Верховный Оплодотворитель. А я Создатель и Творец. Но при учреждении
пантеона Небесного Века мы намерены уважать права женщин. Хильда, Дити
будет Мать-Земля: она для этого идеально подходит. А ты Селена, лунная
богиня. Выгодная должность: лун-то больше, чем земель. Ты справишься. Ты
маленькая, серебристая, прибываешь и убываешь и прекрасна во всех своих
фазах. Идет? Мы четверо, больше никого.
- Перестань меня разыгрывать!
- Я тебя не разыгрывал, - сказал мой муж, - а было бы неплохо тебя
разыграть, ты красивая, хорошо тому, кому ты досталась, миссис теща. Все
эти наши с Джейком планы вполне осуществимы, коль скоро на перемещение в
шестимерном пространстве-времени не тратится энергия. Машина Джейка может
переместить что угодно куда угодно - в любое место, в любые времена. Что
касается времен - во множественном числе, то я сначала не понял, что Джейк
имеет в виду, когда он заговорил о принудительном старении планет. Ставишь
Венеру на ось "тау", отправляешь ее назад по оси m, возвращаешь в эту
точку на нашей оси t, постаревшей на века - или тысячелетия. Может быть,
стоит передвинуть ее на годик-другой в будущее - наше будущее, - чтобы все
тут было уже подготовлено, когда она вернется, уютная, зеленая, красивая,
готовая к заселению детишками, собачками и бабочками. Землеподобная, но
девственная.
Тетя Хильда испуганно поежилась.
- Джейкоб, как ты думаешь, не повредит этому орешку внутри меня один
хайболл? [хайболл - виски с содовой и со льдом] Мне необходимо что-нибудь
укрепляющее.
- Думаю, не повредит. Джейн не отказывалась от крепких напитков,
когда была беременна. Врач запретил ей пить только к началу седьмого
месяца. И Дити ничуть не пострадала. Дити у нас родилась такой
здоровенькой, что сама отвезла маму домой из больницы.
- Папа, не выдумывай. Я научилась водить только в трехмесячном
возрасте. Но я бы тоже выпила, пожалуй. А ты, Зебадия?
- С удовольствием, принцесса. Лечебная доза спиртного определяется
массой тела. Это означает полстаканчика для тебя, дорогая Шельма,
стаканчик для Дити, полтора для Джейка и два для меня.
- Это же несправедливо!
- Конечно, несправедливо, - согласилась я. - Я вешу больше папы: я
набираю в весе, а он худеет. Взвесь нас - увидишь!
Мой муж обхватил меня и папу за пояс, присел, выпрямился и поднял нас
в воздух.
- Ничья, - объявил он. - Папу, возможно, чуть тяжелей выжимать, но к
тебе приятнее прижиматься.
Он поцеловал меня и снова поставил нас на пол.
- Если уж к кому приятно прижиматься, так это к Джейкобу, он не
сравним ни с кем!
- Ты пристрастна, Хильда. Пусть каждый нальет себе сам, в
соответствии со своим эмоциональным и физическим состоянием.
Мы так и сделали: Хильда и я взяли себе по стаканчику с содовой, папа
опрокинул себе в бокал полтора стаканчика чистого со льдом, а Зебадия
удовлетворился половиной стаканчика водки и разбавил ее кока-колой.
Мы сидели и посасывали свою "лечебную дозу", и тут Зебадия уставился
на стену над камином.
- Джейк, ты служил во флоте?
- Нет, в армии. Если можно считать армией "сидячую пехоту". Мне
присвоили офицерское звание за докторскую степень по математике, сказали,
что я им нужен для баллистики. И я весь свой срок отбыл в канцелярии,
подписывал бумаги.
- Стандартная процедура. У тебя там морской кортик и портупея. Я
решил, что они твои.
- Дитины. Клинок принадлежал дедушке Джейн Роджерсу. А у меня есть
парадная сабля. Отцовская, он подарил мне ее, когда меня взяли в армию. И
парадная форма. Но я ее никогда не носил, случая не было. - Папа поднялся
с места, направился к себе в спальню и позвал оттуда: - Пойдем, покажу
тебе саблю.
- Дити, - сказал мне мой муж, - ты не возражаешь, если я сниму со
стены твой клинок?
- Мой капитан, этот кортик твой.
- Что ты, это же семейная реликвия! Я не могу принять такой подарок.
- Если мой повелитель не позволяет мне подарить ему это оружие, то
пусть лучше оно висит там, где висит! Я все думала, что подарить тебе на
нашу свадьбу, и не сообразила, что у меня уже есть идеальный подарок для
капитана Джона Картера.
- Прости меня, Дея Торис. Принимаю твой дар и буду беречь его. Он
пригодится мне, чтобы защищать мою принцессу от всех врагов.
- Гелиум счастлив слышать тебя. Если ты поможешь, я залезу и сниму
его.
Зебадия ухватил меня за ноги где-то повыше колен, и я мгновенно
выросла до трехметровой высоты. Клинок и портупея висели на крючках; я
сняла и опустила их, после чего опустили меня. Пока я прилаживала оружие
на своем муже, он стоял вытянувшись, затем опустился на одно колено и
поцеловал мне руку.
Мой муж несомненный безумец, но мне нравится его безумие. У меня
навернулись слезы на глаза - с Дити такое случается нечасто, но с Деей
Торис, кажется, бывает, после того как Джон Картер сделал ее своей.
Папа и тетя Хильда посмотрели на все это и немедленно проделали то же
самое - не исключая и слезы в глазах тети Хильды (я видела!), после того
как она застегнула на папе портупею, а он преклонил колено и припал к ее
руке.
Зебадия вынул клинок из ножен, проверил его балансировку, осмотрел
лезвие.
- Ручная работа, центр тяжести вблизи рукоятки. Дити, твоему
прапрадеду эта вещь, должно быть, недешево обошлась. Славное оружие.
- Вряд ли он знал, сколько оно стоит. Это была награда.
- Уверен, что заслуженная. - Зебадия отступил назад и сделал
несколько выпадов - стремительный, как нападающий кот.
- Видел? - тихо спросила я папу.
- Владеет саблей, - спокойно ответил папа. - И мечом.
- Зебби! - воскликнула Хильда. - Ты никогда не рассказывал мне, что
учился в Гейдельберге.
- Ты никогда не интересовалась, Шельма. В окрестностях "Красного
Вола" меня называли "грозой Неккара".
- Где же твои шрамы?
- У меня их нет и не было, дорогая. Я проторчал там целый лишний год,
надеясь получить хотя бы один. Но от моего клинка никому не было спасения.
Страшно вспомнить, сколько немецких физиономий я порубил в капусту.
- Так это там ты получил свою докторскую степень, Зебадия?
Мой муж ухмыльнулся и сел, все еще опоясанный клинком.
- Нет, не там.
- В Массачусетсском технологическом? - спросил папа.
- Нет, что ты! Папа, не надо об этом особенно распространяться... Я
задался целью доказать, что можно получить ученую степень в крупном
университете, абсолютно ничего не зная и ничем не поспособствовав приросту
человеческого знания.
- Я думал, у тебя степень по аэрокосмическому конструированию, - без
выражения сказал папа.
- Соответствующие курсы я прослушал, это правда. Но степеней у меня
две - бакалавра гуманитарных наук... ну, это я по нахалке... и доктора,
причем полученная в старом, престижном университете - Д.Ф. по педагогике.
- Зебадия! Как ты мог! (Я была шокирована.)
- Да вот так. Чтобы продемонстрировать, что степени сами по себе
ничего не стоят. Часто они служат почетными украшениями для настоящих
исследователей, эрудитов или педагогов. Но гораздо чаще это маски для
болванов.
- Не стану спорить, - согласился папа. - Докторский диплом - это
просто цеховое удостоверение, дающее право занимать определенные
должности. Он, безусловно, не говорит, что его предъявитель учен или мудр.
- Именно так, сэр. Мне это объяснил мой дед, Закария, тот самый,
из-за которого у нас в роду у всех мужчин имена начинаются на букву "з".
Дити, он оказал на меня такое сильное влияние, что я должен рассказать про
него поподробнее, тогда станет понятно, зачем я получал эту никому не
нужную степень.
- Дити, он опять дурит нам голову, - сказала Хильда.
- Цыц, женщина! Уйди в монастырь.
- Ты мне зять, я тебе не подчиняюсь. В монастырь если и пойду, то
только в мужской.
Я помалкивала. Байки моего мужа доставляют мне удовольствие. (Если
это действительно байки.)
- Дедушка Зак был несносный ворчливый старикашка. Он не выносил
правительство, терпеть не мог юристов, ненавидел проповедников,
автомобили, школы и телефон, презирал почти всех редакторов, почти всех
писателей, почти всех профессоров и вообще почти все на свете. Но щедро
давал на чай официанткам и швейцарам и всегда обходил на дороге букашку,
чтобы на нее не наступить.
У дедушки было три докторские степени: по биохимии, по медицине и по
юриспруденции, и всякого, кто не умеет читать по-латыни, по-гречески,
по-древнееврейски, по-французски и по-немецки, он считал неграмотным.
- Зебби, а ты что, читаешь на всех этих языках?
- К счастью для меня, дедушка не успел задать мне этот вопрос, так
как его хватил удар при заполнении налоговой декларации. Древнееврейского
я не знаю. Я читаю по-латыни, кое-как разбираю греческий, говорю и читаю
по-французски, читаю по-немецки техническую литературу и понимаю немецкую
речь, но не на всех диалектах, ругаюсь по-русски - это очень полезно! - и
объясняюсь на ломаном испанском, почерпнутом в питейных заведениях и из
горизонтальных словарей.
Дедушка счел бы меня полуграмотным, потому что ни одного из этих
языков я по-настоящему не знаю, а по-английски временами употребляю такие
выражения, которые привели бы его в ярость. Он зарабатывал на жизнь
судебной медициной, медицинской юриспруденцией, выступал экспертом по
токсикологии, патологоанатомии и травматологии, задирал судей,
терроризировал адвокатов, студентов-медиков и студентов-юристов. Однажды
он вышвырнул из своего кабинета налогового инспектора и велел ему в
следующий раз явиться с ордером на обыск, подробно объяснив при этом,
какие на этот счет существуют конституционные ограничения. Подоходный
налог, прямые первичные выборы и Семнадцатую поправку [семнадцатая
поправка к Конституции США, принятая в 1913 г., изменила порядок выборов
членов Сената: они стали избираться не законодательными собраниями штатов,
а всеобщим голосованием] он считал проявлением упадка республики.
- А как он относился к Девятнадцатой поправке? [Девятнадцатая
поправка к Конституции США, принятая в 1920 г., предоставила избирательное
право гражданам независимо от пола.]
- Хильда, избирательное право для женщин дедушка Зак поддерживал.
Помню его слова: если женщины такие идиотки, что хотят взвалить на себя
бремя ответственности, то надо им это позволить - все равно больше вреда,
чем мужчины, они стране не принесут. Лозунг "право голоса женщинам" его не
раздражал, его раздражали девять тысяч других вещей. Он жил в состоянии
медленного кипения и в любой момент мог закипеть ключом.
У него было одно-единственное хобби: он коллекционировал гравюры на
стали.
- Гравюры на стали? - переспросила я.
- Портреты покойных президентов, моя принцесса. Особенно портреты
Мак-Кинли, Кливленда и Мэдисона - но он не гнушался и Вашингтоном [на
американских долларах печатаются гравюры с изображениями президентов США].
У него было чувство момента, которое так необходимо коллекционеру. В
"черный четверг" 1929 года у него не оказалось на руках ни единой акции:
он все распродал в самый последний момент. К 1933 году все его деньги,
кроме разве мелочи на текущие расходы, оказались в Цюрихе в швейцарской
валюте.
Вскоре гражданам США было запрещено иметь в собственности золото даже
за границей. Дедушка Зак перебрался в Канаду, подал прошение о
предоставлении ему швейцарского гражданства, получил его и с тех пор жил
попеременно то в Европе, то в Америке, неуязвимый для инфляции и
конфискационных законов, которые в конце концов привели нас к