только почтовый ящик, телефон перевели к нам домой, и я легко справлялась
с канцелярской работой, а Брайан младший, которому уже исполнилось
двенадцать, каждый день заезжал за почтой на велосипеде по дороге из
школы.
Так что Нельсон, мой единственный вполне надежный "запасной муж", был
далеко, а суровый пуританин-отец неусыпно следил за мной - и Морин обрекла
себя на четыре, пять, а то и шесть месяцев монашеской жизни.
Отец часто коротал вечера в бильярдной, которую называл своим
"шахматным клубом". Однажды, дождливым вечером в конце февраля он, к моему
удивлению, привел домой незнакомца.
И тем заставил меня испытать величайший эмоциональный шок в моей
жизни.
Протянув руку молодому человеку, я увидела перед собой своего отца,
каким его помнила в детстве. Совпадал даже запах, четко ощущаемый мною, -
запах чистоплотного самца, выделяющего свежую секрецию.
Улыбаясь и поддерживая светский разговор, я сказала себе: "Не падай в
обморок, Морин. Нельзя падать в обморок".
Ибо почувствовала в себе настоятельную готовность принять мужчину.
Именно этого. Похожего на моего отца тридцать лет назад. Я сдерживала
дрожь, я говорила ровным голосом, я старалась обращаться с ним так же, как
с любым желанным гостем, которого приводит в дом отец, муж или кто-то из
детей.
Отец представил мне его как мистера Теодора Бронсона и сказал, что
обещал мистеру Бронсону чашечку кофе - это дало мне предлог их покинуть. Я
сказала:
- Ну конечно - в такой холодный дождливый вечер. Присядьте,
пожалуйста, джентльмены, - и убежала на кухню.
Нарезая торт, раскладывая печенье, ставя на поднос чашки, сливки и
сахар, переливая кофе из кухонного кофейника в серебряный гостевой, я
успела прийти в себя, упрятать поглубже свой похотливый пыл - и надеялась,
что аромат кофе заглушит исходящий от меня душок, да и женское платье тех
времен служило хорошей броней. Надеялась я также, что отец не заметит
того, в чем я была уверена: что мистер Бронсон испытывает ко мне то же,
что я к нему.
Я вошла с этим подносом; мистер Бронсон вскочил мне помочь. Мы пили
кофе с тортом и беседовали. Я зря беспокоилась насчет отца - у него было
свое на уме. Он тоже заметил фамильное сходство и построил на этом теорию,
что мистер Бронсон - побочный сын его брата Эдварда, погибшего в
железнодорожной катастрофе вскоре после моего рождения. Отец велел нам с
ним встать рядом и посмотреть в зеркало над камином.
Впрочем, эта отцовская теория была показной. Прошло много месяцев,
прежде чем он признался мне: он подозревал, что мистер Бронсон вовсе не
отпрыск моего беспутного дядюшки Эдди, а его собственный внебрачный сын и
мой кровный брат.
В разговоре я вполне прилично, под носом у отца, дала понять мистеру
Бронсону, что буду рада видеть его в воскресенье в церкви, что мой муж
должен приехать па мой день рождения и мы тогда пригласим мистера Бронсона
на обед - поскольку он, оказывается, родился в тот же день!
Вскоре он ушел. Я пожелала отцу спокойной ночи и поднялась в свою
одинокую спальню.
Первым делом я приняла ванну. Я уже мылась перед ужином, но пришлось
сделать это повторно - я вся истекала похотью. В ванне я мастурбировала,
пока не перестали болеть груди. Вытерлась, надела рубашку и легла в
постель.
Потом встала, заперла дверь, сняла рубашку, снова легла и снова стала
мастурбировать, представляя себе мистера Бронсона, его запах, тембр его
голоса.
И занималась этим, пока не уснула.
12. "СМЕРТЬ КАЙЗЕРУ!"
Не знаю, вернется ли еще Пиксель, после того как его последний визит
чуть не кончился трагически.
Сегодня я проделала эксперимент. Сказала: "Телефон!", как это делал
доктор Ридпат. И точно, передо мной возникла голограмма... с лицом
надзирательницы.
- Вы зачем вызываете телефон?
- А что такого?
- Вам не положено.
- Кто сказал? Если это правда, почему меня не предупредили? Спорю на
пятьдесят октетов, что вы правы, а я нет.
- А я что говорю?
- Докажите. Я не стану платить, пока не докажете.
Озадаченная голова исчезла. Посмотрим, что из этого выйдет.
Мистер Бронсон пришел в то воскресенье в церковь. После службы в
толкучке у входа, где прихожане говорили пастору комплименты по поводу
проповеди (доктор Дрейпер действительно произнес прекрасную проповедь,
если не проявлять критиканства и отнестись к ней с чисто художественной
точки зрения), у входа я сказала мистеру Бронсону "Доброе утро".
- Доброе утро, миссис Смит, мисс Нэнси. Прекрасная погода для марта,
не правда ли?
Я согласилась и представила его остальному племени, которое было в
наличии: Кэрол, Брайану младшему, Джорджу. Мэри, Вудро, Ричард оставались
дома с дедом - не думаю, чтобы отец хоть раз вошел в церковь после отъезда
из Фив, разве что по случаю свадьбы или похорон кого-то из близких. Мэри и
Вудро ходили в воскресную школу, но я считала, что для церкви они еще
малы.
Мы поболтали пару минут ни о чем, раскланялись и разошлись. Ни один
из нас не подал виду, что эта встреча имеет для нас какое-то значение. Он
сгорал от желания ко мне, я - к нему, мы оба об этом знали, но не выдавали
себя.
День за днем продолжался наш роман - без слов, без прикосновений,
даже без влюбленных взглядов, на глазах у отца. Отец говорил потом, что он
кое-что подозревал - "чуял крысу", но мы с мистером Бронсоном вели себя до
того безупречно, что придраться было не к чему. "В конце концов, дорогая,
не могу же я осуждать мужчину за то, что он тебя хочет, лишь бы вел себя
как следует - мы оба знаем, что ты за штучка - и тебя не могу упрекать за
то, что ты это ты, что ж тут поделаешь - лишь бы ты вела себя как леди. По
правде говоря, я гордился вами - такую благородную сдержанность вы
проявляли. Это нелегко, я знаю".
Приходя играть в шахматы с отцом, а потом и с Вудро, мистер Бронсон
мог видеть меня почти каждый день. Он вызвался быть помощником командира
нашего церковного скаутского отряда, привез домой Брайана младшего и
Джорджа после скаутского слета в пятницу вечером и договорился с Брайаном
младшим, что завтра заедет за ним и поучит его водить машину. (У мистера
Бронсона был шикарный "форд-ландолет", сверкающий и красивый.)
В следующую субботу мы повезли пятерых старших на пикник - они были
так же очарованы мистером Бронсоном, как и я. Кэрол потом созналась мне:
"Мама, если я надумаю выйти замуж, то хочу такого мужа, как мистер
Бронсон".
Я не стала ей говорить, что чувствую то же самое.
Через неделю мистер Бронсон повел Вудро на утренник в Ипподром-театр
- смотреть знаменитого иллюзиониста Терстона. (Я бы с удовольствием пошла
с ними - обожаю магию, но при отце не осмелилась и заикнуться.) Когда
мистер Бронсон вернулся с заснувшим у него на руках Вудро, я со спокойной
душой пригласила его в дом - отец стоял рядом, и все было вполне законно.
Мистер Бронсон ни разу во время нашего странного романа не был у нас дома
в отсутствие отца.
Однажды, когда мистер Бронсон привез Брайана младшего с урока
вождения, я пригласила его к чаю. Он спросил, дома ли отец, и, узнав, что
нет, тут же вспомнил о какой-то важной встрече. Мужчины ведут себя более
робко, чем женщины - по крайней мере те, кого я знала.
Брайан приехал домой в воскресенье первого апреля, а отец в тот же
день ненадолго уехал в Сент-Луис - думаю, чтоб повидаться с матерью, хотя
он не сказал зачем. Я предпочла бы, чтобы он остался дома, тогда мы с
Брайаном могли бы совершить небольшую прогулку в никуда - дед присмотрел
бы за выводком, а Нэнси сготовила бы что-нибудь.
Но я никому об этом не сказала, потому что детям так же хотелось
побыть со своим отцом, как мне - затащить его в постель. А потом - у нас
ведь больше не было автомобиля. Перед отъездом Брайан продал "Эль Рео
Гранде".
- Мо, - сказал он, - в прошлом году, когда я уезжал в апреле, ехать в
Платтбург на машине имело смысл, и "рео" был мне там очень кстати. Но
дурак я буду, если вздумаю ехать из Канзас-Сити до штата Нью-Йорк в
феврале. В апреле меня и то три раза вытаскивали из грязи - в феврале это
было бы невозможно. Кроме того, - добавил Брайни со своей
теддирузвельтовской улыбочкой, - я собираюсь купить нам десятиместную
машину. Или одиннадцатиместную. Постараемся насчет одиннадцатого?
Мы постарались насчет одиннадцатого, но выбить чек нам в тот раз не
удалось. Брайни уехал в Платтбург на поезде, пообещав, когда вернется,
купить самую большую машину, какая есть - на семь пассажиров - и, может
быть, на этот раз закрытую? Семиместный "лексингтон-седан", например? Или
"мармон"? Или "пирс-эрроу"? Подумай над этим, дорогая.
Я не слишком задумалась, зная, что, когда придет время, Брайан
выберет сам. Но меня радовало, что у нас будет машина побольше.
Пятиместная тесновата для семьи в десять человек (или в одиннадцать, если
получилось).
Так что, когда Брайан вернулся домой первого апреля семнадцатого
года, мы с ним остались дома и занялись любовью в постели. В конце концов
совсем не обязательно делать это на траве.
В ту ночь, когда мы уже утомились, но спать еще не хотелось, я
спросила:
- Когда тебе нужно обратно в Платтбург, любовь моя? - Он так долго не
отвечал, что я добавила: - Или это нескромный вопрос? С девяносто седьмого
года прошло столько времени, что я позабыла, о чем можно спрашивать, а о
чем нет.
- Спрашивай о чем хочешь, дорогая моя. Кое на что я не могу ответить
- или потому, что это секрет, или, еще вероятнее, потому, что лейтенантам
не так уж много известно. Но сейчас я тебе отвечу. Не думаю, что вернусь
обратно в Платтбург. Даже уверен, что не вернусь, и потому забрал оттуда
все, даже зубную щетку.
Я молчала.
- Хочешь знать почему?
- Ты сам скажешь, если захочешь. И если сможешь.
- Ишь какая покладистая. Ты что, лишена элементарного бабьего
любопытства?
(Нет, не лишена, дорогой мой, - но вытяну из тебя больше, если не
буду его проявлять.)
- Ну скажи - почему?
- Так вот, в газетах могут писать что угодно, но так называемая "нота
Циммермана" [перехваченная английской разведкой секретная директива
статс-секретаря Циммермана германскому посланнику в Мексике, в которой
предлагалось начать переговоры с мексиканским правительством о заключении
военного союза с Германией против США] - подлинный факт. Нам не удастся
больше сохранять свой нейтралитет - и месяца не продержимся. Вопрос вот в
чем: будем мы посылать еще войска на мексиканскую границу? Или пошлем
армию в Европу? Будем мы ждать, когда Мексика нападет на нас, или сами
объявим ей войну? Или сначала объявим войну кайзеру? И если да, то
осмелимся ли повернуться к Мексике спиной?
- Неужели дело настолько плохо?
- Многое зависит от президента Каррансы. Да, дело труба. Я уже
получил мобилизационное предписание. Придет телеграмма - и все, я на
службе и отправляюсь на свой мобилизационный пункт... не в Платтбург. - Он
потянулся ко мне. - Забудь про войну и подумай обо мне, миссис
Мак-Гилликади.
- Да, Кларенс.
Пропев куплеты из "Дочки старого Райли", Брайан сказал:
- Ну что ж, неплохо, миссис Мак. Вы, я вижу, практиковались.
- Куда там, миленький, отец с меня глаз не спускал. Он считает, что я
нехорошая женщина и сплю с другими мужчинами.
- Вот чепуха! Разве ж ты даешь им уснуть? Да никогда. Я скажу ему.
- Не трудись - отец составил мнение обо мне, когда мы с тобой еще не
встретились. А как там платтбургские девочки? Аппетитные? Шустрые?
