кустов, вязкой грязи, клещей, москитов и ядовитого плюща. Надо было знать,
куда ехать. Проехав немного на юг и зная, где пересечь большие дороги на
Сент-Луис и Фриско, можно было попасть в лесистую, поросшую травой лощину
- не хуже, чем в Суоп-парке, но совершенно уединенную: с одной стороны
река, с другой железнодорожная насыпь, а вела туда только одна узкая
дорога.
Мне хотелось именно туда. К тому месту я испытывала особое чувство.
Когда мы в двенадцатом году благодаря "Эль Рео Гранде" получили свободу
передвижения, именно туда первым делом повез меня Брайни, чтобы
насладиться любовью на природе. После этого замечательного пикника (мы
брали с собой завтрак) я понесла Вудро.
Я хотела отдаться своей новой любви на том же самом месте - а потом
подробно рассказать обо всем мужу и посмеяться с ним всласть, когда мы
ляжем в постель. Брайни упивался моими интрижками и всегда с удовольствием
слушал про них и до, и во время, и после наших с ним любовных игр - эти
рассказы служили приправой к любви.
Брайан рассказывал мне и про свои приключения, но больше любил
слушать про мои.
И я поехала с Теодором на то заветное место.
Времени у нас было в обрез: я обещала отцу, что мы управимся быстро -
ну, положим еще полчаса или три четверти часа на чудесный, плавный повтор
и вернемся где-то в пол-одиннадцатого, в одиннадцать.
- Я уже должна быть дома, когда ты вернешься из Арсенала, отец.
Отец согласился с моими расчетами - включая и необходимость
повторить, если нам понравится в первый раз.
- Хорошо, дочка. Если задержишься - позвони, чтобы мы не волновались.
И, Морин...
- Да, отец?
- Насладись от души, дорогая.
- Oh, mon cher papa, tu es aimable! Je t'adore! [Дорогой папа, какой
ты милый! Я тебя обожаю! (фр.)]
- Обожай лучше сержанта Теда. Может, у него теперь долго не будет
случая - так ты уж постарайся. Я люблю тебя, лучшая из девочек.
Обычно я, когда желаю быть соблазненной, решаю это загодя, создаю или
помогаю создать удобный случай и содействую всем авансам номинального
соблазнителя. (И наоборот: когда я не желаю быть соблазненной, то просто
не допускаю удобного случая.) В ту ночь у меня не было времени на
утонченный, подобающий леди ритуал. Был только один шанс и два часа на его
осуществление - второго шанса не будет, Теодор уедет за море. Попрощаться
с воином следовало сейчас.
Поэтому Морин вела себя не как леди. Как только мы свернули с
бульвара Бентона и сумерки скрыли нас от посторонних глаз, я попросила
Теодора обнять меня за талию. Когда он сделал это, я взяла его руку и
положила на грудь. Большинство мужчин понимает это правильно.
Теодор тоже понял, и у него перехватило дыхание. Я сказала:
- Нам некогда стесняться, дорогой Теодоро. Не бойся ласкать меня.
Его ладонь охватила мою грудь.
- Я люблю тебя, Морин.
- Мы полюбили друг друга с первой встречи, - уточнила я. - Просто не
могли об этом сказать. - Я опустила его руку за ворот своего платья, и она
обожгла меня.
- Да, - хрипло сказал он, - я не смел сказать.
- Ты бы никогда и не сказал, Теодор. Так что я решила набраться
смелости и сказать тебе, что чувствую то же самое. Вот, кажется, и наш
поворот.
- Да, кажется, он. Мне нужны обе руки, чтобы вести машину по этой
дороге.
- Да, но только пока мы не доберемся до места. А там уже твои руки...
и все твое внимание понадобятся мне...
- Да!
Теодор въехал в лощину, развернул автомобиль, выключил фары, заглушил
мотор, поставил ручной тормоз и повернулся ко мне. Он обнял меня, и мы
поцеловались, слившись друг с другом - наши языки, соприкасаясь и
ласкаясь, сказали все без слов. Я испытывала полное блаженство. Я
по-прежнему считаю, что по-настоящему глубокий поцелуй более интимен, чем
совокупление; женщина не должна так целоваться, если не намерена сразу же
после этого поцелуя отдаться мужчине так, как он хочет.
И я без слов сказала это Теодору. Как только наши языки встретились,
я подняла юбку и положила его руку себе между ног. Он еще колебался, и я
направила его руку повыше.
Колебания кончились - Теодору нужно было толь ко дать понять, что я
знаю, чего хочу, и что все его действия будут приветствоваться. Он нежно
потрогал меня, потом просунул внутрь палец. Я дала ему войти, а потом
стиснула изо всех сил - и поздравила себя с тем, что неустанно упражнялась
с тех пор, как родила Этель, - целых два года. Люблю удивлять мужчин силой
своего сфинктера. Дети так растянули мой проход, что я, если бы не
работала над собой непрерывно, стала бы "широкой, как амбарная дверь, и
расхлябанной, как старый башмак", - так говорил отец, по совету которого я
и следила за собой с самого начала.
Теперь мы отбросили всякое стеснение и действовали без оглядки. Но я
хотела еще кое-что ему сказать, поэтому чуть отвела свои губы и со
смешком, щекочущим ему рот, проговорила:
- Ты не удивился, что я без панталон? Я их сняла, когда поднималась
наверх... не могла же я прощаться с моим бравым воином в панталонах.
Смелей, любимый мой солдат, - мне ничего не будет, я в положении.
- Что ты сказала?
- Неужели мне опять надо проявлять смелость? Я беременна, Теодор;
никаких сомнений, уже семь недель. Так что резинки не надо...
- У меня ее и нет.
- Значит, хорошо, что она не понадобится. Но разве ты не собирался
любить меня?
- Нет, не собирался. И в мыслях не было.
- Так вот сейчас ты меня возьмешь. Теперь уж не отвертишься. Я
достанусь тебе голенькая, дорогой, без резинки. Хочешь, чтобы я разделась
совсем? Я разденусь, если хочешь. Я не боюсь.
Он впился в меня поцелуем.
- Морин, по-моему, ты ничего на свете не боишься.
- Нет, боюсь. Ни за что не пошла бы одна ночью по Двенадцатой улице.
Но бояться секса и любви? Что же в них страшного? И ты не бойся, милый. Я
буду любить тебя, как умею. А если чего-то не сумею - научи меня, и я
попробую. (Теодор, хватит разговоров - бери меня!)
- Сиденье очень узкое.
- Я слышала, молодежь снимает заднее сиденье и устраивается на земле.
Там, сзади, и полость есть.
- Ага.
Мы вышли из машины, и тут произошла история прямо в духе Кейсона
Копса.
Вудро.
Мой любимчик, которого я бы в тот момент охотно придушила, спал на
заднем сиденье и проснулся, когда я открыла дверцу. То есть это я думала,
что он проснулся - может быть, он не спал и все слышал, запоминая
незнакомые слова для будущих расспросов - или для шантажа.
Ох уж этот мальчишка! И что из него только вырастет?
Вслух я произнесла полным счастья голосом:
- Вудро, негодник ты этакий! Сержант Теодор, посмотрите-ка, кто спит
на заднем сиденье. - Я протянула руку назад, стараясь застегнуть Теодоровы
бриджи.
- Сержант Тед обещал взять меня в Электрик-парк!
И мы, уже под присмотром, отправились в Электрик-парк.
Интересно, старалась ли еще какая-нибудь женщина "погубить себя" так
же, как я?
Двадцать часов спустя я лежала в своей постели. По правую руку от
меня лежал мой муж капитан Брайан Смит, по левую - мой любовник капитан
Лазарус Лонг. Каждый положил руку мне под голову и ласкал меня свободной
рукой.
- Брайан, любимый, - говорила я, - когда Лазарус завершил пароль,
произнеся: "...но только пока не настали тяжелые времена", я чуть не упала
в обморок. А когда он сказал, что происходит от меня - то есть от нас с
тобой - то есть от Вудро - я почувствовала, что схожу с ума. Или утке
сошла.
Брайни щекотал мой правый сосок.
- Не волнуйся. Вертлявые Ляжки. У женщин это не так заметно - лишь бы
не забыла, как стряпать. А ну-ка перестань.
Я ослабила хватку.
- Неженка. Не так уж я и сильно.
- Я несколько не в форме. Капитан Лонг, насколько я понимаю, вы
решили открыться - в ущерб своим же интересам - лишь для того, чтобы
сказать мне, что меня не ранят и не убьют.
- Нет, капитан, совсем не поэтому.
- Тогда сознаюсь, что ничего не понимаю.
- Я открыл, что я говардовец из будущего, чтобы успокоить миссис
Смит. Ее безумно тревожило то, что вы можете не вернуться. И я сказал ей,
что уверен в вашем возвращении. Поскольку вы один из прямых моих предков,
я изучил вашу биографию еще в Бундоке и знаю, о чем говорю.
- Ценю ваши побуждения. Морин - мое сокровище. Но вы и меня
успокоили.
- Извините, капитан Смит - я не говорил, что вас не ранят.
- Как же не говорили? Вы только что...
- Нет, сэр. Я сказал, что вы вернетесь - и вы вернетесь. Но я не
говорил, что вас не ранят. В архивах Бундока на этот счет ничего нет. Вы
можете лишиться руки. Или ноги. Или глаз. А может, и рук и ног - не знаю.
Я уверен только в одном: вы останетесь в живых и сохраните в целости свои
гениталии - в архивах есть сведения, что у вас будет еще несколько детей -
те, что появятся после войны, после вашего возвращения из Франции. Видите
ли, капитан, в Архивах Семей Говарда содержатся в основном генеалогические
данные - других почти нет.
- Капитан Лонг...
- Зовите меня лучше "Бронсон", сэр. Здесь я сержант - мой корабль
находится в далеком будущем и за много световых лет отсюда.
- Тогда и вы бросьте называть меня "капитан" ради всего святого. Я
Брайан, а вы Лазарус.
- Лучше Тед. Ваши дети зовут меня "дядя Тед" или "сержант Тед". Имя
Лазарус вызовет лишние расспросы.
- Теодор, - сказала я, - отец знает, что ты Лазарус, и Нэнси с
Джонатаном знают. Будет знать и Кэрол, когда ты ляжешь с ней в постель. Ты
разрешил мне рассказать все Нэнси, когда лег в постель с ней, а мои
старшие дочки слишком близки друг к другу, чтобы хранить такие тайны - так
мне кажется.
- Морин, я разрешил тебе рассказать обо мне кому угодно - все равно
не поверят. Но слишком долго объяснять каждому все сначала. И почему ты
полагаешь, что я лягу в постель с Кэрол? Я ничего на этот счет не говорил
и не просил о такой привилегии.
Я повернулась вправо.
- Ты слышишь этого человека, Брайан? Понимаешь теперь, почему мне
больше года не удавалось его изловить? Он ничуть не возражал против того,
чтобы трахнуть Нэнси...
- Меня это не удивляет - я тоже не возражал бы, - облизнулся мой муж.
- Нэнси - нечто особенное, я всегда это знал.
- Старый ты козел, любимый. Не думаю, чтобы ты пропустил хоть одну
юбку с тех пор, как тебе исполнилось девять...
- Восемь.
- Хвастун и врунишка. И Теодор не лучше. Дает мне понять, что готов
исполнить мечту Кэрол, если я улажу это со штабом, то есть с тобой... я
это делаю, потом говорю Кэрол, чтобы не отчаивалась - мама хлопочет, и все
еще может быть хорошо. А теперь он делает вид, будто впервые об этом
слышит.
- Я предвидел, Морин, что у Брайана будут возражения - и они есть.
- Минутку, Лазарус. Я не возражаю. Кэрол - физически взрослая женщина
и, как я сегодня узнал, уже не девственница. Оно и не удивительно: Кэрол
на год старше, чем была ее мать, когда...
- Почти на два, - вставила я.
- Ты молчи - я дочку сватаю. Я просто оговорил несколько разумных
правил, чтобы уберечь Кэрол. Ты ведь согласен, Лазарус, что они разумны?
- Безусловно, капитан. Просто я отказываюсь подчиняться им. Это мое
право, как ваше право - устанавливать их. Вы поставили мне условие, что я
могу сойтись с вашей дочерью Кэрол только по вашим правилам. Решено - я ее
не трону.
- Прекрасно, сэр!
- Джентльмены, джентльмены! - позволила я себе несколько повысить
голос. - Вы оба прямо как Вудро. Что это за правила?
Теодор промолчал, а Брайан обиженно ответил:
- Во-первых, я просил его воспользоваться резинкой. С тобой или с
