благочестием себя не стеснять.
Записалась в клуб современного танца, в клуб венского вальса, в клуб
бридж-контракта, в шахматный клуб, в клуб ужинов с обсуждением текущих
событий и в клуб завтраков с обсуждением гражданских проблем.
За шесть недель ко мне приклеилось столько желающих, сколько мух к
липучке. Это позволило произвести тщательный отбор партнеров и все-таки
обеспечить себе гораздо более разнообразный блуд, чем в прошедшую четверть
века. Тогда я тоже не ограничивалась Джорджем Стронгом, но была слишком
занята, чтобы всерьез посвящать себя спорту номер один.
Теперь у меня появился досуг. Как сказала одна старая кляча (Дороти
Паркер? [американская писательница и сценаристка (1893-1967)]): "Нет
большего удовольствия, чем мужчина!"
"Мужчину и женщину сотворил их" - это Он хорошо сделал, и я воздавала
должное Творцу целых десять лет.
Но я не все время посвящала охоте на мужчин - точнее, не все время
выходила к ним под выстрел, двигаясь при этом как можно медленнее: таков
мой образ действий, ведь мужчина нервничает, когда женщина орудует в
открытую, это противоречит этикету. Мужчины большие консерваторы в сексе,
особенно те, кто это отрицает.
Мы, говардовцы, не склонны общаться со своей родней - ведь это просто
недостижимо. К переезду в Альбукерке в семьдесят втором году у меня
насчитывалось больше потомков, чем дней в году - прикажете помнить, когда
у кого дни рождения? Тут упомнить бы, как кого зовут.
Но были люди, которых я любила безотносительно к родственным узам,
если таковые существовали: старшая сестра Одри, "старшая сестра" Элеанор,
брат Том, кузен Нельсон и его жена Бетти Лу, отец, которого мне всегда не
хватало. Мать я не любила, но уважала: она делала для нас, что могла.
Дети? Пока они росли, я старалась относиться ко всем одинаково и
дарить всем поровну любовь и нежность, даже когда голова трещит и ноги
ноют.
Когда же они заводили свои семьи - внимание момент истины: я
старалась относиться к ним так же, как они относились ко мне. Если кто-то
звонил мне регулярно, я старалась звонить ему или ей столь же часто.
Некоторым посылала открытки на день рождения, но этим и ограничивалась.
Если кто-то из внуков оказывал внимание бабушке, бабушка оказывала
внимание внуку. Но на сто восемьдесят одного внука не напасешься ни тепла,
ни внимания - именно столько их было у меня, если я не сбилась со счета, к
девяноста девяти годам.
Дорогие мне люди не всегда были связаны со мной узами крови.
Маленькая Элен Бек, ровесница моей Кэрол, училась когда-то с ней в первом
и втором классах Гринвудской школы. Элен была милой, славной девочкой.
Мать ее, вдова, работала, и Элен много времени проводила у меня на кухне,
пока мы не переехали в другой дом.
Но Элен не забыла меня, а я - ее. Она стала артисткой эстрады и много
ездила. Мы держали друг друга в курсе своих перемещений и по возможности
встречались раз в полгода, в год. Она прожила долго, не будучи
говардовкой, и до самой смерти оставалась красавицей - настолько, что
танцевала обнаженной на седьмом десятке и вызывала при этом эрекцию у всех
мужчин в зале. А между тем в ее манере танцевать не было ничего
возбуждающего - не то что у звезды прошлого поколения. Маленькой Египтянки
с ее танцем живота.
Элен изменила имя, как только начала выступать, и большинству
известна как Салли Рэнд. Я любила Салли, а она любила меня - мы могли
несколько лет не видеться, а когда встречались, оказывалось, что мы
по-прежнему близкие подруги.
У нас с ней была общая странность: мы обе учились всю жизнь, когда
только могли. Салли выступала по вечерам, а днем посещала лекции в
ближайшем университете. Когда она умерла в семьдесят девятом году, у нее
на счету было больше академических часов, чем у иных профессоров. Салли
была универсалом: ее интересовало все, и она старалась все познать. Она не
пила и не курила - единственным ее пристрастием были большие, толстые
учебники.
Нэнси оставалась для меня самой близкой из всех детей, и я на
протяжении шестидесяти четырех лет порой спала с ее мужем - так Нэнси
постановила еще до замужества. Это случалось нечасто - только когда мы
встречались и была к тому возможность. Мне не верилось, что Джонатана
может и взаправду интересовать бабка, которой скоро стукнет сто лет, но он
очень убедительно притворялся. Мы по-настоящему любили друг друга, а
эрекция - лучший комплимент, какой мужчина может сделать старушке.
Джонатан был истинный рыцарь Галахад - он напоминает мне моего мужа
Галахада. Оно и неудивительно: ведь Галахад потомок Джонатана, в нем 13,2
процента крови этого предка с учетом конвергенции. Галахад, само собой, и
мой потомок - все мои мужья происходят от меня, кроме Джейка и Зеба,
которые родились в другой параллели (в четвертой, Беллокс О'Мэлли). Ах да,
и кроме Джубала - он родился в третьей.
Вследствие того что Нэнси предложила мне Джонатана, Брайану досталось
юное прелестное тело Нэнси - кажется, это был первый инцест в нашей семье.
Не знаю, продолжалось ли это потом - не мое это дело. У нас с Нэнси был
схожий темперамент - мы обе очень интересовались сексом, но не теряли при
этом спокойствия. Нам всегда хотелось, но озабоченности мы не проявляли.
Для Кэрол я всегда старалась приберечь двадцать шестое июня -
Каролинин день, Каролинки, ставший потом фиестой Санта-Каролиты для
миллионов людей, которые знать не знали мою дочку. После восемнадцатого
года Кэрол перестала отмечать свой день рождения и праздновала только
Каролинин день.
За те десять лет, что я прожила в Альбукерке, Каролинин день
несколько раз заставал ее на гастролях в Рено или Вегасе, но каждый раз
двадцать шестого июня устраивалось празднество, даже если ночное шоу
заставляло Кэрол начинать его в четыре утра. И, невзирая на время суток, в
тот день к ней съезжались друзья со всего земного шара. Приглашение на
праздник Каролиты было большой честью - этим хвастались в Лондоне и в Рио.
Кэрол вышла замуж за Рода Дженкинса из семьи Шмидт в двадцатом году -
он только что вернулся из Франции, где служил в Радужной дивизии и получил
Серебряную звезду и Пурпурное Сердце, ничего не потеряв - только шрам на
животе остался. Род обучался математике в Иллинойском технологическом,
специализируясь в топологии, ушел в армию между двумя курсами, а
вернувшись, перешел на театральный. Из фокусника-любителя он решил стать
профессионалом-иллюзионистом. Он сказал мне как-то раз, что ранение
заставило его пересмотреть жизненные ценности и свои стремления.
Так что Кэрол начала свою замужнюю жизнь, подавая мужу на сцене
разные предметы, одетая так легко, что ей не стоило труда отвлечь публику
- все и так смотрели только на нее. Детей она старалась рожать, когда Род
отдыхал, а если получалось, выступала до конца, пока не вмешивалась
дирекция - обычно после жалоб женской части публики, которой не столь
повезло - Кэрол относилась к тем счастливицам, которых большой живот
только украшает.
Детей на время гастролей она оставляла у матери Рода, но одного-двоих
брала с собой, доставляя им тем еще большую радость. Но году в пятьдесят
пятом Род, показывая фокус, где ловил зубами пулю, допустил ошибку и погиб
прямо на сцене.
На следующий же вечер Кэрол выступила с его номером (во всяком
случае, исполнила какой-то номер с его реквизитом). Одно было ясно: в
своем костюме она кроликов прятать не могла. Начав выступать в Рено,
Вегасе и Атлантик-Сити, Кэрол свела костюм до минимума и добавила к своему
номеру жонглирование.
Позднее, подучившись, она стала еще петь и танцевать. Но ее фанатам
было безразлично, что она там проделывает на сцене - им требовалась Кэрол,
а не ее штучки. На афишах театров Лас-Вегаса и Рено значилось "Каролита" -
и ничего более. Посреди своего выступления она частенько говорила: "Что-то
я сегодня устала жонглировать - и потом, У.К.Фикс [комический киноактер]
делал это лучше - и, подбоченившись, выходила на помост в зале, одетая в
свой фиговый листок и улыбку. - Давайте с вами познакомимся. Вон та
девчушка в голубом платьице - как тебя зовут, дорогая? Пошли-ка мне
поцелуй! А если я тебе пошлю поцелуй, ты его съешь или отдашь обратно? -
Или спрашивала: - У кого сегодня день рождения? Поднимите руки!"
В театральном зале именинником обязательно оказывается один из
пятидесяти, а не один из трехсот шестидесяти пяти. Кэрол просила их
встать, громко и четко называла их имена, а потом предлагала публике спеть
вместе с ней "С днем рожденья тебя". Когда доходило до имени, оркестр
умолкал, и Кэрол называла всех поочередно "...милый Джимми, Ариэль, Бебе,
Мэри, Джон, Филипп, Эми, Миртл, Винсент, Оскар, Вера, Пегги... - и оркестр
подхватывал: - С днем рожденья тебя!
Если бы приезжим разрешалось голосовать, Каролиту абсолютным
большинством выбрали бы в мэры Лас-Вегаса.
Однажды я спросила ее, как она ухитряется запоминать все эти имена.
- Это нетрудно, мама, - ответила она, - было бы желание. Если я и
ошибусь, они меня простят - они знают, что я старалась. Им прежде всего
хочется думать, что я им друг - и я им правда друг.
За эти десять лет я иногда навещала моих самых дорогих, но больше
сидела дома и предоставляла им навещать меня. А в остальное время
наслаждалась тем, что живу, и посвящала себя новым друзьям - и в постели,
и вне ее, а порой и там и сям.
По мере того как время шло и приближалось мое столетие, я начинала
ощущать дуновение осени - суставы по утрам теряли гибкость, в рыжине
пробивалась седина, кое-где отвисала кожа, но хуже всего было чувство
собственной непрочности и боязнь упасть.
Но я не поддавалась и старалась еще пуще. Был у меня в то время
верный кавалер, Артур Симмонс, и ему льстило, когда я называла себя
"матрасом Симмонса".
Артур был вдовец шестидесяти лет, бухгалтер-ревизор и абсолютно
надежный партнер по бридж-контракту - ради него я отказалась от
итальянского метода и стала опять играть по Горену, как и он. Я и по
Калбертсону играла бы, попроси меня Артур об этом: хороший партнер по
бриджу есть бесценный алмаз.
Так же, как истинный джентльмен в постели. Призовым жеребцом Артура
назвать было трудно, но и мне уже было не восемнадцать, и я никогда не
отличалась такой красотой, как Кэрол. Зато он всегда проявлял
ответственность и делал все, что мог.
Была у него одна странность: после первого нашего свидания у меня
дома он каждый раз настаивал, чтобы мы встречались в мотеле.
- Морин, - объяснял он, - если ты берешь на себя труд приехать ко
мне, я тогда уверен, что тебе действительно этого хочется. И наоборот -
если я снимаю комнату в мотеле, значит, достаточно заинтересован в тебе,
чтобы взять на себя этот труд. Когда же кому-то из нас надоест утруждать
себя - значит, пришло время поцеловаться на прощание и расстаться без
слез.
Это время пришло в июне восемьдесят второго года. По-моему, каждый из
нас только и ждал, когда другой заговорит об этом. Двадцатого июня, идя
пешком на свидание с Артуром, я раздумывала, не начать ли мне этот
разговор во время отдыха, после первого раза, - потом второй раз, если он
захочет, и прощаемся. А может, милосерднее будет сказать, что я собираюсь
на восток навестить дочь? Или же разорвать сразу?
Я дошла до пересечения бульваров Ломас и Сан-Матео. Никогда мне не
нравился этот перекресток: светофор переключался слишком быстро, а
