коллекции. Опекуны получили от меня клятвенное заверение в том, что все
собранное до моего отъезда из дома приобретено на лично заработанные
деньги - а это так и было, не зря же я косил газоны и все такое прочее, -
и обещали сохранить за мной мою часть фонда по курсу того момента или по
более низкому, если падение будет продолжаться, с тем что по возвращении в
Штаты я продаю коллекцию и незамедлительно высылаю чек в Цюрих.
Я согласился. Один из опекунов пригласил меня пообедать с ним,
попытался меня напоить и предложил мне десять процентов сверх названной
экспертом суммы, если я продам ему коллекцию прямо сегодня и пришлю ее
курьером за его счет (курьеры с ценными бумагами курсируют между Европой и
Америкой еженедельно).
Мы ударили по рукам, вернулись обратно и заручились согласием других
опекунов. Мы подписали соответствующие документы, я получил чек и
присовокупил его к деньгам, уже находившимся у опекунов на хранении. Через
три недели я получил телеграмму, гласившую, что коллекция полностью
отвечает каталогу. Теперь я имел право на получение наследства.
Через пять месяцев мне была присвоена степень доктора философии с
высшим отличием. Такова, дорогие мои, позорная история моей жизни. Ну что,
рискнет кто-нибудь пойти искупаться?
- Сын, если в этой истории есть хоть слово правды, то она и в самом
деле позорная.
- Папа! Это несправедливо! Зебадия играл по их правилам - и переиграл
их!
- Так это не Зеб опозорился, это опозорилась американская система
высшего образования. Я-то прекрасно знаю, какая чушь по нынешним временам
защищается в качестве диссертаций. То, что Зеб написал (если он
действительно это написал), ничем не хуже. Но я впервые сталкиваюсь с
ситуацией, когда умный и способный исследователь - то есть ты, Зеб, -
берется доказать, что престижный институт - я догадался какой - может дать
докторскую степень за намеренно бессмысленное псевдоисследование.
Обычно-то я вижу, как бездарные и умопомрачительно серьезные юнцы
занимаются подсчетом пуговиц под руководством бездарных и умопомрачительно
серьезных старых дураков. Не представляю, что тут можно сделать: все
прогнило насквозь. Единственный выход - послать всю систему к черту и
начать сначала. - Папа пожал плечами. - Да где уж там.
- Зебби, - спросила тетя Хильда, - что ты делаешь в университете? Я
как-то никогда не интересовалась.
- Примерно то же, что и ты, Шельма, - ухмыльнулся мой муж.
- Я? Но я не делаю ничего! Живу в свое удовольствие.
- Я тоже. Вообще-то у меня должность "профессора-исследователя". Если
ты заглянешь в документы, то обнаружишь, что мне выплачивают
соответствующее этой должности вспомоществование. Дальнейшее расследование
покажет, что несколько более значительная сумма регулярно вносится на счет
университета одним доверенным лицом в Цюрихе... пока я числюсь в этой
должности, причем условие это ни в каких документах не зафиксировано. Мне
нравится в университете, Шельма: это дает мне привилегии, недоступные
варварам за оградой. Время от времени я читаю какой-нибудь курс, подменяю
коллег, уходящих в отпуск...
- Что-о? Что это ты читаешь? На каком факультете?
- На каком угодно, лишь бы не на педагогическом. Математику. Физику.
Термодинамику всякую. Детали машин. Дуэльное фехтование. Плавание. А также
- только не смейтесь - английскую поэзию от Чосера до елизаветинцев. Я
люблю преподавать что-нибудь такое, что стоит преподавать. Деньги за
лекции не беру: мы с ректором прекрасно друг друга понимаем.
- Я вот не уверена, что я тебя понимаю, - сказала я, - но я тебя
люблю. Пошли купаться.
10. "...ОН ИМЕЛ ДВА РОГА, ПОДОБНЫЕ АГНЧИМ,
И ГОВОРИЛ КАК ДРАКОН!". ЗЕБ:
Прежде чем направиться к бассейну, наши жены заспорили о том, как
одеваются барсумианские воины, - достичь единодушия в этом споре оказалось
тем труднее, что более или менее трезвым в нашей компании был я один. Пока
я излагал свою "позорную историю", Джейк уничтожил еще одну порцию виски
со льдом и теперь был очень расположен этак добродушно с кем-нибудь
подискутировать. Дамы выпили всего по одному хайболлу, но Дити только
разрумянилась, а Шельма так мало весит, что от той же дозы была уже
хороша.
Мы с Джейком согласились остаться при клинках. Раз уж наши принцессы
их на нас нацепили, мы решили их не снимать. Но Дити потребовала, чтобы я
снял замасленные шорты, в которых работал.
- Капитан Джон Картер никогда не ходит одетым. Он прибыл на Барсум
нагим и с тех пор никогда не надевал ничего, кроме портупеи, как и
подобает воину. Портупея, украшенная драгоценными камнями, - для
торжественных церемоний, простая - для схваток. И ночные шелка при отходе
ко сну. Барсумиане не носят одежды. Когда Джон Картер впервые увидел Дею
Торис, - Дити закрыла глаза и начала наизусть: - "Она была лишена
каких-либо одеяний, как и зеленые марсиане... если не считать ее пышных
украшений, она была совершенно нага". - Дити открыла глаза и
многозначительно взглянула на меня: - "Женщины не носят одежд - только
украшения".
- Оч-чень неуда... неудо... неудовле-твори-тель-ный обычай, -
откликнулся ее папенька и вдруг рыгнул. - Из-звините.
- Когда им было холодно, они закутывались в меха, папа. То есть я
хочу сказать "Морс Каяк, мой высокочтимый отец".
- Дело не в том, - возразил Джейк, - дело в другом. Представьте себе:
сталь звенит, сверки клинкают... клинки сверкают, а на тебе болтаются
фамильные сокровища: бац тебя по коленкам, бац... Отвлекает Кроме того, их
могут сорвать. Верно я говорю, капитан Джон Картер?
- Логично, - согласился я.
- И вообще на иллюстрациях все изображены в набедренных повязках. А
под ними, наверное, плавки. Стальные. Я бы носил.
- Папа, эти картинки рисовали в начале двадцатого века. У них там
была цензура. А в тексте ясно сказано: мужчины носят оружие, женщины -
драгоценности. Когда холодно, меха.
- Я знаю, как бы я одевалась, - влезла в разговор Шельма, - Тувия
носит драгоценности на таких, знаете, кусочках прозрачной ткани. Я помню
картинку на обложке. Это не платье, а так - чтобы было на что прицепить
брошки. Дити - ой, прости, Дея Торис, найдется у тебя прозрачный шарфик -
мне надеть? К счастью, когда Морс Каяк меня похитил, мои жемчуга были на
мне.
- Шельма, - возразил я, - ты никак не можешь быть Тувией. Тувия вышла
замуж за Карториса, а твой муж Морс Каяк. Точнее, Морс Каджейк.
- Конечно, мой муж Морс Джейк! Но я его вторая жена, так что все в
порядке. Однако подобает ли Владыке Барсума именовать принцессу династии
Птарт "Шельмой"? - Миссис Берроуз гордо вытянулась во все свои 152
сантиметра и приняла оскорбленный вид.
- Прошу простить меня. Ваше Высочество.
Шельма хихикнула:
- Не могу сердиться на нашего Владыку. Дея Торис, детка, есть у тебя
зеленый тюль? Или голубой? Любого цвета, только бы не белый.
- Пойду поищу.
- Дамы, - возмутился я, - если мы будем столько времени собираться,
бассейн замерзнет. Обойдемся сегодня без жемчуга. Кстати, откуда на
Барсуме берется жемчуг? Морское дно там безжизненное, устриц нет.
- Он доставляется из Коруса, Затерянного Моря Дора, - сообщила Дити.
- Их не переспоришь, сын. Но я либо сейчас пойду купаться, либо еще
выпью... а потом еще. Потом опять еще. Я устал. Я трудился. Не покладая
рук.
- Хорошо, папочка, пошли купаться. Тетя Хи... - тетя Тувия, ты как?
- Иду, иду, Дея Торис. Иду, чтобы спасти Морса Джейкоба от него
самого. Но земных одежд не надену. Можешь взять мою норку: вдруг на
обратном пути будет холодно.
Джейк обмотал свой саронг вокруг бедер на манер марсианской повязки,
опоясав его портупеей. Я снял запачканные шорты и надел плавки, которые
Дити снисходительно признала "почти барсумианскими". Я уже мог обойтись
без одежды, позаимствованной у Джейка, так как добрался до своей походной
сумки, постоянно хранившейся в машине, - в ней имелось все: от паспорта до
пончо. Шельма надела жемчуга и кольца, в которых она была у себя на
вечеринке, а талию обхватила шарфиком, прицепив к нему всю бижутерию,
какую только удалось обнаружить в доме. Дити взяла с собой Хильдину
норковую накидку и вскоре набросила ее на плечи:
- Мой капитан, подари мне когда-нибудь такую же.
- Я лично буду свежевать норок, - пообещал я ей.
- Ой, что ты! По-моему, это синтетика.
- По-моему, нет. Спроси у Хильды.
- Лучше не буду. Но я согласна на синтетическую.
- Моя возлюбленная принцесса, - сказал я, - ты ешь мясо. Норки -
злобные хищники, а тех, что идут на мех, специально для этого разводят -
не капканами отлавливают. С ними хорошо обращаются, и убивают их гуманно.
Если бы твои предки не убивали животных на мясо и мех со времен последнего
оледенения, то тебя бы не было на свете. Чувства, не подкрепленные
логикой, приводят к трагедиям вроде тех, что происходят в Индии и
Бангладеш.
Некоторое время Дити молчала. Мы шагали к бассейну вслед за Хильдой и
Джейком. Потом она сказала:
- Мой капитан...
- Да, принцесса?
- Ты прав. Но твой ум так похож на компьютер, что я порой пугаюсь.
- Я вовсе не хочу тебя пугать. Я не жажду крови - ни норок, ни коров,
ничьей. Но я буду убивать без колебаний - ради тебя.
- Зебадия...
- Да, Дити?
- Я горжусь тем, что ты выбрал меня в жены. Я постараюсь быть хорошей
женой... и твоей принцессой.
- Ты уже моя принцесса. Ты всегда ею была и будешь. Дея Торис, моя
единственная любовь, до того как я тебя встретил, я был мальчишкой,
играющим в игрушки для переростков. Теперь я мужчина. У меня есть жена,
которую надо беречь и радовать... ребенок, о котором надо заботиться. Я
наконец-то живу по-настоящему! Эй! Что ты носом шмыгаешь? Нечего, нечего!
- Я сейчас разревусь.
- Ну-ну... Не намочи Хильдину шкурку.
- Дай платок.
- У меня нет. - Я вытер ей слезы рукой. - Выплачешься на меня в
койке.
- Давай ляжем пораньше.
- Сразу после обеда. Ну что? Уже не шмыгается?
- Кажется, нет. Интересно, беременные всегда плачут?
- Говорят, да.
- Ладно, я больше не буду. Мне не полагается. Я ужасно счастливая.
- У полинезийцев есть такое выражение: "Рыдать от счастья". Вот,
наверно, ты этим и занимаешься.
- Должно быть. Но лучше я не буду на виду у всех. - Дити приспустила
с плеч накидку. - В ней очень приятно, но жарко. - Вдруг она насторожилась
и снова закуталась в накидку. - Кто это сюда идет?
Я поднял глаза и увидел, что Джейк и Хильда уже у самого бассейна, а
снизу, из-за гигантского валуна, в нашу сторону направляется какой-то
человек.
- Не знаю. Стой здесь. - Я поспешил к бассейну.
Незнакомец был в форме федерального рейнджера. Подходя, я услышал,
как он спрашивает Джейка:
- Вы Джейкоб Берроуз?
- А что?
- Отвечайте па вопрос. Если вы Берроуз, то у меня к вам дело. Если
нет, то вы находитесь на территории не принадлежащего вам землевладения.
Это федеральная земля, доступ сюда ограничен.
- Джейк! - крикнул я. - Кто это такой?
Вновь пришедший повернулся в мою сторону:
- А вы кто такой?
- Не с того начали, - сказал я. - Сперва назовите себя.
- Не валяйте дурака, - сказал незнакомец. - Видите, я в форме. Я
Бенни Хайбл, здешний рейнджер.
Я ответил, тщательно подбирая слова:
- Мистер Хайболл, вы человек в форме, с кобурой и бляхой. Но отсюда
еще не явствует, что вы федеральное должностное лицо. Предъявите ваше
