предложил Йоссариан.
-- За то, что вы второй раз зашли на цель?
-- Вы же наградили Заморыша Джо, когда он сбил самолет по ошибке.
Полковник Кэткарт засмеялся недобрым смешком:
-- Если мы вас не предадим военно-полевому суду, считайте, что вам
повезло.
-- Но ведь я со второго захода уничтожил мост, -- запротестовал
Йоссариан. -- Мне казалось, вы хотели, чтобы мост был уничтожен?
-- Ах, я и сам не знаю, чего я хотел! -- раздраженно крикнул
полковник Каткарт. -- Конечно, я -- за то, чтобы мост был разрушен. С
тех пор как я решился послать людей на бомбежку этого моста, я только
о нем и думаю. Но почему вы не могли разбомбить его с первого раза?
-- Не хватило времени. Мои штурман не был уверен, что мы вышли на
нужный город.
-- На нужный город? -- полковник Кэткарт был озадачен. -- Теперь
вы, кажется, пытаетесь свалить всю вину на Аарфи?
-- Нет, сэр. Это моя ошибка, что я позволил ему сбить меня с толку.
Я пытаюсь лишь вам доказать, что не считаю себя непогрешимым.
-- Непогрешимых нет, -- отрезал полковник Каткарт и добавил
многозначительным тоном: -- Незаменимых -- тоже.
Опровержений не последовало. Подполковник Корн лениво потянулся.
-- Нам нужно прийти к какому-то решению, -- небрежно заметил он,
обращаясь к полковнику Кэткарту.
-- Нам нужно прийти к какому-то решению, -- сказал Йоссариану
полковник Кэткарт. -- Вы сами во всем виноваты. Зачем вам
понадобилось заходить на цель дважды? Почему, как и все остальные,
вы не смогли сбросить бомбы с первого раза?
-- С первого раза я бы промазал.
-- Сдается мне, что теперь мы уже заходим на цель вторично, --
прервал их подполковник Корн, смеясь.
-- Так что же нам делать? -- в отчаянье воскликнул полковник
Кэткарт. -- Нас ждут.
-- А почему нам и в самом деле не дать ему орден? -- предложил
подполковник Корн.
-- За что? За то, что он дважды зашел на цель?
-- За то, что он второй раз зашел на цель, -- ответил подполковник
Корн с задумчивой и самодовольной улыбкой. -- В конце концов,
по-моему, требуется немалое мужество, чтобы зайти на цель вторично,
когда рядом нет самолетов, которые отвлекали бы на себя зенитный огонь
противника. И ведь он действительно разбомбил мост. В этом-то и
спасенье: не стыдиться, а гордиться надо. Нас никто не осудит за то,
что мы сделаем.
-- Думаете, получится?
-- Не сомневаюсь. А для верности -- давайте произведем его в
капитаны.
-- Вам не кажется, что мы немножко пересаливаем?
-- Нет, не кажется. Лучше всего -- играть наверняка.
-- Ну хорошо, -- решился полковник Кэткарт. -- За то, что он проявил
мужество, зайдя на цель дважды, дадим ему орден и произведем в
капитаны.
Подполковник Корн протянул руку за фуражкой.
-- А теперь под занавес улыбнитесь, -- пошутил он в дверях и обнял
Йоссариана за плечи.
14. Малыш Сэмпсон.
К тому времени, когда надо было лететь на Болонью, у Йоссариана
храбрости было ровно столько, сколько требовалось, чтобы не заходить
на цель даже единожды. Сидя в носовой части самолета Малыша Сэмпсона,
он нажал кнопку переговорного устройства и спросил:
-- Ну что там стряслось с машиной?
-- Разве что-нибудь стряслось? -- взвизгнул Малыш Сэмпсон. -- Что
случилось?
От крика Малыша Сэмпсона Йоссариан похолодел.
-- Что случилось? -- заорал он в ужасе. -- Будем прыгать?
-- А я откуда знаю! -- истерически закричал в ответ Малыш Сэмпсон. --
Говорят, надо прыгать? Кто это сказал? Кто?
-- Я -- Йоссариан, в носовой части! Йоссариан! В носовой части! Я
слышал, ты сказал "что-то случилось". Ведь ты сказал "что-то
случилось"?
-- Мне показалось, это ты сказал "что-то стряслось". Вроде все
нормально.
У Йоссариана оборвалось сердце. Если все идет нормально и у них
нет повода, чтобы повернуть обратно, значит, действительно случилось
ужасное. Йоссариан напряженно размышлял.
-- Я тебя не слышу, -- сказал он.
-- Я сказал: все идет нормально.
Ослепительное солнце играло на голубой, фарфоровой глади моря,
сверкало на обшивке соседних самолетов. Йоссариан вцепился в
разноцветные шнуры переговорного устройства и выдернул их из
коммутаторного гнезда.
-- Я все равно тебя не слышу, -- сказал он. Он ничего не слышал.
Неторопливо сложив карты и прихватив с собой три летных бронекостюма,
он пополз в главный отсек. Нейтли, застывший неподвижно в кресле
второго пилота, уголком глаза наблюдал за тем, как Йоссариан вполз в
кабину и стал позади Малыша Сэмпсона. Тот слабо улыбнулся Йоссариану.
Скованный и придавленный бронекостюмом, парашютом, шлемом и
наушниками, он выглядел хрупким, очень молодым и застенчивым. Иос-
сариан наклонился к уху Малыша Сэмпсона.
-- Я все равно тебя не слышу! -- прокричал он, перекрывая ровный гул
моторов.
Малыш Сэмпсон удивленно оглянулся. У него было угловатое смешное
лицо с изогнутыми бровями и жидкими белесыми усиками.
-- Что? -- крикнул он через плечо.
-- Я тебя по-прежнему не слышу, -- повторил Йоссариан.
-- Говори громче, -- сказал Малыш Сэмпсон. -- Я тебя по-прежнему не
слышу. .
-- Я тебя по-прежнему не слышу! -- заголосил Йоссариан.
-- Ничего не могу поделать! -- заголосил в ответ Малыш Сэмпсон. -- Я
кричу изо всех сил!
--Тебя не слышно в переговорном устройстве! -- взревел Йоссариан с
еще большим отчаянием в голосе. - Придется поворачивать обратно.
-- Из-за переговорного устройства? -- недоверчиво спросил Малыш
Сэмпсон.
-- Поворачивай обратно, пока я тебе не проломил башку!
Малыш Сэмпсон взглянул на Нейтли, ища у него поддержки, но тот
отвернулся с подчеркнутым безразличием.
По званию Йоссариан был старше каждого из них. Малыш Сэмпсон
поколебался еще секунду, а затем, издав ликующий вопль, охотно
капитулировал.
-- Меня это вполне устраивает! -- радостно объявил он и весело
присвистнул. -- Да, ваше величество, Малыша Сэмпсона это вполне
устраивает! -- Он свистнул еще разок и крикнул в переговорное
устройство: -- А ну слушайте меня, птички мои небесные! Это орет во всю
глотку адмирал Малыш Сэмпсон, гордость королевского флота. Так вот,
ваши величества. Мы поворачиваем домой, ребятки, будь я неладен.
Обратно поворачиваем!
Торжествующим взмахом руки Нейтли сорвал с себя шлем и наушники и
от избытка чувств начал раскачиваться, будто шаловливое дитя на
высоком стульчике. Сержант Найт, как тяжелый мешок, грохнулся вниз из
верхней турельной установки и в лихорадочном возбуждении принялся
колотить летчиков по спине. Малыш Сэмпсон развернул машину, описал
широкую изящную дугу и, покинув звено, взял курс на свой аэродром.
Когда Йоссариан сунул штырек наушников в гнездо запасного
переключателя, два стрелка в хвостовом отсеке дуэтом распевали
"Кукарачу".
На аэродроме их веселье быстро улетучилось. Наступило неловкое
молчание. Спускаясь на самолета и усаживаясь в поджидавший их джип,
Йоссариан трезво отдавал себе отчет в том, что он натворил. На
обратном пути никто не проронил ни слова. Гнетущее гипнотизирующее
безмолвие обволакивало горы, море и леса. Чувство одиночества
усилилось, когда, свернув с шоссе, они покатили к расположению
эскадрильи. Йоссариан вышел из машины последним. Успокоительная, как
наркотик, тишина висела над опустевшими палатками. Эскадрилья точно
вымерла, не видно было ни одной живой души, если не считать доктора
Дейники, который печально восседал у закрытой двери санчасти,
нахохлившись, как курица на насесте. Он тщетно пытался прогреть свой
заложенный нос, подставив его солнечным лучам. Йоссариан знал, что
доктор купаться с ним не пойдет. Дейника вообще никогда не купался. В
воде человеку может стать плохо, и он может утонуть, даже если воды по
щиколотку. В воде у человека может произойти закупорка коронарных
сосудов, и его придется вытаскивать на берег волоком. Кроме того,
плаванье приводит к перенапряжению и охлаждению организма, а от этого
можно заболеть полиомиелитом или менингитом. Страх, которым была
охвачена эскадрилья перед налетом на Бо- лоныо, вселил в доктора еще
более мучительное беспокойство за собственную жизнь. Теперь по ночам
ему мерещилось, что к нему в палатку лезут грабители.
Заглянув в лиловатую тьму палатки оперативного отделения,
Йоссариан увидел Вождя Белый Овес, поглощенного присвоением чужого
виски, каковым он усердно отравлял свой организм. В данный момент он
расписывался в соответствующем списке за непьющих и проворно переливал
спиртное в прихваченные с собой бутылки. Вождь спешил, чтобы успеть
урвать побольше, до того как капитан Блэк спохватится и приплетется,
чтобы украсть остальное.
Мотор джипа мягко заворчал. Малыш Сэмпсон, Нейтли и другие
бесшумно разбрелись каждый в свою сторану и растворились в золотистом
безмолвии. Пару раз кашлянув, джип укатил. Йоссариан остался один.
Вокруг все было сковано чугунной, первозданной дремотой. Зелень
казалась черной, все прочее отливало гнойной желтизной. Даль была
прозрачна, воздух сух, и слышно было, как где-то у моря бриз шуршит
листвой. На душе у Йоссариана было неспокойно и тревожно, а
ввалившиеся от усталости глаза слипались. Но когда он, еле волоча
ноги, вошел в парашютную палатку,где стоял длинный полированный стол,
совесть разом перестала грызть его и червь сомнения,не причинив особой
боли, тихо уполз в глубины сознания.
Оставив в палатке бронекостюм и парашют, Йоссариан вышел обратно и
мимо цистерн с водой направился в разведотделение, чтобы вернуть
планшет капитану Блэку. Тот сидел в кресле, забросив костлявые ноги на
стол, и клевал носом. Завидев Йоссариана, он равнодушно осведомился,
почему они вернулись. Не удостоив его ответом, Йоссариан положил
планшет на деревянный барьер и вышел.
У себя в палатке он сбросил парашютные лямки и разделся. Орр
находился в Риме и должен был вернуться сегодня к вечеру из отпуска,
который ему дали за то, что он утопил свой самолет в море близ Генуи.
Нейтли, поди, уже складывает вещи, чтобы отправиться в Рим, как только
вернется Орр. Он, конечно, на седьмом небе от счастья, что остался
жив, и ждет не дождется минуты, когда снова начнет бесплодно и
мучительно ухаживать за своей римской красоткой. Раздевшись догола,
Йоссариан присел на койку отдохнуть -- без одежды он чувствовал себя
намного лучше. В одежде ему всегда было как-то не по себе. Потом он
надел чистые трусики, тапочки и, перекинув через плечо купальное
полотенце цвета хаки, отправился на пляж.
Тропинка из эскадрильи привела его на артиллерийскую позицию в
лесу, о существовании которой он прежде не подозревал. Двое рядовых
спали на мешках с песком. Третий ел гранат. Откусывая большие куски,
он энергично работал челюстями и выплевывал косточки в кусты. Когда он
жевал гранат, по его подбородку стекал пурпурный сок. Йоссариан
углубился в лес, любовно поглаживая свой живот, будто желая
убедиться, что все на месте. Вдруг на земле по обе стороны от тропинки
он заметил полчища грибов, выросших после дождя. Они торчали из липкой
земли, как пальцы мертвецов. Они росли в огромном изобилии, повсюду,
куда хватало глаз. Их были тысячи, и они лезли из-под каждого куста.
Казалось, они пухнут, раздуваются и множатся прямо у него на глазах.
Он быстро зашагал прочь, охваченный мистическим ужасом, и не сбавлял
ходу до тех пор, пока не почувствовал под ногами сухой песок. Теперь
грибы остались позади. Он опасливо оглянулся, боясь, что сейчас
увидит, как эти мягкие, безглазые, белые существа ползком преследуют
