На самом деле солдат походил не столько на славного парня, сколько
на туго набитое, стерилизованное чучело. Благодаря стараниям сестер
Даккит и Крэмер солдат выглядел ухоженным. Они аккуратно проходились
щеточкой по бинтам, намыленной тряпочкой обтирали гипс на руках,
ногах, плечах, груди и бедрах. Несколько раз в день они влажными
полотенцами стирали пыль с тонких резиновых трубок, тянувшихся от
солдата к двум большим закупоренным бутылям. Одна бутыль стояла на
подставке рядом с кроватью, и жидкость из нее сочилась в руку сквозь
прорезь в бинтах, другая -- на полу, и в нее через цинковую трубку
стекала жидкость из паха. Сестры то и дело до блеска протирали
стеклянные сосуды. Они гордились этой работой, как исправные
домохозяйки. Особенно старалась сестра Крэмер, хорошо сложенная девица
с полноватым лицом, вроде бы красивым, но начисто лишенным обаяния
женственности. У сестры Крэмер был хорошенький носик и отличная,
нежная кожа, усыпанная очаровательными веснушками, которые Йоссариан
терпеть не мог. Солдат в белом чрезвычайно волновал сестру Крэмер.
Часто ни с того ни с сего ее бледно-голубые, невинные, круглые, как
блюдца, глаза извергали такой бурный поток слез, что Йоссариан чуть с
ума не сходил.
-- Откуда вы, черт вас возьми, знаете, что здесь, под этими
бинтами, вообще кто-то есть?
-- Не смейте так говорить со мной! -- негодующе отвечала она.
-- Но все-таки -- откуда? Вы ведь даже не знаете, кто это такой!
-- Что значит "кто такой"?
-- Ну кто, по-вашему, под этими бинтами? Вы бы лучше оплакивали
кого-нибудь другого. И с чего вы вообще взяли, что он еще жив?
-- Какие чудовищные вещи вы говорите! -- воскликнула сестра Крамер.
Она в отчаянии повернулась к Данбэру, ища у него защиты. -- Заставьте
его прекратить эти разговоры, -- попросила она Данбэра.
-- А может, под бинтами вообще никого нет? -- отозвался Данбэр. --
Может, эти бинты прислали сюда шутки ради?
Она в испуге попятилась от Данбэра.
-- Вы с ума сошли! -- вскричала она, затравленно озираясь. -- Вы оба
сумасшедшие.
Затем появилась сестра Даккит, и, пока сестра Крэмер меняла
солдату в белом бутыли, сестра Даккит загнала Йоссариана и Данбэра в
кровати. Менять бутыли для солдата в белом было делом нетрудным,
поскольку та же самая светлая жидкость протекала через него снова и
снова без заметных потерь. Когда бутыль с питательным раствором,
стоявшая у локтя солдата, опорожнялась, бутыль на полу наполнялась
почти доверху. Тогда из обеих бутылей выдергивали соответствующие
шланги, бутыли меняли местами, и жидкость снова струилась по
прежнему маршруту.
Менять бутыли для солдата в белом было простым делом для тех, кто
этим занимался, но не для тех, кому приходилось чуть ли не каждый час
наблюдать за этой процедурой. У обитателей палаты эта процедура
вызывала недоумение.
-Почему бы не соединить бутыли напрямую и не ликвидировать
промежуточное звено? -- спрашивал артиллерийский капитан, с которым
Йоссариан бросил играть в шахматы. -- За каким чертом им нужен солдат?
-- Интересно, чем он заслужил такую честь? -- вздохнул
уоррэнт-офицер, малярик, пострадавший от комариного укуса.
Разговор происходил после того, как сестра Крэмер, взглянув на
градусник, обнаружила, что солдат в белом мертв.
-- Тем, что пошел на войну, -- высказал предположение
летчик-истребитель с золотистыми усиками.
-- Мы все пошли на войну, -- возразил Данбэр.
-- А я о чем? -- продолжал уоррэнт-офицер, малярик. -- Почему это
случилось именно с ним? Я не вижу никакой логики в божественной
системе наград и наказаний. Посмотрите-ка, что произошло со мной.
Подцепи я за пять минут блаженства на пляже вместо проклятого
комариного укуса сифилис или триппер, тогда я, может, и сказал бы,
что на свете есть справедливость. Но малярия! Малярия! Почему,
скажите на милость,человек должен расплачиваться за свой блуд
малярией?
Уоррэнт-офицер в недоумении покачал головой.
-- А взять, к примеру, меня, -- сказал Йоссариан. -- Однажды вечером
в Маракеше я вышел из палатки, чтобы раздобыть плитку шоколада, а
получил триппер, предназначенный для тебя. Девица из женского
вспомогательного корпуса, которую я прежде в глаза не видел, заманила
меня в кусты.
-- Да, похоже, что тебе и в самом деле достался мой триппер, --
согласился уоррэнт-офицер. -- А я подхватил чью-то малярию. -- Хотел бы
я, чтобы все раз и навсегда встало на свои места: пусть каждый
получает то, что заслужил. Тогда я, пожалуй, еще поверю, что мир
устроен справедливо.
-- А я получил чьи-то триста тысяч долларов, -- признался бравый
капитан истребительной авиации с золотистыми усиками. -- Всю жизнь я
только и делал, что гонял лодыря. Подготовительную школу и колледж
кончил чудом. Единственное, чем я занимался в жизни по-настоящему, --
это любил смазливых девчонок: они почему-то считали, что из меня
получится хороший муж. Все, что мне надо от жизни после войны, --
жениться на девушке, у которой деньжат побольше, чем у меня, и
продолжать любить других смазливых девчонок. А триста тысяч монет
достались мне еще до того, как я родился, -- от дедушки. Старик
разбогател на торговле помоями в международном масштабе. Я знаю, что
не заслужил этих денег, но будь я проклят, если от них откажусь.
Интересно, кому они предназначались по справедливости?
-- Может быть, моему отцу? -- высказал догадку Данбэр. - Он всю
жизнь работал не покладая рук, но ему все время не хватало денег,
чтобы послать нас с сестрой учиться в колледж. Теперь он умер, так что
можешь держать свои доллары при себе.
-- Ну а если мы теперь выясним наконец, кому принадлежит по праву
моя малярия, тогда все будет в порядке, -- сказал уоррэнт-офицер. -- Не
то что я против малярии. Есть у меня малярия или нет, богаче я все
равно не стану. Но не могу же я смириться с тем, что свершилась
несправедливость.Почему мне должна была достаться чужая малярия,а тебе
-- мой триппер?
-- Мне достался не только твой триппер, -- сказал ему Йоссариан, --
но и твои боевые вылеты. Ты их не выполнил, и мне придется летать,
пока меня не укокошат.
-- Тогда еще хуже. Где же здесь справедливость?
-- Две с половиной недели назад у меня был друг, по имени
Клевинджер, который считал, что здесь заложена величайшая
справедливость...
-- ...Все устроено в высшей степени разумно, -- злорадствовал
Клевинджер, весело посмеиваясь. -- Как тут не вспомнить еврипидовского
"Ипполита": распущенность Тезея вынудила его сына стать аскетом, а
это, в свою очередь, привело к трагедии, погубившей их всех. Эпизод с
девицей из женского вспомогательного корпуса послужит тебе уроком и
заставит понять, как пагубна половая распущенность.
-- Этот эпизод заставит меня понять, как пагубно ходить за
шоколадом.
-- Неужели ты не видишь, что во всех своих неприятностях частично
виноват ты сам? -- с явным удовольствием продолжал Клевинджер. - Не
попади ты тогда в Африке в госпиталь из-за своего венерического
заболевания, ты вовремя отлетал бы свои двадцать пять заданий и
отправился бы домой до того, как погибшего полковника Неверса заменил
полковник Кэткарт.
-- Ну а ты? -- спросил Йоссариан. -- Ты же не подцепил триппер в
Маракеше, а оказался в таком же положении.
-- Не знаю, -- признался Клевинджер с напускной озабоченностью. --
Наверное, я чем-то прогневил бога.
-- Ты серьезно этому веришь? Клевинджер расхохотался:
-- Нет, конечно, нет. Просто захотелось тебя подразнить...
...Слишком много опасностей подстерегало Йоссариана, и он не мог
предусмотреть каждую. Гитлер, Муссолини и Тодзио, например, задались
целью его прикончить. Лейтенант Шейскопф с его фанатичной
приверженностью к парадам и усатый высокомерный полковник,обуреваемый
желанием чинить суд и расправу,тоже жаждали его доконать. Под стать
им были Эпплби, Хэвермейер,Блэк,Корн,сестры Крэмер и Даккит. Йоссариан
почти не сомневался,что все они желают ему погибели. А уж
относительно техасца и контрразведчика он и подавно не заблуждался.
Буфетчики, каменщики,кондукторы автобусов всего мира -- даже они
желали его смерти.Землевладельцы и арендаторы, предатели и
патриоты, линчеватели,вымогатели, злопыхатели -- все жаждали вышибить
из него мозги. Это была та самая тайна, которую приоткрыл ему Сноуден
во время налета на Авиньон: они норовят его прикончить,Сноуден доказал
это своей кровью,расплескавшейся по полу хвостового отсека.
К тому же существовали еще и лимфатические железы. Они тоже могли
свести Йоссариана в могилу. Почки, нервные клетки, кровяные тельца.
Опухоль мозга. Лейкемия. Рассеянный склероз. Рак. Болезни кожи.
Костные, легочные, желудочные и сердечно-сосудистые заболевания.
Болезни головы, болезни шеи, болезни груди, кишечные заболевания и
множество всяких других. Миллиарды доброкачественных клеток день и
ночь молча бились, как дикие звери, выполняя чудовищно сложную работу
по поддержанию в добром здравии организма Йоссариана, но каждая из
них в любой момент могла оказаться предателем и врагом. Болезней было
такое множество, что только люди с больной психикой, такие, как
Йоссариан и Заморыш Джо, были способны постоянно о них думать.
Заморыш Джо вел список смертельных заболеваний и располагал их в
алфавитном порядке, чтобы в любой момент разыскать любую болезнь,
занимавшую в данный момент его воображение. Он буквально не находил
себе места, когда какая-нибудь болезнь попадала не в ту графу или
когда он не был в состоянии добавить к своему списку ничего
новенького. Обливаясь холодным потом, он врывался в палатку к
доктору Дейнике, моля о помощи.
-- Скажи ему, что у него опухоль Юинга, -- подсказывал Йоссариан
доктору Дейнике, когда тот приходил посоветоваться, как поступить с
Заморышем Джо. -- И подкинь еще к этому меланомку. Заморыш Джо обожает
продолжительные болезни, но еще больше ему нравятся болезни, бурно
протекающие.
Ни о той, ни о другой болезни доктор Дейника и понятия не имел.
-- Как ты ухитряешься удерживать в памяти столько названий? --
спросил он, и в голосе его послышалось высокое профессиональное
уважение.
-- Я выучил их в госпитале читая "Ридерс дайджест". Боясь всяких
заболеваний, Йоссариан порой испытывал искушение навсегда переселиться
в госпиталь и прожить там остаток дней своих, распростершись в
кислородной палатке, в окружении сонма врачей и сестер. И чтоб
обязательно поблизости точил нож о нож хирург, готовый по первому
сигналу броситься что-нибудь вырезать у Йоссариана. А на что можно
надеяться в эскадрилье? Взять хотя бы аневризму. Разве в эскадрилье
ему спасут жизнь, если вдруг у него обнаружится аневризма аорты? Нет,
что ни говорите,а в госпитале Йоссариан чувствовал себя куда спокойней
чем за его стенами, хоть и испытывал к хирургу и к скальпелям такое
же отвращение, как и ко всей прочей медицине. Но в госпитале он мог в
любое время поднять крик, и к нему, по крайней мере, бросились бы на
помощь. А начни он орать за стенами госпиталя о том, о чем,собственно
говоря, все должны кричать во весь голос, его попросту упрятали
бы в тюрьму или в психиатрическую больницу. Он часто думал:
распознает ли он первый озноб, лихорадку, колотье в боку, головную
боль, отрыжку, чих, сонливость, покраснение на коже, хрипоту,
головокружение, провалы памяти и другие симптомы заболеваний, могущие
оказаться неизбежным началом неизбежного конца?
Кроме того, он боялся, что доктор Дейника откажет ему в помощи.
