- Зенобия, мне больно в этом признаваться, но... видишь ли... у меня
ни одной не было. Ни единой.
- Но Кларенс!
- Лапушка, они меня там доконали. Полевые учения, занятия и лекции
днем, шесть дней в неделю, и учебные тревоги по воскресеньям. Вечером
снова занятия и больше уроков, чем можно одолеть. Валишься спать около
полуночи, а в шесть уже подъем. Пощупай мои ребра, как я отощал. Эй! Это
не ребро!
- Да, это вообще не кость. Губерт, я хочу подержать тебя в постели,
пока ты не подкормишься и не окрепнешь. Твой рассказ растрогал меня.
- Да, он трагичен, я знаю. Но что оправдывает тебя? Джастин уж точно
предлагал тебе немного развлечься.
- Милый ты мой, Джастин с Элеанор в самом деле обедали у нас. Но в
доме полно детворы, а батюшка изображает из себя филина, так что меня даже
и по заднице не потрепали. Лишь несколько галантных непристойностей
шепнули мне в зардевшееся ушко.
- В какое? Надо бы поехать к ним.
- Но они так далеко живут.
К ним надо было долго ехать даже на машине, а уж на трамвае и вовсе
целую вечность. С Везерелами мы познакомились в нашей новой церкви,
Линвудской методистской, когда переехали на бульвар Бентона. Но в тот же
год, когда мы еще не стали близкими друзьями, Везерелы переехали в район
новой застройки Дж.К.Николса, на юге в окрестностях Загородного клуба,
перешли в епископальную церковь поближе к дому, и мы потеряли с ними
связь.
Мы с Брайаном говорили о них - от них обоих хорошо пахло, - но они
слишком далеко уехали, чтобы с ними общаться, они были старше нас и
определенно состоятельные люди. Все это немного стесняло меня, и я
перевела Везерелов в пассив.
Потом Брайан снова столкнулся с Джастином, когда тот пытался попасть
в Платтбург и сослался на Брайана, как на поручителя, чем мой муж был
польщен. Джастина не брали на подготовку из-за поврежденной в детстве ноги
- еще не умея ходить, он стал жертвой несчастного случая и хромал, но
почти незаметно. Брайан обратился с просьбой о пересмотре решения - ее не
удовлетворили, но в итоге Элеанор пригласила нас на обед в январе, за
неделю до отъезда Брайана.
Чудесный большой дом и еще больше детей, чем у нас. Джастин внес в
его планировку изящное, но дорогое решение: они с Элеанор занимали не одну
только спальню, но весь верхний этаж в одном из крыльев - апартаменты, в
которые входили гостиная (отдельная, помимо салона и малой гостиной
внизу), огромная спальня с буфетом и винным погребцом и большая туалетная
комната. Последняя делилась на ванную, душ и два туалета, а в одном из них
находилось устройство, о котором я только слыхала, но до сих пор не
видела: биде.
Элеанор показала мне, как оно действует, и я пришла в восторг. Как
раз то, что надо Морин с ее красноречивым запашком. Я так и сказала
Элеанор.
- А по-моему, у тебя восхитительный естественный запах, - серьезно
ответила она, - и Джастин тоже так думает.
- Он тебе сам сказал?
Элеанор взяла мое лицо в ладони и поцеловала меня легко и нежно
мягким ртом - ее язык не коснулся моего, но поцелуй был глубоким.
- Сказал. И не только это. Дорогая, его так влечет к тебе (да, я
знала), и меня тоже. А еще меня влечет к твоему мужу, так всю и
пронизывает, когда Брайан рядом. Если бы вы разделяли наши чувства... мы с
Джастином были бы рады дать им выход.
- Ты хочешь, чтобы мы с тобой поменялись?
- Ну да! Честная мена - не грабеж.
- Согласна! - не колеблясь ответила я.
- Вот и хорошо! А с Брайаном ты не хочешь посоветоваться?
- Нет необходимости. Я знаю. Он готов живьем тебя съесть. - Я тоже
взяла в ладони ее лицо и поцеловала в губы. - Как мы это устроим?
- Как вам удобнее, Морин, милая. Наша гостиная в считанные секунды
превращается во вторую спальню, и при ней есть своя туалетная. Так что
можем или разбиться на пары, или остаться вчетвером.
- Мы с Брайни не прячемся друг от друга. Элеанор, я убедилась на
опыте, что, если просто раздеться, можно сэкономить время и слова.
Она вздрогнула.
- Я тоже убедилась в этом. Но ты, Морин, меня поражаешь. Я тебя знаю
уже лет десять. Когда мы еще жили на Саут-Бентон и все ходили в Линвудскую
церковь, мы с Джастином говорили о вас, как о возможных партнерах. И я
сказала, что в глазах у Брайана есть нечто, внушающее надежду, но способа
пробить твою броню я не вижу. Истинная леди, прямо из "Еженедельника Годи
для дам". А поскольку такого рода семейные игры всегда обговариваются
сначала между женами, мы просто внесли вас в список пропащих.
Я с усмешкой расстегивала свои крючки и пуговицы.
- Милая Элеанор, я рассталась с невинностью в четырнадцать лет и с
тех пор все никак не уймусь. Брайан это знает и понимает меня и любит
такой, какая есть.
- Прекрасно! А я, голубка, отдала свою вишенку в двадцать мужчине
вчетверо старше себя.
- Стало быть, не Джастину.
- О Боже, конечно, нет. - Она переступила свои штанишки и осталась в
чулках и домашних туфельках. - Я готова.
- Я тоже. - Я не могла оторвать от нее глаз и жалела, что Брайни не
побрил и меня - она была гладенькая, как апельсин. Как будет любить ее
Брайни - беленькую, высокую, точеную!
Через несколько минут Джастин уложил меня на персидский ковер перед
огнем в их гостиной, а Элеанор с моим мужем устроились рядом. Она
повернула ко мне голову, улыбнулась, взяла меня за руку, и я приняла ее
мужа, а она - моего.
В светских салонах Бундока за "Стимулятором" и "Собеседником" часто
спорят об идеальном количестве участников для полигамной любви. Одни
предпочитают трио всех четырех видов или один из четырех, другие ставят на
большие компании, третьи заявляют, что любое почетное число хорошо, а
четное не подходит. Я лично продолжаю считать, что с двумя семейными
парами, где все любят друг друга, ничто сравниться не может. Ничего не
имею против других вариантов - они все мне нравятся. Просто тот, который я
назвала, нравится мне больше всех, и уже много лет.
Попозже Брайан позвонил отцу и сказал, что на улицах гололедица - не
подежурит ли дедушка одну ночь в зверинце?
- Почему у тебя такой отсутствующий взгляд? - спросил Брайан, глядя
на меня сверху.
- Думала о твоей любимой девушке.
- Моя любимая девушка - ты.
- О любимой блондинке. Об Элеанор.
- А, само собой.
- И о твоей любимой старшей дочке.
- В этой фразе есть какое-то противоречие. Любимая старшая дочка.
Старшая любимая дочка. Полагаю, что и то и другое относится к Нэнси. Ну и
что же?
- То, о чем не напишешь в письме. Нэнси сделала это.
- Что сделала? Если речь про того прыщавого парня, то ты, помнится,
пришла к выводу, что это произошло еще год назад. Сколько же раз она может
прощаться с девственностью?
- Брайни, Нэнси решила мне открыться, потому что испугалась. А
прыщавый мальчишка больше не показывается к нам, потому что не
остановился, когда у него порвалась резинка. Вот девочка и сказала все
маме. Я промыла ее, мы вместе проверили ее календарь, а через три дня у
нее началось, и она перестала бояться. Но мы наконец-то поговорили
по-женски. Я прочла ей ускоренный курс дедушки Айры, используя в качестве
наглядных пособий гравюры Форберга - слушай, у тебя там точно кость.
- А ты что думала? Рассказываешь мне о похождениях Нэнси, и
полагаешь, что я сохраню мягкость? Пусть Нэнси мне verboten [запрещено
(нем.)], но мечтать-то я хотя бы могу? Если тебе можно мечтать о своем
отце, то мне можно мечтать о своей дочке. Переходи к хорошим новостям,
голубка.
- Мерзавец этакий. Развратник. Брайни, не искушай Нэнси, если не
имеешь серьезных намерений, иначе она тут же переключится на тебя: она
сейчас в неустойчивом состоянии. Теперь хорошие новости. Как мы с тобой и
договорились, я рассказала Нэнси о Фонде Говарда, пообещав, что ты тоже с
ней поговоришь, как приедешь, и позвонила судье Сперлингу. Он направил
меня к одному адвокату у нас в городе, к мистеру Артуру Дж.Чепмену. Ты его
знаешь?
- Слышал о нем. Оказывает услуги корпорациям, в суде не бывает. Очень
дорогой.
- И один из попечителей Фонда Говарда.
- Я так и понял. Интересно.
- Я зашла к нему, представилась, и он дал мне список для Нэнси. По
нашему району: графство Джексон и Клей и графство Джонсон в Канзасе.
- Хорошая охота?
- Ничего себе. В списке значится Джонатан Сперлинг Везерел, сын твоей
любимой блондинки.
- Да будь я краснозадым бабуином!
- Значит, Айра думает, что этот хлыщ - побочный отпрыск его брата? -
спросил Брайан немного позже.
- Да, и ты тоже так подумаешь, когда увидишь его. Дорогой, мы с ним
так похожи друг на друга, что можно поклясться, будто мы брат и сестра.
- И у тебя по его поводу печет в одном месте.
- Мягко говоря. Прости меня, дорогой.
- За что прощать? Если бы ты так спокойно относилась к сексу, что не
смотрела бы ни на кого, кроме своего бедного, старого, усталого,
потрепанного мужа... Ой! - (Я его ущипнула)" - С тобой и наполовину не
было бы так здорово в постели. А так вы очень живая женщина, миссис
Финкельштейн. Я предпочитаю вас такой, какая вы есть, и в хорошем, и в
плохом.
- Может, свидетельство мне выпишешь?
- С удовольствием. Будешь показывать его своим клиентам? Дорогуша, я
давно уже спустил тебя с поводка, потому что знал тогда и знаю сейчас, что
ты никогда не сделаешь ничего во вред нашим детям. Не делала и не
сделаешь.
- Мое досье не так уж безупречно, милый. В случае с преподобным
доктором Эзекиелем я действовала глупо и бесшабашно. Я краснею, когда
вспоминаю о нем.
- Зек был твоим боевым крещением, любимая. Он до того тебя напугал,
что ты больше не рисковала связываться с ему подобными. Кислотной пробой
на зрелость адюльтера, любовь моя, служит как раз выбор партнера. Все
остальное - естественное следствие твоего выбора. Вот этот Бронсон,
который тебе то ли кузен, то ли нет: гордилась бы ты им, если бы он
оказался с нами сейчас в постели? Или стыдилась бы его? Была бы ты
счастлива? Подходящий он мужик или нет?
Я мысленно подвергла мистера Бронсона кислотной пробе Брайана.
- Брайан, я не могу здраво судить о нем. Голова идет кругом, и я
ничего не соображаю.
- Хочешь, я поговорю о нем с дедушкой Айрой? Уж его-то с толку не
собьешь.
- Да, поговори. Только не намекай, что я хочу лечь с ним в постель:
отец смутится, скажет "гмм" и уйдет из комнаты. Кроме того, он и сам это
знает - я чувствую.
- Понимаю. Конечно же, Айра ревнует тебя к этому франту, так что эту
сторону вопроса я не стану затрагивать.
- Отец? Ревнует меня? Да что ты!
- Любимая, ты такая прелесть, что не беда, если ты немного дурочка.
Айра может ревновать тебя - и ревнует - по той же причине, что и я ревную
шалунью Нэнси: потому что не могу ее иметь. Айра хочет тебя сам, но ему
нельзя. А мне ревновать тебя нечего, потому что ты моя, и я знаю, что твои
сокровища - неисчерпаемое эльдорадо. Тот цветочек между твоих славных
ляжек - все равно что рог изобилия: я могу делить его с кем угодно, и он
не иссякнет. Но для Айры это сокровище недоступно.
- Да он мог бы иметь меня, когда только захочет!
- Ух ты! Ты что, захватила его наконец врасплох?
- Черта с два. Так он и поддался.
- Значит, ситуация не изменилась: Айра не тронет тебя по той же
причине, по которой я не трону Нэнси - хотя у меня нет железной
уверенности, что я столь же благороден, как Айра. Ты лучше скажи Нэнси,
