руль; Джереми занял соседнее место. Они поехали по петляющей дороге вниз,
мимо бабуинов, мимо нимфы Джамболоньи, мимо Грота, миновали под- нятую
решетку и мост через ров.
-- Я очень часто думаю об этом бедном мальчике, --
491
сказал Проптер, нарушив долгое молчание. -- Такая вне- запная смерть.
-- Я и не подозревал, что у него было так плохо с сер- дцем, -- сказал
Джереми.
-- В каком-то смысле, -- продолжал Проптер, -- я и себя чувствую
виноватым. По моей просьбе он помогал мне мастерить мебель. Наверное, я
задавал ему черес- чур много работы -- хотя он и уверял меня, что ему это не
вредно. Мне бы сообразить, что у него есть своя гор- дость, -- что он еще
слишком молод и постесняется ос- тановить меня, если я переборщу. Вот что
значит быть невнимательным и нечутким. И тебе достается, и дру- гие страдают
-- те, к кому ты не проявил должного вни- мания.
Вновь наступило молчание; позади остались больни- ца и апельсиновые
рощи.
-- В ранней и внезапной смерти есть что-то бессмыс- ленное, -- наконец
произнес Джереми. -- Какая-то вопи- ющая несуразность...
-- Вопиющая? -- переспросил Проптер. -- Да нет, я бы не сказал. Все
остальное, что происходит с людьми, не менее несуразно. Если это и кажется
особенно несу- разным, так только оттого, что из всех возможных про-
исшествий ранняя смерть наиболее явно противоречит нашему представлению о
нас самих.
-- О чем это вы? -- поинтересовался Джереми.
Проптер улыбнулся.
-- О том же, о чем и вы, -- ответил он. -- Если что-то кажется
несуразным, то бишь несообразным, стало быть, есть нечто, с чем оно не
сообразуется. В данном случае это нечто -- наше представление о нас. Мы мним
себя свободными существами, призванными добиться в жиз- ни некоей цели.
Однако с нами сплошь и рядом проис- ходят вещи, противоречащие такой точке
зрения. Мы называем их несчастными случаями; считаем бессмыс- ленными и
несуразными. Но каков же критерий, по ко- торому мы судим? Критерием служит
картина, нарисо
492
ванная нашей фантазией: чрезвычайно лестный образ свободной души, которая
совершает творческий выбор и может управлятьсвоей судьбой. К несчастью,
картина эта не имеет ни малейшего отношения к обычной чело- веческой
реальности. Она изображает нас такими, каки- ми мы хотели бы быть, такими,
какими мм и впрямь могли бы стать, если бы приложили к этому необходи- мые
усилия. Для человека же, который на деле являет- ся рабом обстоятельств, в
ранней смерти нет ничего не- суразного. Это событие, вполне рядовое для той
вселенной, где он живет в действительности, -- хотя, ко- нечно, не для той,
какую он себе по глупости нарисовал. Несчастный случай есть столкновение
ряда событий на уровне детерминизма с другим рядом событий на уров- не
свободы. Мы воображаем, будто наша жизнь полна случайностей, потому что
воображаем, будто наше чело- веческое существование лежит на уровне свободы.
Но это ошибка. Большинство из нас живет на механическом уровне, где события
происходят согласно законам боль- ших чисел. То, что мы называем случайным и
несураз- ным, обусловлено самой сутью мира, который мы избра- ли для
проживания.
Раздосадованный тем, что неосторожно вылетевшее у него слово дало
Проптеру возможность уличить его в непозволительном идеализме, Джереми
затих. Некото- рое время ехали молча.
-- А похороны-то? -- произнес наконец Джереми, ибо его ум, привыкший
всегда и во всем отыскивать анекдотические черты, обратился к конкретным
забав- ным особенностям той ситуации. -- Прямо как у Рональ- да Фербэнка*!
-- Он хихикнул.-- Я сказал Хабаккуку, что к статуям надо подвести паровое
отопление. Уж больно они ненатуральны на ощупь. -- Он погладил рукой
воображаемую мраморную ягодицу.
Проптер, который думал об освобождении, кивнул и вежливо улыбнулся.
-- А как Малдж читал службу! -- продолжал Джере
493
ми. -- Вот уж действительно, соловьем разливался! Сла- щавей и в английском
соборе не услышишь. Точно ва- зелин с ароматом портвейна. И как он объявил:
"Я есмь воскресение и жизнь"- будто говорил совершенно все- рьез, будто он,
Малдж, готов персонально гарантиро- вать это в письменном виде по принципу
"деньги на- зад": вся уплаченная за. похороны сумма будет возвращена, если
мир иной не обеспечит полного удов- летворения клиента.
-- Он ведь, пожалуй что, и впрямь в это верит,-- за- думчиво сказал
Проптер.-- Не совсем, конечно, а этак полушутя, полусерьезно. Знаете как:
считаю это прав- дой, но постоянно веду себя так, словно это ложь; согла-
сен с тем, что это самая важная вещь на свете, но никог- да по доброй воле о
ней не думаю.
-- А вы-то сами верите в это? -- спросил Джереми. -- Полусерьезно или
неполусерьезно? -- И, когда Проптер ответил, что не верит в такую
разновидность воскресения и жизни, воскликнул: -- Ага! -- тоном
снисходительного папаши, который застал сына целующим служанку. -- Ага!
Значит, в каком-то полусерьезном смысле воскресе- ние все-таки имеет место?
Проптер рассмеялся.
-- Вполне вероятно, -- сказал он.
-- Что же в таком случае сталось с беднягой Питом?
-- Ну, для начала,-- неторопливо произнес Про- птер, -- должен сказать,
что Пит qua 1 Пит свое существо- вание прекратил.
-- Тут уж всякая серьезность отпадает,-- ввернул Джереми.
-- Но Питово неведение, -- продолжал Проптер, -- Питовы страхи и
желания -- что ж, я думаю, очень воз- можно, что они до сих пор остаются в
мире источником неприятностей. Неприятностей для всех и вся, а особен- но
для себя самих. В первую очередь для себя самих, ----------------------- 1
Как (лат.).
494
какую бы форму им ни случилось принять.
-- А если бы, допустим, Пит не был невежественным и женолюбивым, тогда
как?
-- Ну, очевидно, -- сказал Проптер, -- тогда и непри- ятностям больше
неоткуда было бы браться. -- После ми- нутного молчания он процитировал
таулеровское опре- деление Бога: -- "Бог есть бытие, удаленное от всякой
твари, свободная мощь, чистое делание".
Они свернули с главной дороги на обсаженную переч- ными деревьями
аллею, которая вилась между зеленых лужаек студенческого городка Тарзана.
Впереди замая- чила новая Аудитория, здание в строгом романском сти- ле.
Проптер поставил свой старенький "форд" среди блестящих "кадиллаков",
"крайслеров" и "паккардов", выстроившихся у входа; они вошли внутрь.
Фотокоррес- понденты в холле глянули на них, мигом определили, что вошедшие
не являются ни банкирами, ни кинозвез- дами, ни юрисконсультами, ни
представителями церкви, ни сенаторами, и презрительно отвернулись.
Студенты уже расселись по местам. Под их взглядами Джереми и Проптер
прошли к рядам, отведенным для почетных гостей. Какой разительный контраст!
Здесь, в переднем ряду, находился Сол Р. Катценблюм, президент "Авраам
Линкольн пикчерс инкорпорейтед" и активный борец за Моральное
Перевооружение; бок о бок с ним сидел епископ Санта-Моники; здесь же был и
мистер Песчеканьоло из Банка Дальнего Запада. Великая герцо- гиня Евлалия
сидела около сенатора Бардольфа, а во вто- ром ряду они заметили двоих
братьев Энгельс и Глорию Боссом, беседующих о чем-то с контр-адмиралом
Шотоверком. Оранжевое одеяние и длинная волнистая борода принадлежали Свами
Йогалинге, основателю Школы Личности. Следующим был вице-президент "Консоль
ойл", потом миссис Вагнер...
Неожиданно во всю мощь грянул орган. Под звуки гим- на Тарзана-колледжа
показалась процессия преподавателей. Парами, в мантиях, капюшонах и шапочках
с кистями,
495
доктора богословия, философии, естественных наук, юриспруденции, изящной
словесности, музыки проше- ствовали по проходу и поднялись на сцену -- там,
у задника, широким полукругом стояли приготовленные для них стулья. Посреди
сцены возвышался пюпитр; над ним возвышался доктор Малдж. Пюпитр ему, ко-
нечно же, был не нужен; ибо Малдж гордился своим умением говорить
практически бесконечно без всяких бумажек. Пюпитр поставили, дабы оратор мог
довери- тельно склониться над ним или, держась за него, пыл- ко откинуться
назад, дабы он мог энергично пристук- нуть по нему кулаком или совершить
эффектную прогулку на несколько шагов в сторону с последующим возвращением.
Орган смолк. Доктор Малдж начал свою речь -- на- чал, разумеется, с
комплиментов мистеру Стойту. Мистер Стойт, чье великодушие... Мечта, ставшая
реальностью... Воплощение идеала в камне... Человек, наделенный да- ром
Предвидения. Без Предвидения люди погибли бы... Но этот Человек обладает
даром Предвидения... Он предвидит будущую судьбу Тарзана... Средоточие, фо-
кус, светоч... Калифорния... Новая культура, более раз- витая наука, более
высокая духовность... (Тембр голоса Малджа менялся от фагота к трубе. От
вазелина с лег- ким душком портвейна до холестерина в химически чи- стом
виде.) Но, увы (тут голос трогательно упал, при- обретя
саксофонно-ланолиновую окраску), увы... Лишен возможности быть сегодня с
нами... Внезапное трагичес- кое событие... Юноша, унесенный смертью на
пороге жизни... Вел исследования в тех областях науки, кото- рые, осмелится
он сказать, столь же близки мистеру Стойту, как и сферы служения обществу и
культуре... Тяжелый удар... Необычайно чуткое сердце в условиях грубой
действительности... Домашний врач настоял на полной и немедленной смене
обстановки... Но несмотря на физическое отсутствие, душой он здесь... Мы
чув- ствуем его среди нас... И это вдохновляет всех, и пожи
496
лых, и юных... Светоч Культуры... Будущее... Идеа- лы... Победа духа... За
плечами великие свершения... Господь осенил наш городок своим
благословением... Да укрепимся в помыслах наших... Выше.... Дальше...
Больше... Вера и Надежда... Демократия... Свобода... Нетленное наследие
Вашингтона и Линкольна... Слава, которая ожидает Грецию, возрожденную на
бреге Тихо- го Океана... Знамя... Миссия... Явное предначертание... Воля
Божья... Тарзана...
Наконец все было сказано. Зазвучал орган. Процес-
сия преподавателей двинулась к выходу. За ней потяну- лись почетные гости.
Снаружи, на солнечном свету, Проптера задержала
миссис Песчеканьоло.
-- По-моему, это была удивительно вдохновенная речь, -- с жаром сказала
она.
Проптер кивнул.
-- Чуть ли не самая вдохновенная из всех речей, ка- кие я только
слышал. А я, Бог свидетель, -- добавил он, -- наслушался их на своем веку
предостаточно.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Даже по Лондону был разлит жидковатый солнечный
свет -- свет, который по мере приближения автомобиля к менее задымленным
пригородам становился все силь- нее. И ярче, пока наконец где-то около Ишера
дорога не заблестела под лучами великолепнейшего весеннего утра.
На заднем сиденье машины распростерся по диагона-
ли мистер Стойт, укрытый шерстяным пледом. Он попрежнему регулярно принимал
успокаивающее -- прав- да, теперь это было нужно скорее ему самому, чем его
врачу, -- и просыпался как следует только ко второму завтраку.
Бледная и с грустными глазами, погруженная в свои
497
печали, которые пять дней дождя над Атлантикой и еще три лондонского тумана
так и не смогли хоть немного развеять, Вирджиния молчаливо сидела впереди.
За рулем (ибо он решил, что шофера в эту поездку брать не стоит)
беспечно насвистывал доктор Обиспо; время от времени он даже пел вслух --
пел "Stretti, stretti, nell estasi damor" 1; пел "Нам маленькая ча- рочка
