Снова ойкнув, Йоссариан испуганно отпрянул.
-- Я все равно тебя не слышу, - сказал Аарфи.
-- Я сказал: "Убирайся отсюда!" -- крикнул Йоссариан и расплакался.
Он начал обеими руками изо всех сил бить Аарфи в живот: -- Убирайся от
меня! Убирайся!
Лупить Аарфи было все равно что бить слабо надутую кислородную
подушку. Аарфи не оказывал сопротивления, его мягкая бесчувственная
туша никак не реагировала на удары. Йоссариан в изнеможении опустил
руки. Его охватило унизительное чувство бессилия, хотелось плакать
от жалости к самому себе. -- Что ты сказал? -- спросил Аарфи.
-- Уйди от меня, -- сказал Йоссариан теперь уже умоляющим голосом. --
Уйди в машину!
-- Я тебя все равно не слышу.
-- Это неважно, -- продолжал Йоссариан. -- Это неважно. Просто оставь
меня одного.
-- Что неважно?
Йоссариан начал колотить себя кулаком по лбу. Потом ухватил Аарфи
за грудки, покрепче уперся ногами и швырнул его к лазу, как битком
набитый неуклюжий мешок. И тут, когда он полз обратно в переднюю часть
носа самолета, точно чудовищной силы пощечина прозвенела у него над
ухом -- это разорвался снаряд. На миг в сознании Йоссариана вспыхнуло:
"А я все-таки жив!" Машина снова набирала высоту. Снова выли моторы,
точно мучась от адской боли. В самолете едко запахло машинным маслом,
завоняло бензиновой гарью. А потом Йоссариану показалось, будто идет
снег.
Тысячи крошечных кусочков бумаги, как белые хлопья, медленно
плавали в самолете, кружились над головой Йоссариана, порхая,
влетали ему в ноздри и в рот при каждом вдохе. Пораженный, он замотал
головой, в то время как Аарфи, улыбаясь во весь рот гордой улыбкой
деревянного божка, держал перед носом Йоссариана изодранную в клочья
карту. Крупный осколок зенитного снаряда пробил пол кабины, прошел
сквозь толстую пачку навигационных карт и вылетел через потолок. Аарфи
был вне себя от радости.
-- Ты посмотри! - воскликнул он и, просунув два пальца сквозь дыру
в карте, сделал Йоссариану "козу". -- Ты только посмотри!
Бурная радость совершенно ошарашила Йоссариана. Аарфи был похож на
страшного великана-людоеда из кошмарного сна -- его нельзя было ни
обойти, ни столкнуть с места. Йоссариан панически боялся Аарфи по
многим причинам. Ветер со свистом врывался сквозь рваную пробоину в
полу, и мириады кусочков белой, как гипс, бумаги порхали в самолете,
отчего у Йоссариана еще больше усилилось ощущение, будто вся эта
фантасмагория происходит в каком-то нереальном, подводном царстве.
Все казалось странным, бутафорским, гротескным. Голова у Йоссариана
раскалывалась от шума, в ушах гудело и пищало: это рассвирепевший
Макуотт настойчиво требовал указаний курса. С болезненным
интересом Йоссариан продолжал изучать лунообразную физиономию Аарфи,
который в свою очередь уставился на него сквозь бумажную метель таким
сияющим,безоблачным и бессмысленным взглядом, что Йоссариан
окончательно убедился, что имеет дело с ненормальным. В это время
один за другим справа разорвались восемь зенитных снарядов, потом еще
восемь -- левее, и еще восемь -- еще левее.
Последняя восьмерка взрывов оказалась прямо по курсу самолета.
- Круто влево! - заорал Йоссариан Макуотту.
Аарфи захихикал. Макуотт взял круто влево, но и зенитные разрывы
вместе с ними перекинулись влево, быстро нагоняя самолет.
-- Я говорю: круче, круче, круче, круче, паскуда, круче! -- завывал
Йоссариан.
Макуотт еще круче развернул самолет, и вдруг точно произошло чудо
-- они ушли из зоны огня. Обстрел кончился. Орудия перестали палить в
них, и они остались живы.
А там позади еще умирали люди. Растянувшись на целые мили
потрепанной, истерзанной, извивающейся цепочкой, другие звенья
совершили столь же рискованное путешествие над целью и теперь
прокладывали себе путь сквозь разбухшие клубы новых и старых разрывов,
подобно стае крыс, пробегающих мимо кучек собственного помета.
Один подбитый самолет горел, одиноко болтаясь в воздухе, точно его
несла невидимая крутая волна. Он то взмывал, то проваливался, похожий
на чудовищную кроваво-красную комету. Потом Йоссариан увидел, что
горящий самолет завалился набок и медленной спиралью пошел вниз,
описывая сначала широкие, а потом все более узкие и неровные витки. За
ним, развеваясь, как красно-черный плащ, тянулось гигантское рыжее
пламя, отороченное черным дымом. В воздухе раскрылись парашюты:
один, другой, третий, четвертый... А самолет вошел в штопор и весь
остаток пути до земли извивался, как труп в пылающей поленнице
погребального костра, пока не упал на землю комочком сгоревшей
папиросной бумаги.
В другой эскадрилье погибло целиком одно звено. Йоссариан перевел
дух: теперь уже можно ни о чем не думать, он свое дело сделал. Он
сидел безучастный, весь мокрый от пота. Гул моторов казался ему
музыкой. Макуотт, сбавив скорость, сделал круг, чтобы дать время
подтянуться остальным самолетам его звена. Неожиданно наступившая
тишина казалась недоброй, странной, чреватой подвохом. Йоссариан
расстегнул бронекостюм, снял шлем, глубоко вздохнул, закрыл глаза и
попытался расслабиться. Но покоя не было.
-- А где Орр? -- раздался чей-то голос в переговорном устройстве.
Йоссариан вскрикнул, вскочил. Он мог дать только одно разумное
объяснение загадочному появлению зенитных батарей в Болонье: Орр!
Он подался вперед и приник к прицелу, пытаясь разглядеть сквозь
плексиглас какие-нибудь следы Орра --человека,обладающего способностью,
как магнит, притягивать к себе зенитный огонь. Наверняка это он
привлек в Болонью весь противовоздуш- ный дивизион Германа Геринга,
который немцы перебросили сюда прошлой ночью черт знает откуда.
Секунду спустя Аарфи подскочил к Йоссариану и острым краем шлема
ударил его по кончику носа. Из глаз Йоссариана брызнули слезы, и он
рявкнул на Аарфи.
-- Вон он! -- похоронным тоном объявил Аарфи, указывая трагическим
жестом вниз на фургон с сеном и двух лошадей, стоявших близ каменного
амбара. -- Разбился вдребезги. Наверное, весь экипаж уже на небесах.
Йоссариан обругал Аарфи и продолжал тщательно рассматривать
землю. Он был спокоен, но в душе переживал за своего хвастливого и
чудаковатого соседа с зубами торчком, который ухитрился до смерти
перепугать его.
Наконец Йоссариан заметил двухмоторный, двухкилевой самолет,
вынырнувший из-за леса над желтеющим полем. Один из винтов был
расщеплен и висел неподвижно. Но самолет сохранял высоту и правильный
курс. Йоссариан машинально пробормотал благодарственную молитву, а по-
том с облегчением бурно и горячо излил на Орра все, что у него
накипело на душе.
-- Вот подонок! -- начал он. -- Вот чертова коротышка, крысеныш
красномордый, толстощекий, курчавый, зубастый сукин сын!
-- Что? спросил Аарфи.
-- Этот проклятый лупоглазый недомерок, зубастый хмырь,
сумасбродный сукин сын и подонок с тощим задом и яблоками за щеками! --
брызгал слюной Йоссариан.
-- Что?
-- Не твое дело!
--- Я все равно тебя не слышу, -- ответил Аарфи. Йоссариан
неторопливо обернулся к Аарфи и, глядя ему в лицо, начал:
-- А ты -- хрен собачий...
-- Кто я?
-- Ты -- чванливый, толстопузый, добренький, пустоголовый,
самодовольный...
Аарфи невозмутимо чиркнул спичкой и принялся громко посасывать
трубку, всем своим видом красноречиво показывая, что милостиво и
великодушно прощает Йоссариана. Аарфи дружелюбно улыбнулся и открыл
рот, намереваясь поболтать. Йоссариан зажал ему рот ладонью и устало
оттолкнул от себя. Закрыв глаза, он весь обратный путь притворялся
спящим, чтобы не слышать и не видеть Аарфи.
В инструкторской Йоссариан сделал разведдоклад капитану Блэку и
потом вместе с другими, бормоча себе что-то под нос, стоял в
напряженном ожидании на аэродроме, пока не приковылял самолет Орра. Он
довольно бодро тянул на одном моторе. Все затаили дыхание. У самолета
Орра не выпустилось шасси. Йоссариан не находил себе места, покуда Орр
благополучно не совершил аварийную посадку. И тогда Йоссариан украл
первый попавшийся джип с оставленным в нем ключом от зажигания и пом-
чался к своей палатке, чтобы начать лихорадочно собирать вещи для
внеочередного отпуска. Он решил провести его в Риме и в тот же вечер
нашел там Лючану -- девушку со шрамом под сорочкой.
16. Лючана.
Йоссариан впервые увидел Лючану в ночном клубе для офицеров
союзных армий, куда ее привел пьяный майор из австрало-новозеландского
корпуса. Она сидела в одиночестве за столом: дурак майор не придумал
ничего умнее, как бросить ее ради того, чтобы присоединиться к
компании своих дружков, оравших непристойные песни у стойки.
-- Вот и прекрасно. Я с тобой потанцую, -- сказала она, прежде чем
Йоссариан успел раскрыть рот. -- Но спать со мной я тебе не позволю.
-- А кто тебя об этом просит? -- спросил Йоссариан.
-- Ты не хочешь со мной спать? -- воскликнула она с изумлением.
-- Я не хочу с тобой танцевать.
Она схватила Йоссариана за руку и вытащила на танцевальную
площадку. Танцевала она еще хуже, чем Йоссариан, но она скакала под
звуки джаза с таким безудержным весельем, какого Йоссариан отроду не
видывал, и это продолжалось, пока ноги у Йоссариана не налились
свинцом. Ему стало скучно, он вытащил ее из толпы танцующих и подвел к
столу, где в обществе Хьюпла, Орра, Малыша Сэмпсона и Заморыша Джо
сидела подвыпившая девица в оранжевой сатиновой блузке, обнимавшая
Аарфи за шею. Но едва Йоссариан приблизился к ним, Лючана резко и
неожиданно подтолкнула его к другому столу, где они оказались в
одиночестве. Лючана была высокого роста, свойская, жизнерадостная,
длинноволосая, кокетливая и очень привлекательная девчонка.
-- Ну ладно, -- сказала она. -- Я разрешаю тебе угостить меня обедом
Но спать со мной все равно не разрешу.
-- А кто тебя об этом просит? -- удивленно спросил Йоссариан.
-- Ты не хочешь спать со мной?
-- Я не хочу угощать тебя обедом.
Она вытащила его из ночного клуба на улицу, потом они спустились
по лестнице в ресторан, где кормили по ценам черного рынка. Ресторан
был набит хорошенькими, оживленно щебечущими девушками, которые,
казалось, давно были знакомы друг с другом. Их привели сюда само-
довольные офицеры в мундирах чуть ли не всех союзнических армий. В
зале было шумно. Смех и тепло, казалось, волнами перекатывались над
головами. Лючана уплетала обед со зверским аппетитом и не обращала на
Йоссариана никакого внимания, покуда не очистила последнюю тарелку.
Насытившись, она положила вилку и нож, словно ставя точку, и лениво
откинулась в кресле.
-- Прекрасно, Джо, - промурлыкала она. В ее черных, слегка
подернутых дремотой глазах светилась признательность.
-- Меня зовут Йоссариан.
-- Прекрасно, Йоссариан, -- ответила она с виноватым смешком. -- Так
и быть, я позволю тебе переспать со мной, -- объявила она
снисходительным тоном, в котором, однако, чувствовалась
настороженность. -- Но не теперь.
-- Я понимаю. Не теперь, а когда придем ко мне. Девушка покачала
головой.
-- Нет, сейчас я должна идти домой, к мамуле, потому что моя мамуля
не любит, когда я хожу в ресторан. Она очень рассердится, если я
сейчас же не вернусь домой. Но ты напиши, где ты живешь, -- это я тебе
разрешаю, -- и завтра утром я приду к тебе до работы, а потом я побегу
в свою французскую контору. Capisci? (Понимаешь? (итал.))
Йоссариан не сопротивлялся, когда она чуть ли не целую милю тащила
его по великолепным улицам ночного весеннего Рима. Наконец они дошли
