знает скольких схваток не годится ставить в такое положение, когда у него
кровь отливает от головы и он грохается в обморок.
Дити тоже так считает, но задает мне вопрос: а сам я смог бы
удержаться и не обставить так же пышно возвращение мамы Морин? Ну,
наверное, не смог бы, будь у меня такое же богатое воображение, как у
Шельмы, - и все равно это было бы неправильно.
Нет, ничего плохого с ним не случилось. Ему не дала упасть Шельма,
подставив все сорок три килограмма своего веса. Она наблюдала за
Лазарусом, увидела, что он начал падать, шагнула к нему и обхватила его за
талию. В общем, сделала все, что могла, - не дала ему удариться головой об
стол. Готов спорить, что все остальные смотрели на Морин, - но не Шельма.
Ведь это она все устроила - а режиссеру всегда интересно, какое действие
оказывает спектакль на того, ради кого он поставлен.
Она тщательно продумала все подробности постановки - вплоть до того,
что даже заставила Либби попросить Иштар добыть тот самый наряд - туфли,
чулки и зеленые подвязки, как на фотографии, и к тому же плащ с капюшоном,
чтобы наша всевидящая Дора не догадалась, что у нас на борту прибавилось
еще одно действующее лицо. Шельма сообразила, что тот "французский" снимок
мамы Морин (да, я тоже ее так называю - она живое воплощение
материнства... и в то же время самая сексуальная женщина на свете. Не
говорите Дити.) (Дити знает. - Дити.), - что тот снимок все еще
существует, если только не уничтожен пулеметной очередью в 1918 году на
Земле-прим. Но он не должен был быть уничтожен... потому что Лазарусу
"отстрелили задницу" - так это описали его сестры. Не совсем точно
описали: он и вправду чуть не погиб, но не столько от пуль в заднице,
сколько от раны в живот. Но все пули пришлись ниже пояса.
А где солдат в бою держит самое для него дорогое? В нагрудном
кармане, обычно в левом. Я всегда так делал и ни от одного ветерана не
слыхал, чтобы кто-нибудь поступал иначе.
Может быть, и стоит упасть в обморок, чтобы очнуться в окружении
Морин, Хильды, Лаз-Лор, Элизабет и света души моей. Мы с Джейком вполне
успели бы сыграть несколько партий в покер, прежде чем кто-нибудь обратит
на нас внимание. Поэтому я попросил Дору подать нам с Джейком закуску и
выпивку: неизвестно было, когда дойдет дело до обеда. И дойдет ли вообще.
Я слышал, как Шельма сказала:
- Морин, нужно снять с него эту тяжелую форму. Дора поддерживает тут
тропическую жару. Не надо было мне наряжать мужчин в форму, когда мы,
женщины, одеты по сезону.
Они принялись раздевать его. Я сказал:
- Урок окончен, Джейк.
Моя форма, которую я, быть может, больше никогда не надену, но
которой горжусь, - пропотела насквозь. Джейку было не легче. Стоит только
привыкнуть ходить нагишом, и после этого в любой одежде будешь чувствовать
себя мумией Рамзеса II.
Мы разделись и отдали одежду и оружие одному из светлячков Доры,
чтобы он отнес их на "Аю". Туда же мы отправили пистолет Джейка вместе с
кобурой и ремнем - я подобрал его, на что никто не обратил внимания. Мы с
Джейком чувствовали себя бессловесными рабочими сцены: все остальные
хлопотали вокруг "сержанта Бронсона".
Дора напомнила мне, что "Ая" заперта. Я спросил:
- Если какая-нибудь дверца откроется, ты сможешь положить все на
сиденье?
- Да, - ответила она.
- Тогда так и сделай, - сказал я. - Дай мне поговорить с Аей.
Немного погодя мы все-таки приступили к обеду. Все щеголяли в
"парадной" наготе, кроме Морин: даже когда мы разделись, она еще долго
оставалась в этой своей "повседневной" одежде. Но только до тех пор, пока
я не начал фотографировать наших четырех граций без граций. Скинув форму,
мы с Джейком решили было пойти помыться, чтобы не перегружать зря систему
кондиционирования воздуха, и Либби с Дити тоже запросились в душ, но я
уговорил их и Лаз-Лор подождать, а сам, пошатываясь (качка дошла до
четырех баллов, с белыми барашками на гребнях), сходил на "Аю" за
Джейковым "Полароидом".
Оказалось, впрочем, что в этом не было никакой необходимости: Дора
умеет вести фото- и киносъемку, в цвете и на стерео, в любом ракурсе и при
любом освещении - это она подсвечивала живые картины в дверях (и
фотографировала их, как я потом узнал).
Пока Морин с Джейком давали указания, где кому сидеть, мы с
"сержантом Бронсоном" развалились этакими Неронами на диванах, отведенных
для Либ и Дити, а Шельма уселась между нами и кормила нас из рук
виноградом.
Джейк хотел, чтобы все приняли "художественные" позы. Мама Морин
соглашалась со всем, что он говорил, а потом делала по-своему. Получилось,
может быть, и художественно, но я точно знаю одно: что эти фотографии
способны вызвать эрекцию даже у скелета.
Тем временем Дора играла, пела, угощала нас всякими лакомыми
кусочками, которые надо было есть палочками, как в лучших китайских
ресторанах, и подливала отменного вина. Репертуар у нее, по-видимому,
очень богатый, и некоторые номера, к моему удивлению, оказались знакомыми.
Когда Джуди Гарланд поет "По ту сторону радуги", тут уж не ошибешься -
Дора пела ее голосом. Но большинство мелодий я не знал.
Дора объявила "Завтрашнюю песнь" - по крайней мере мне так
послышалось. Лазарус и Морин до самого конца сидели, взявшись за руки.
Песня была такая, что это название ей, по-моему, совсем не подходило. Я
догадался, в чем дело, когда она кончилась, и в наступившей мертвой тишине
Морин сказала Лазарусу:
- Теодор, Иштар хотела поменять расписание вахт, но Тамара ей
запретила. Она хотела сделать это ради тебя, дорогой мой, и ради меня, -
но Тамаре не терпится с тобой повидаться.
- Тамара всегда знает, чего хочет, - ответил Лазарус.
- Да, Тамми всегда знает, как лучше, - согласилась мама Морин. Скажи
мне, Теодор, я все еще ее тебе напоминаю?
Лазарус смутился.
- Ну, не знаю. Ты на нее не так уж похожа... но что-то от нее в тебе
есть. А ты больше похожа на Нэнси, чем сама на себя.
- Да, я знаю. В нашей семье никто не хотел ждать, ведь тебя слишком
долго не было. Потерпи, - когда я в твоих глазах стану похожа сама на
себя, скажи мне, и Галахад закрепит этот видимый возраст своей косметикой.
Ты по-прежнему собираешься сделать то, что пообещал мне так много лет
назад, - взять Тамми и меня к себе в постель? Может быть, мне следует
добавить, Теодор, что я теперь жена твоих сводных мужей. Я не прошу тебя
на мне жениться - хотя думаю, что Тамми будет удивлена, если ты этого не
сделаешь. Но я ни на чем не стану настаивать. Я буду притворяться кем тебе
угодно. Я делала это для Брайана, теперь буду делать для тебя.
Морин говорила спокойно, не повышая и не понижая голоса, - она просто
сообщала то, что ему следует знать. По лицу Лазаруса было видно, что его
одолевают противоречивые чувства. Он хотел было ответить, но тут вмешалась
Элизабет:
- Лазарус!
- А? Что, Либ?
- Иштар просила кое-что тебе передать, когда настанет время, и теперь
оно пришло. Она прочла обе твои генные карты, настроив компьютер на самый
пессимистический режим. Кроме того, она послала их в Нью-Рим, не указав
фамилии, а только под регистрационным номером. Вот что она просила тебе
передать... в ответ на вопрос, который ты задашь. Она просила сказать, что
ты невежественный дикарь, ничего не смыслишь в науке, особенно в генетике,
чересчур сентиментален, почти патологически упрям, умственно недоразвит,
возможно, поражен старческим слабоумием, суеверен и провинциален... и что
она тебя очень любит, но не позволит тебе принимать решения, которые
затрагивают область ее компетенции. В пробирке или в живой матке, но этот
гибрид будет получен. Хочу добавить, что Морин право выбора тоже не
предоставлено.
- Ах вот как? Можешь передать этой толстозадой колдунье, что я
подтверждаю каждое ее слово, особенно то, что касается слабоумия, что я
уже пятьдесят лет как не пытаюсь оспаривать ее самовластные решения и что
я люблю ее так же сильно - когда она не в клинике. А как тут поступить, ей
скажет Морин. У меня нет права голоса. - Он обернулся и поверх изящных
ножек Шельмы взглянул на меня. - Зеб, вот тебе вековая мудрость: мужчины
правят, а женщины решают.
- Элизабет, не думаешь ли ты, что я чем-то похожа на Тамару?
- Хм-м-м... Никогда об этом не задумывалась. Да, у вас обеих есть эта
материнская повадка. А ты не хочешь снять этот наряд? Он мешает мне на
тебя смотреть.
- С удовольствием, Элизабет. Терпеть не могу подвязки - они хороши
только на рекламных плакатах.
Мама Морин скинула туфли, сняла подвязки, аккуратно скатала вниз
чулки, как это делают все женщины во всех вселенных, и встала, приняв
естественную, нисколько не нарочитую позу.
- Повернись-ка не спеша. Хм-м-м... Морин, ты в самом деле похожа на
Тамми... или наоборот: это, вероятно, у нее твои гены. А я тоже происхожу
от тебя? Кто-нибудь тут знает? Лазарус?
- Да, Либ. Но не через меня. Через мою сестру Кэрол. Через
"Санта-Каролиту" - представь себе, так ее звали, хотя она бы очень
удивилась, если бы узнала: до святой ей было далеко. Но то, что ты
произошла от Кэрол, доказали лишь много времени спустя после того, как ты
погибла, - только когда архивы семейства проанализировали заново с помощью
компьютеров и с учетом последних достижений генетики. В нашем семействе
святых не водилось, верно, мама?
- Насколько я знаю, нет, Вудро. Уж я-то, во всяком случае, святой не
была. Ты был маленький чертенок - надо было лупить тебя куда чаще, чем
делала я. Твой отец, пожалуй, был больше похож на святого, чем кто бы то
ни было из нашей семьи. Брайан был мудр и добр - и снисходителен. - Она
улыбнулась. - Ты помнишь, почему мы разошлись?
- По-моему, я этого так толком никогда и не знал. Я гораздо лучше
помню совсем другое мое путешествие в ту эпоху - в качестве "Теда
Бронсона", а это случилось задолго до него.
- Когда мне перевалило за шестьдесят, я перестала рожать детей.
Примерно в это же время был убит твой брат Ричард. Шла война. Его жена
Мэрией Джастин из семейства Харди жила у нас с их детьми, а Брайан снова
надел полковничью форму и вернулся в армию - работал в штабе в
Сан-Франциско. Когда в 1945 году Ричарда убили, мы переживали это очень
тяжело, но нам было легче от того, что все мы были вместе: Брайан, и мои
младшие дети, и Мэрией, и ее дети - все пятеро, ей тогда был тридцать
один.
Мама Морин, без туфель и чулок, уселась в позе лотоса напротив Хильды
и взяла тарелку, которую подал ей один из Дориных светлячков.
- Вудро, я уговорила Брайана утешить Мэрией единственным способом,
каким можно утешить вдову, - она в этом очень нуждалась. А когда та война
кончилась, Мэриен понадобился официальный муж: ее талия вошла в
противоречие с календарем. К концу года мы ехали из Сан-Франциско, и
Мэрией Дж. Смит было очень легко превратиться в Морин Дж. Смит, а я с
помощью краски для волос стала ее матерью-вдовой: в Амарильо нас никто не
знал, а удостоверений личности для женщин тогда еще не ввели. Так что
Мэриен родила под именем Морин, и подлинная генеалогия ребенка была
зарегистрирована только в архивах семейства Говард. - Морин улыбнулась. -
Мы, Говарды, всегда спокойно смотрели на такие вещи, лишь бы это не
выходило за пределы семейства, - и я очень рада, что теперь смотрим еще
спокойнее. Потом я уехала и снова стала Морин Джонсон, убавив себе
пятнадцать лет, потому что на восемьдесят без малого никак не выглядела, и
