стала вставать вместе с ними в полпятого утра, чтобы сварить им какао. Они
с удовольствием пили, а у меня было легче на душе, когда я их провожала в
такую темень. Зима семнадцатого-восемнадцатого годов была холодной - им
приходилось кутаться, как эскимосам.
Каждую неделю я писала Бетти Лу и Нельсону. Мой бедный негодный кузен
явился домой в понедельник после объявления войны и сказал Бетти Лу.
- Золотко, я придумал верный способ улизнуть от армии!
- Какой же? Кастрация? Не слишком ли жестоко?
- Что-то вроде, как мне сдается. Угадывай еще.
- Знаю! Ты сядешь в тюрьму.
- Лучше. Я вступил во флот.
И нашими рудниками стала управлять Бетти Лу. Я не сомневалась, что
она справится - она была посвящена во все детали с тех пор, как мы стали
главными компаньонами. А если у нее не было горного образования, то его не
было и у Нельсона. Производственной стороной дела занимался наш компаньон:
диплома он тоже не имел, но уже двадцать пять лет занимался добычей белого
металла.
Мне казалось, у них получится. Должно было получиться. Тут уж "хочешь
жить - умей копать".
В эти военные годы все люди в нашей стране стали делать то, чего не
делали раньше, - хорошо ли, плохо ли, но они старались. Женщины, которые
раньше и лошадьми-то не умели править, водили трактора, потому что их
мужья ушли приканчивать кайзера. Недоучившиеся медсестры ведали целыми
палатами, потому что дипломированные сестры надели форму. Десятилетние
мальчишки, вроде моего Джорджа, вязали квадратики на одеяла британским
"томми" и покупали облигации Детского займа на заработки от разноски
газет. На улицах подписывали на заем ("доллар в год"!), выступали
"четырехминутные ораторы" и собирали пожертвования девушки из Армии
Спасения, которых обожали все военные. Все старались делать что-нибудь
полезное - от скручивания бинтов до сбора ореховых скорлупок и персиковых
косточек для противогазов.
А что же делала Морин? Да ничего особенного. Я стряпала и вела
хозяйство на семью из десяти человек, с большой помощью четырех старших и
даже восьмилетней Мэри. Никогда не отказывалась скручивать бинты для
Красного Креста. Следила, чтобы наша семья соблюдала все экономические
меры, предписанные мистером Гербертом Гувером [Г.Гувер, впоследствии
президент США, в годы войны занимался продовольственной помощью голодающим
Европы], - дни без мяса, без хлеба, без сладкого, и училась печь пирожки и
торты из сорго, кукурузного сиропа и меда (все это не нормировалось, а
сахар нормировался) - ведь побратимы капрала Бронсона могли слопать целый
противень этого добра.
Инициатором побратимства выступила Кэрол, объявив капрала Бронсона
"своим солдатом". Мы поочередно писали ему, а он писал нам всем, но
особенно отцу.
Церковь призывала "усыновлять" одиноких солдат. Кэрол хотела, чтобы
мы усыновили капрала Бронсона - мы так и сделали, спросив сначала
разрешения у Брайана, которое он прислал нам с обратной почтой.
Я писала мужу каждый день - рвала свои письма, если находила в них
плохие новости или намек на жалость к себе, то есть снова и снова, пока не
научилась писать настоящие письма Лукасты, поднимающие воинский дух, а не
подрывающие его.
Тогда, в начале войны Брайан находился недалеко от нас - в лагере
Фанстон близ Манхэттена, штат Канзас, милях в ста к западу от Канзас-Сити.
В первые три месяца Брайни ни разу не побывал дома. А потом стал приезжать
на короткие уик-энды - с полудня субботы до вечера воскресенья - когда
удавалось подъехать с кем-нибудь из офицеров. На автомобиле можно было
успеть туда и обратно с субботы до восьми утра понедельника, на поезде -
нет.
В то время поезда вообще-то ездили быстрее автомобилей, ведь мощеных
дорог было мало, а в Канзасе, насколько я помню, их не было вовсе.
Существовала прямая железнодорожная линия - Юнион Пасифик. Но по железной
дороге в первую очередь пропускали военные эшелоны, во вторую - товарные
поезда, идущие на восток, в третью - прочие транспортные поезда, а
пассажирские поезда ходили, когда путь больше никому не требовался. Мистер
Мак-Аду [министр финансов, в то время занимавшийся и путями сообщения]
строго соблюдал законы военного времени.
Поэтому Брайан мог вырваться домой лишь тогда, когда был свободен
кто-то из сослуживцев, имевших автомобиль.
Иногда я задавалась вопросом, не жалеет ли Брайан, что продал "Эль
Рео Гранде", но никогда об этом не заговаривала, как и он. Думай о
хорошем, Морин! Сейчас война, и твой муж - солдат. Радуйся, что в него
пока не стреляют и что он может хотя бы изредка бывать дома.
Бойня в Европе становилась все более жестокой. В марте 1917 года
свергли русского царя, в ноябре коммунисты-большевики сбросили
правительство президента Керенского и сразу же сдались Германии.
Тут и пришел наш черед. Дивизии обстрелянных немецких солдат
перебрасывались с восточного фронта на западный, где только что высадилась
во Франции небольшая группа наших войск. Союзникам приходилось туго.
Я этого не знала. Дети, конечно, тоже. Подозреваю, что они считали,
будто их отец стоит двух немецких дивизий.
В мае восемнадцатого года я сообщила мужу, что в его прошлый приезд
мы "выбили чек": у меня была задержка на две недели. Знаю, у многих женщин
это еще ничего не значит, но у Морин это верный знак. Я чувствовала такую
эйфорию, что старалась не читать газет и только наслаждалась своими
ощущениями.
Брайан всегда звонил мне не из лагеря, а из Манхэттена, чтобы
поговорить свободно.
- Это плодовитая Мать-Крольчиха?
- Не так громко - Клод, разбудишь моего мужа. Моя плодовитость
оправдает себя через восемь месяцев.
- Поздравляю! Так я, стало быть, приеду на Рождество - раньше я тебе
ни к чему.
- Слушай, Роско: я же не в монастырь ухожу, а всего лишь жду ребенка.
У меня есть другие предложения.
- Уж не от сержанта ли Бронсона?
У меня перехватило горло, и я не ответила.
- Что с тобой, любимая? Дети слушают?
- Нет, сэр. Я забрала телефон в нашу спальню, а больше наверху никого
нет. Дорогой, он такой же упрямый, как и мой отец. Я приглашала его к нам,
и отец приглашал, и Кэрол приглашает на каждой неделе. Он благодарит и
отвечает, что не знает, когда его отпустят в увольнение. Сознается, что
некоторые уик-энды у него свободны, но он не успевает добраться туда и
обратно за такой короткий срок.
- Что ж, похоже на правду. Машины-то у него нет. Он оставил ее не то
Айре, не то Брайану младшему.
- Чушь. Сын Уэстонов приезжает домой каждый уик-энд, а он только
рядовой. По-моему, меня отвергли.
- Ник Уэстон каждый раз ездит за сыном в Джанкшен-Сити, сама знаешь.
Ну ладно, не переживай, Мейбл: деньги на столе. Я видел сегодня любимого
солдата Кэрол.
Я подождала, пока сердце вернется на место.
- Да, Брайни?
- Похоже, я согласен с Кэрол. И с mon beau-pere. Я давно уже выяснил,
что Бронсон - наш лучший инструктор: проверяю его оценки каждую неделю. А
сам он напоминает мне Айру - так Айра мог выглядеть в его возрасте.
- А мы с сержантом Бронсоном точно близнецы.
- Да, но ты как-то лучше смотришься.
- Ну да! Ты всегда говорил, что я лучше всего выгляжу, если закрыть
мне лицо подушкой.
- Я это говорил, чтобы ты не слишком зазнавалась, красотка. Ты у нас
просто блеск, это всем известно... и все-таки похожа на сержанта Бронсона.
Однако характером и задиристой повадкой он больше напоминает Айру.
Полностью понимаю твое желание сцапать его и повалить на коврик. Если оно
у тебя еще есть. Оно есть?
Я набрала в грудь побольше воздуху и выдохнула:
- Оно есть, сэр. Только вот как бы наша дочка Кэрол не оттеснила меня
в сторону и не утерла мне нос.
- Ну уж нет! Кто старший по званию? У нас война. Пусть подождет своей
очереди.
- Не поощряй Кэрол, если не хочешь этого всерьез, дорогой, - для
нее-то это серьезно.
- Что ж, не один, так другой - а я гораздо более высокого мнения о
Бронсоне, чем о том прыщавом мальце, который испортил нашу Нэнси. А ты как
считаешь?
- Ну конечно же. Однако у нас с тобой чисто теоретический спор: я
потеряла всякую надежду заполучить сержанта Бронсона к нам домой. Во
всяком случае, до конца войны.
- Я же сказал - не переживай. Одна птичка мне шепнула, что Бронсон
скоро получит увольнительную на полнедели.
- О Брайан! - (Я знала, что значит увольнительная на полнедели: ее
давали тем, кого собирались отправить за море.)
- Айра был прав: Бронсон рвется попасть "Туда", и я внес его в список
- из штата Першинга как раз поступил запрос на сержантов-инструкторов. А
еще одна птичка мне сказала, что и мой рапорт удовлетворен - так что я
должен быть дома в то же время. Теперь слушай. Я думаю, что смогу на сутки
выставить его тебе под выстрел. Сумеешь обработать его за это время?
- О Господи, Брайан!
- Сумеешь или нет? Бывало, ты успевала с этим за час, имея только
лошадку и двуколку: теперь в твоем распоряжении спальня для гостей с
отдельной ванной. Чего тебе еще? Галеру Клеопатры?
- Брайан, лошадь с двуколкой давал мне отец, зная в чем дело, и
активно содействовал мне. Теперь он почитает своим долгом стоять надо мной
с ружьем - да не с дробовиком, а с двадцать восьмым калибром, и у него не
дрогнет рука пустить его в ход.
- Э, нет: генерал Першинг будет недоволен: хороший инструктор -
большая редкость. Давай-ка я посвящу Айру в план операции, пока у меня не
кончились монетки. Он там?
- Сейчас позову.
Сержант Теодор получил свой отпуск - с вечернего отбоя в понедельник
до утренней поверки в четверг, и приехал-таки в Канзас-Сити. В то время на
всех киносеансах обязательно показывали комедии - Джон Батти, Фатти
Арбэкл, Чарли Чаплин, Кейсон Копс. На той неделе я перещеголяла Фатти
Арбэкла и Кейсона Копса вместе взятых, столько раз я вступала в ведро или
падала на ровном месте.
Начать с того, что этот невозможный сержант Теодор появился у нас
только во вторник пополудни, хотя Брайан говорил, что он должен добраться
к утру.
- Где вы были? Почему так долго? - Нет, ничего подобного я не
сказала. Может, мне и хотелось - но я научилась не путать мед с уксусом
еще в девичьи годы. Я просто взяла его за руку, поцеловала в щеку и
сказала со всем отпущенным мне теплом: - Сержант Теодор... как хорошо, что
вы дома.
За обедом я продолжала изображать Корнелию, мать Гракхов, спокойно
улыбаясь, пока дети наперебой старались привлечь внимание сержанта, а
также отца, который рвался поговорить с ним о военных делах. В конце обеда
отец предложил (по предварительному сговору со мной), чтобы сержант
Бронсон повез меня покататься, и подавил попытки младших увязаться с нами
- особенно буйствовал Вудро, желавший, чтобы с ним одновременно играли в
шахматы и везли его в Электрик-парк.
И вот мы с сержантом Теодором отправились в путь на самом закате дня,
держа на юг. В восемнадцатом году восточная сторона Канзас-Сити
практически кончалась на юге Тридцать девятой улицей, хотя границей города
считалась Семьдесят седьмая, поскольку Суоп-парк входил в черту города. В
Суоп-парке было много уголков для влюбленных, но мне требовалось нечто
гораздо более уединенное - и я знала такие места, ведь мы с Брайни в свое
время облазили все боковые дороги в поисках "секс-пастбищ", как выражался
Брайни, - полянок, которых не достигает коршуний глаз миссис Гранди.
Вдоль восточной стороны Канзас-Сити протекает Блю-Ривер. В
восемнадцатом году на ней было много местечек - равно как и непролазных
