чего-то нехорошего.
- Говорила я ему, что резус-отрицательной кровью можно отравиться.
Гассан, старый ты напыщенный урод, все это просто смешно. Я не леди Макбет
и не живой труп: я в добром здравии. Я потерялась, вот и все.
- Да, вы потерялись и вскоре потеряете жизнь, дорогая леди, ибо нет
на планете такого места, где можно укрыться от прокторов Верховного
Епископа. Все, что мы можем вам предложить, это несколько моментов высшего
наслаждения, прежде чем вас найдут. Что до имени, выбирайте сами, какое
вам по душе. Мария Кровавая, скажем. Не надо только произносить вслух свое
настоящее имя - оно уже вывешено в каждом почтовом отделении. Однако
довольно для начала. Пусть услаждает нас музыка и льется доброе вино.
Carpe diem [ловите мгновенье (лат.)], собратья! Выпьем и насладимся
минутой. Позднее мы вновь вернемся к делам и огласим имена новых
кандидатов на уничтожение. - Он нажал на ручку своего кресла, развернулся
и покатил к бару в углу комнаты.
Большинство собравшихся последовало за ним. Я встала, и ко мне
подошла Лиззи Борден.
- Позвольте мне лично приветствовать вас, - сказала она мягким,
теплым контральто. - Мне очень близок ваш поступок, за который вы
страдаете. Нечто подобное произошло и со мной.
- Вот как?
- Так мне кажется. Я была простой храмовой проституткой,
сестрой-каролиткой, когда впала в немилость. Я всегда чувствовала в себе
склонность к религии и еще в школе поверила, что она - мое истинное
призвание. - Она улыбнулась, показав ямочки на щеках. - Постепенно я
поняла, что церковь существует лишь для блага своих служителей, а не для
блага народа. Но поняла я это слишком поздно.
- Неужели вы взаправду при смерти? У вас такой цветущий вид...
- Если повезет, я могу прожить от четырех до шести месяцев. Мы все
здесь при смерти, дорогая. Но мы не тратим времени на раздумья об этом, а
изучаем очередного клиента и обдумываем в деталях его последние минуты.
Можно предложить вам выпить?
- Нет, спасибо. Вы не видели моего кота?
- Я видела, как он вышел на балкон. Пойдемте посмотрим.
Мы вышли - Пикселя не наблюдалось. Но ночь была ясная, и мы
помедлили, любуясь ею.
- Лиззи, где мы находимся?
- Наш отель недалеко от Плазы, балкон выходит на север. Перед нами
центр города, а дальше течет Миссури.
Как я и ожидала, Присцилла разразилась новым потоком истерической
чепухи. Она обвиняла всех - меня, доктора Рамси, президента Паттона,
школьный комитет Канзас-Сити и бесчисленное множество других в том, что мы
сговорились против нее. Себя она ни в чем не винила.
Пока она декламировала, Джим вогнал в нее шприц с транквилизатором -
то ли с торазином, то ли с чем-то не менее мощным. Мы отнесли ее в мою
машину и доставили в больницу. Мемориал Белла придерживался системы
"сначала койка, бумажки потом", и Джим немедленно приступил к лечению.
Потом назначил снотворное на девять вечера и мокрый компресс, если больная
не угомонится.
Я подписала все нужные бумаги, предъявила кредитную карточку
"Америкэн Экспресс", и мы поехали обратно в консультацию Джима, где он
взял у меня кровь и мазок.
- Морин, куда ты отправила парня?
- Не думаю, что он имеет к этому отношение, Джим.
- Не рассуждай, как твоя дочка, глупая ты баба. Тут не гадать надо, а
выяснять.
Джим порылся в своем справочнике и позвонил своему коллеге в
Гленнвил.
- Мы найдем парня и пошлем его к вам. Есть у вас все необходимое для
анализа по Моргану? Свежие реагенты, поляризатор и все такое?
- В студенческом-то городке, доктор? Можете прозакладывать последний
доллар, что есть.
- Прекрасно. Мы его выследим и направим прямо к вам, а потом я буду
ждать вашего звонка по этому номеру.
Нам повезло застать Дональда в общежитии.
- Дональд, ступай немедленно к доктору Ингрему. Он принимает в
центре, напротив библиотеки Стюарта. Отправляйся сейчас же.
- А в чем дело-то, мама? - встревожился сын.
- Ночью позвони мне домой по надежному телефону, и я тебе скажу. Это
не для вестибюля в общежитии. Иди прямо к доктору Ингрему и делай все, что
он тебе скажет. Скорей.
Мы стали ждать звонка от доктора Ингрема. Тем временем ассистентка
Джима подготовила мои анализы.
- Хорошие новости. Можете ехать на свой пикник с воскресной школой.
- Спасибо, Ольга.
- Жаль, что с девочкой такое стряслось. Но при современных лекарствах
она будет дома через пару дней, такая же здоровая, как и вы.
- Слишком уж быстро мы их лечим, - пробурчал Джим. - Раньше, если
кто-то подхватывал такое, это служило ему уроком. А теперь они считают это
чем-то вроде насморка - так чего волноваться-то?
- Доктор, вы циник и плохо кончите, - сказала Ольга.
После мучительного ожидания наконец позвонил доктор Ингрем.
- Доктор, у вас есть основания подозревать, что пациент инфицирован?
- Нет. Но его следовало исключить согласно закону штата Миссури о
венерических заболеваниях.
- Результат отрицательный и по тому и по другому, и еще по паре
инфекций, которые я заодно проверил. У него даже перхоти нет. Не понимаю,
зачем вы включили его в розыск. Мне сдается, что он еще девственник. Кому
послать счет?
- В мою консультацию.
- Что это за закон, Джим? - спросила я по окончании разговора.
Он вздохнул.
- Триппер и сифилис относятся к тем болезням, о которых я обязан
сообщать, и не только сообщать, но и активно помогать выяснить, от кого
заразился пациент. Затем офицеры службы здравоохранения идут по цепочке,
пытаясь добраться до источника - безнадежное дело, ведь источник может
скрываться где-то в глубине веков. Но кое-какая польза все же есть. Был
случай у нас в городе, когда, обнаружив одного пациента с триппером,
сумели выявить еще тридцать семь человек, пока они не успели разбежаться
по городам и весям. Когда же такое случается, наши офицеры передают
сведения в другие штаты, и мы больше не занимаемся розыском. Выявить и
излечить тридцать семь больных гонореей - это уже кое-что, Морин.
Венерические болезни относятся к тем, которые есть возможность изжить, как
изжили оспу, - ты знаешь, как определяют, что такое венерическая болезнь?
(Знаю, Джим, но это не важно.)
- Нет.
- Это болезнь, которой так трудно заразиться, что для этого требуется
или половое сношение, или глубокий поцелуй. Вот почему у нас есть шанс
изжить их - если только эти идиоты будут с нами сотрудничать. Это не то,
что так называемая простуда, которую все так и сеют вокруг, и хоть бы кто
извинился. - Доктор непристойно выругался.
- Ай-ай-ай, - покачала я головой. - Леди так не выражаются.
Когда я вошла к себе домой, там мигал экран и звонил телефон. Я
бросила сумочку и поспешно ответила - Дональд.
- Мама, что там у вас стряслось?
- Телефон надежный? - Я не видела, что у него там позади - виднелась
только гладкая стена.
- Звукоизолированная кабина на телефонной станции.
- Хорошо. - Я не знала, как помягче сказать мальчику, что его сестра
огребла сразу большое и малое казино, поэтому выложила все напрямик: -
Присцилла больна. У нее гонорея и сифилис.
Я думала, Дональд упадет в обморок, но он сдержался.
- Это ужасно, мама. Ты уверена?
- Еще бы. Я присутствовала, когда у нее брали анализы, и видела
результаты этих анализов. Поэтому-то и тебя послали проверяться. Для меня
большое облегчение узнать, что это не ты ее наградил.
- Я еду. Это около двухсот сорока миль, сюда я доехал за...
- Дональд.
- Что, мама?
- Сиди на месте. Мы послали тебя в Гленнвил, чтобы убрать подальше от
сестры.
- Но здесь особый случай, мама. Я ей нужен...
- Нет, не нужен. Ты очень плохо на нее влияешь, хуже некуда, не
понимаешь, что ли? Ей не сочувствие нужно, а антибиотики, их она и
получает. Так что оставь ее в покое и дай ей шанс оправиться... и
повзрослеть. Да и тебе пора становиться взрослым.
Я спросила, как его успехи, и отключилась. А потом сделала то, чего в
принципе не делаю, но к чему меня иногда вынуждает суровая необходимость:
обыскала комнату дочери.
Я считаю, что ребенок имеет право на личную жизнь, но не абсолютное:
родительская ответственность за то, что происходит в доме, стоит на первом
месте. Если обстоятельства того требуют, право ребенка на личную жизнь
можно временно и отменить.
Знаю, что некоторые либералы и все дети не согласятся со мной, но
делать нечего.
В комнате у Присциллы был такой же беспорядок, как у нее в голове, но
меня не это заботило. Я медленно прочесала ее спальню и ванную, стараясь
не пропустить ни одного кубического дюйма и оставлять все вещи в том же
виде, в каком нашла.
Спиртного я не обнаружила. Нашла тайничок с чем-то вроде марихуаны -
я не знала, как она выглядит, но решила, что это именно "травка" по двум
причинам: на дне одного ящичка были спрятаны две пачечки папиросной бумаги
- а табака нигде не нашлось, ни россыпью, ни в сигаретах. Зачем еще нужна
папиросная бумага, как не для сигарет особого сорта?
Еще одну странную находку я сделала в ванной, в самой глубине
шкафчика: маленькое квадратное зеркальце и при нем бритвочка "Джем" с
односторонним лезвием. Я дала Присцилле большое ручное зеркало, над
туалетным столиком у нее трельяж - зачем ей еще одно? Я долго смотрела на
эти два предмета, зеркальце и безопасную бритву, потом поискала еще и
нашла, как мне и помнилось, бритвенный прибор "Жилетт" и начатую пачку
обоюдоострых жилеттовских лезвий - ни одного "Джема" больше не было. Тогда
я обыскала ванную и комнату вторично. Не оставила без внимания даже
комнату Дональда, хотя и знала, что там пусто, как в буфете у матушки
Хаббард ["Матушка Хаббард полезла в буфет Песику косточку дать. Глядь, а в
буфете-то косточки нет. Нечего псу поглодать" (английская детская
песенка)], поскольку убирала там после его отъезда. Белого порошка,
похожего на сахарную пудру, мне не встретилось - но это доказывало только,
что я не сумела найти тайник.
Я положила все обратно - так, как было.
Около часу ночи в дверь позвонили. Я спросила, не вставая с постели:
- Кто там?
- Я, мама, Дональд.
Ах ты, такой-сякой!
- Ладно, входи.
- Не могу, дверь закрыта на засов.
- Извини, я еще не проснулась. Сейчас спущусь. - Я накинула халат,
сунула ноги в шлепанцы, сошла вниз и впустила сына. - Входи, Дональд.
Садись. Когда ты ел в последний раз?
- Перехватил "биг мак" в Бетани.
- Боже ты мой. - И я принялась его кормить. Когда он уничтожил
гигантский многоярусный сандвич и управился с большой тарелкой шоколадного
мороженого, я спросила: - Ну и зачем ты приехал?
- Ты сама знаешь, мама. Чтобы повидать Присс. Ты сказала, что она во
мне не нуждается, но ты ошибаешься. С самого детства, когда ей было плохо,
она бежала ко мне. И я знаю, что нужен ей.
О Боже! Надо было судиться. Нельзя было оставлять своих младших детей
под опекой у этой... да поздно спохватилась! Отец, почему ты дал себя
убить в Битве за Британию? Мне нужен твой совет. И мне так тебя не
хватает!
- Дональд, Присциллы здесь нет.
- Где же она?
- Не скажу.
- Я не уеду в Гленнвил, не повидав ее, - уперся он.
- Твоя проблема. Дональд, мое терпение истощилось, и я не знаю, что
еще с вами делать. Моих советов вы не слушаете, моим приказаниям не
подчиняетесь, а отшлепать вас нельзя - слишком взрослые. Больше уж я
ничего не придумаю.
- Ты не скажешь, где она?
- Нет.
- Тогда я останусь здесь, пока не увижу ее, - тяжело вздохнул он.
