- Плохо, - прошептал М'Кола. Гаррик заговорил во весь голос.
- Заткнись, бездельник! - прошипел я и приложил палец к губам. Но он
продолжал что-то говорить, не понижая голоса, и указывал то на небо, то на
размытую дождем дорогу, а я тем временем искал в словаре слово "молчать".
Не найдя его, я решительно
зажал Гаррику рот ладонью, и тут только он замолчал, опешив от удивления.
- М'Кола! - позвал я.
- Да?
- Что он говорит?
- На солонце плохо.
- Ara!
Вот оно что. А я-то думал, дождь только облегчает работу следопыта.
- Когда был дождь? - спросил я.
- Этой ночью.
Гаррик опять что-то залопотал, и я снова зажал ему рот.
- Кола.
- Да?
- Есть другой солонец, - я указал в сторону большого лесного солонца,
который, как я знал, был расположен значительно выше, - ведь мы поднялись
в гору очень немного. - Другой хорош?
- Может быть.
М'Кола что-то тихо сказал Гаррику, который, видимо, был глубоко
обижен, но больше не открывал рта, и мы пошли, обходя лужи, к глубокой
впадине, которая, наверное, была почти затоплена. Гаррик шепотом начал
новый монолог, но М'Кола заставил его замолчать.
- Вперед, - скомандовал я, и мы во главе с М'Кола зашагали в сторону
верхнего солонца по сырому песку старого речного русла.
Вдруг М'Кола застыл на месте, потом наклонился и шепнул мне:
"Человек". Мы увидели след.
- Шенци, - произнес он. Это означало "местный". Мы пошли по следу,
медленно пробираясь между деревьями, осторожно подкрались к солонцу и
укрылись в шалаше, М'Кола покачал головой.
- Нехорошо, - сказал он. - Пойдем. Мы пошли на солонец. Все, что здесь
произошло, можно было без труда прочесть на сырой почве. Мы увидели следы
трех крупных антилоп на пригорке - там, где животные спускались на
солонец. Рядом другие, глубокие, словно вырезанные ножом следы - тут куду
бросились бежать, когда запела тетива лука, - и расплывчатые отпечатки
копыт там, где они
взбирались наверх, а еще дальше следы вели в чащу. Мы осмотрели землю на
всем пути антилоп, но следов человека не обнаружили: охотник с луком
упустил добычу.
М'Кола со злостью повторил: "Шенци!" Мы прошли немного по следу
человека, который вел обратно, к дороге. Потом засели в шалаше и вылезли
оттуда, лишь когда смерклось и стал накрапывать дождь. Антилопы так и не
пришли. Мы под дождем побрели к машине. Какой-то африканец охотился на
наших куду, спугнул их, и теперь на этот солонец нечего было рассчитывать.
Камау соорудил тент из большой брезентовой подстилки, повесил- под ним
мою москитную сетку и расставил складную койку. М'Кола внес под навес наши
продукты, а Гаррик и Абдулла развели костер и вместе с Камау и М'Кола
занялись стряпней. Они собирались спать в грузовике. Моросил дождь, и,
укрывшись от него под навесом, я разделся, надел теплую пижаму, потом, сев
на койку, съел кусок жареной цесарки и выпил две кружки виски пополам с
водой.
Вошел М'Кола, серьезный, озабоченный, неуклюже двигаясь в тесной
палатке, взял мою одежду, которую я положил в изголовье вместо подушки,
развернул, снова сложил ее очень небрежно и сунул под одеяло. Он принес
три жестянки и спросил, не нужно ли открыть их.
- Нет, не надо.
- Чай? - спросил он.
- К черту чай.
- Не хочешь чаю?
- Виски лучше.
- Да, - отозвался он с чувством. - Лучше.
- А чай будем пить утром, пораньше.
- Хорошо, бвана М'Кумба.
- Ночуй здесь, дождь на дворе. - Я указал на брезент, за которым шумел
дождь. Я люблю этот шелест дождевых капель - из всех звуков, какие мы,
часто живущие под открытым небом, слышим вокруг, это самый приятный. Да,
то был приятный шум, хотя он не предвещал нам ничего доброго.
- Хорошо.
- Ступай поешь.
- Хорошо. Не хочешь чаю?
- Я ж тебе сказал - к черту чай!
- А виски? - спросил он с надеждой.
- Виски все вышло.
- Виски, - повторил он с непоколебимой уверенностью.
- Ладно. Ступай поешь, - сказал я и, налив в кружку виски пополам с
водой, забрался под москитную сетку, нашарил свою одежду, снова аккуратно
уложил ее в изголовье, а потом повернулся на бок и, опираясь на локоть,
медленно выпил виски, поставил кружку на землю, ощупал под койкой
спрингфилд, положил фонарь рядом с собой и скоро уснул, убаюканный
шелестом дождя. Проснулся я только на минуту, когда пришел М'Кола и стал
возиться, устраивая себе постель около меня. Второй раз я проснулся уже
среди ночи и услышал его сонное дыхание. Утром он встал и вскипятил чай,
когда я еще спал.
- Чай, - сказал он, стягивая с меня одеяло.
- Опять этот проклятый чай, - пробормотал я и сел на койке, еще не
проснувшись окончательно.
Было серое, промозглое утро. Дождь перестал, но над землей стлался
туман, и когда мы пришли на солонец, оказалось, что он залит водой, а
вокруг - никаких следов. Тогда мы обшарили мокрый кустарник и вышли на
равнину в надежде найти след на влажной землей по этому следу настичь
какого-нибудь куду. Но все напрасно. Мы перешли через дорогу и двинулись
вдоль кустов в обход открытого болотца. Я надеялся встретить носорога, так
как нам то и дело попадались кучи свежего носорожьего помета, но после
дождя не появилось ни единого следа. Раз мы услышали крики клещеедов и,
подняв головы, увидели, как эти птицы неуклюже летели к северу над густым
кустарником. Мы описали большой круг, но ничего не нашли, кроме свежих
следов гиены и самки куду. М'Кола указал мне на небольшой череп куду с
одним великолепным витым рогом, врезавшимся в ствол дерева. Второй рог мы
отыскали в траве, и я водворил его на место, - воткнул в отверстие на
голове куду.
- Шенци, - опять сказал М'Кола и сделал такой жест, будто натягивает
