- Ну... у меня длиннее руки. Зато у него, по-моему, быстрее реакция.
Знаешь, мой самый лучший учитель фехтования был примерно твоего роста, и
руки у него были не длиннее твоих. Так вот, мне не удавалось даже
скрестить с ним клинки - только если он сам того хотел.
- Ты никогда не говорил, где ты учился этому искусству.
- В Ассоциации Молодых Христиан, - усмехнулся я, - прямехонько в
центре Манхэттена. В школе я занимался рапирой. В колледже баловался
саблей и шпагой. Но вот мечом заинтересовался только на Манхэттене.
Почувствовал, что заплываю жирком, и решил им подзаняться. А потом поехал
в Европу, в эту свою так называемую исследовательскую командировку, и там
познакомился с потомственными мастерами - у которых и отцы, и деды, и
прадеды жили искусством фехтования. Понял, что это не ремесло, а образ
жизни - и что мне уже поздно начинать. Ты знаешь, Хильде я наврал: не
дрался я на студенческих поединках. Но в Гейдельберге действительно учился
- у одного сабельмайстера, который, по слухам, воспитал целую подпольную
армию. Вот он и был тот коротышка, с которым мне не удавалось скрестить
клинки. Какая у него была реакция! До того я считал, что у меня с реакцией
все в порядке. А тут оказалось - еще учиться и учиться. Я и научился
кое-чему. В день моего отъезда он сказал мне: "Какая жалость, что ты не
попал ко мне в руки двадцать лет назад. Я бы тебя научил действительно
владеть оружием".
- По-моему, сегодня ты им владел куда как хорошо!
- Нет, Дити. Ты отвлекла его внимание, я напал с фланга. Эту схватку
выиграла ты, не я и не папа. Хотя то, что сделал папа, было гораздо
опаснее, чем то, что делал я.
- Мой капитан, не смей на себя наговаривать! Я не желаю это слышать!
Странные существа эти женщины, благослови Господь их нежные сердца:
Дити назначила меня героем, и с этим ничего уже нельзя было поделать. Мне
оставалось только постараться не слишком ее разочаровывать. Я отрезал себе
кусочек яблочного пирога и поспешил сжевать его на ходу, пока я еще не
дошел до гаража - есть что-либо в "морге" мне решительно не хотелось.
"Рейнджер" лежал на спине, освобожденный от одежды, вспоротый от
подбородка до паха и распластанный. Вокруг валялись многочисленные обрезки
внутренностей. Запах стоял омерзительный.
Хильда все еще резала его: в левой руке у нее были щипцы для льда, в
правой нож. Обе руки сплошь в зеленоватой слизи. Когда я подошел, она
положила нож и взяла лезвие бритвы, не отводя глаз от объекта. На меня она
взглянула только после того, как я заговорил.
- Много узнала, Шельма?
Она положила инструменты, вытерла руки полотенцем, тыльной стороной
предплечья отвела волосы со лба.
- Зебби, ты просто не поверишь.
- Давай говори.
- Что ж... погляди-ка. - Она прикоснулась к правой ноге трупа и
обратилась к трупу непосредственно: - Скажи мне, дорогая, зачем тебе этот
суставчик?
Я присмотрелся: длинная, костлявая нога имела лишнее колено пониже
обычного человеческого; оно изгибалось назад. Такие же сочленения имелись
и на руках.
- Ты сказала "дорогая"?
- Я сказала "дорогая". Зебби, это чудище - либо самка, либо
гермафродит. Полностью развитая матка, двурогая, как у кошки, по яичнику
над каждым рогом. Но ниже есть нечто вроде яичек и какая-то штука, которая
сошла бы за втягиваемый фаллос. То есть это девочка, но скорее всего в то
же время и мальчик. При этом, хотя оно и двуполое, но не
самооплодотворяющееся, устройство не позволяет. По-моему, эти твари могут
работать и за папу, и за маму.
- По очереди? Или одновременно?
- А что, неплохо было бы, а? Нет, по соображениям механического
характера я думаю, что они меняются ролями. Через десять минут или через
десять лет, препарат судить не позволяет. Но дорого бы я дала, чтобы
увидеть, как они это делают!
- Шельма, ты зациклилась на одной теме.
- Это главная тема. Что может быть главнее продолжения рода? Секс -
самый яркий признак развитых форм жизни.
- А как же деньги и телевидение?
- Фи! Вся человеческая деятельность, включая научные исследования,
есть либо брачные танцы и забота о молодняке, либо жалкая сублимация
неудачников, обреченных природой на проигрыш в единственной игре, какая
имеется в городе. Шельма свое дело знает: я сорок два года искала
настоящего мужика, чтоб был по мне, и вот - нашла же! Раньше кого я только
не соблазняла, а толку-то. Ты, по-моему, тоже доволен, а? Производитель
бесстыжий. Если не доволен, смотри у меня: скажу Дити.
- Занимаю пятую позицию.
- Ну, тогда я четвертую [пятая позиция в фехтовании: возврат из
выпада - защита шпагой вверх; четвертая позиция: возврат из выпада -
защита шпагой внутрь]. Зебби, ты не представляешь, как я ненавижу этих
монстров: они ставят под угрозу все мои планы. Коттедж в розах, дитя в
колыбели, жаркое в духовке, я в домашнем платье, мой муж идет домой
усталый, целый день шпынял первокурсников, а у меня для него уж и тапочки,
и трубка, и сухой мартини. Райская жизнь! Все прочее суета и морок...
Четыре полностью развитых молочных железы, но ни следа избыточного жира,
как у всякой порядочной самки человека - кроме меня, к сожалению. Желудок
двойной, кишечник ординарный. Сердце двухкамерное, кровь гонит, похоже,
перистальтикой, а не пульсацией. Мозг я не исследовала, у нас тут нет
такой пилы - но он, несомненно, развит не меньше нашего. Безусловно,
гуманоид, до ужаса не человек. Не опрокинь эти бутылки, это образцы того,
что у них вместо крови и лимфы.
- А это что?
- Шины, чтобы спрятать нечеловеческие сочленения. На лице, по-моему,
пластическая хирургия, форма черепа замаскирована подкладками. Волосы
ненастоящие, у этих гадов волос нет. Что-то вроде татуировки - а может
быть, это тоже маскировка, только мне не удалось ее снять - благодаря ей
открытые участки кожи выглядят, как у людей, а не сине-зелеными. Зеб, семь
шансов против двух, что множество пропавших без вести людей послужило
морскими свинками для разработки этого маскарада. Летит тарелка - цап! - и
парочка очередных морских свинок разделывается на препараты у них в
лаборатории.
- Летающих тарелок уже много лет никто не наблюдает.
- Поэтическая вольность, милый мой. Если у них есть эти искривители
пространства-времени, они могут выскочить из ничего, утащить что хотят -
или заменить настоящего человека на убедительную подделку - и исчезнуть
мгновенно, как свет выключается.
- Этот долго не продержался бы. Рейнджерам полагается проходить
медицинскую проверку.
- А может, его приготовили наскоро, только для нас. Хорошая подделка
обманет кого угодно, ее отловишь разве что рентгеном, да она и рентген
обманет, если рентгенолог сам из их числа... интересная идея, над ней
стоило бы подумать. Зебби, мне нужно еще поработать. Тут столько нового, а
времени так мало. Я ведь любитель, мне не сделать и десятой доли того, что
мог бы сотворить с этой тушей настоящий специалист по сравнительной
биологии.
- Могу я тебе чем-нибудь помочь? (Вообще-то я предпочел бы, чтобы
здесь обошлись без меня.)
- Как тебе сказать...
- Мне все равно нечего делать, пока Джейк и Дити заканчивают собирать
вещи. Так что давай помогу, скажи, что нужно.
- Дело пошло бы вдвое быстрее, если бы ты фотографировал. А то мне
приходится всякий раз вытирать руки, чтобы взять фотоаппарат.
- Я в твоем распоряжении, Шельма. Говори, под каким углом, с какого
расстояния и когда.
Хильда явно обрадовалась:
- Знаешь, Зебби, все-таки я тебя люблю, даром что ты выглядишь как
горилла и ухмыляешься как идиот. Внутри у тебя душа херувима. Мне бы
сейчас искупаться - как знать, когда в следующий раз представится
возможность залезть в горячую ванну. Я все боюсь: вдруг Джейк объявит, что
пора в дорогу, а я все еще режу это гнусное мясо.
- Режь спокойно, искупаешься. - Я взял фотокамеру, которой Джейк
пользовался для фиксации своих экспериментов: "Поляроид
Стерео-Инстаматик", с автоматической наводкой на резкость, автоматической
установкой диафрагмы, автоматическим проявлением, идеальная камера для
инженера или ученого, которому нужно протоколировать то, что он делает.
Хильда трудилась в поте лица, я снимал.
- Шельма, тебе не страшно работать без перчаток? Вдруг подцепишь
что-нибудь.
- Зебби, если бы эти твари умирали от наших микробов, они бы здесь не
выжили. А они выживают. Значит, и нам их микробы скорее всего не причинят
вреда. Принципиально иная биохимия.
Это звучало логично - но я хорошо помнил Закон Кеттеринга: "Логика
есть не что иное, как организованный способ надежно впасть в заблуждение".
Появилась Дити с тяжелым узлом.
- Ну вот, теперь все.
На ней не было ничего, кроме резиновых перчаток.
- Привет, милый. Тетя Хильда, я пришла помочь. Что нужно делать?
- Ничего не нужно, лапочка. Разве вот ты захочешь сменить Зебби.
Дити смотрела на труп и явно не испытывала воодушевления - ее сосочки
совсем обвисли.
- Пойди искупайся, - велел я ей. - Пошла вон, говорят тебе!
- Что, от меня так плохо пахнет?
- От тебя пахнет чудесно, лапочка моя. Но Шельма совершенно правильно
заметила, что нам, возможно, теперь не скоро представится случай помыться
горячей водой с мылом. Я обещал ей, что мы не отправимся на Канопус, пока
она не примет ванну. Так что иди скорей купайся, пока ванная свободна, а
когда Хильда пойдет отмываться, ты мне поможешь грузить багаж.
- Хорошо. - Сосочки Дити слегка набухли, наглядно показывая, как
поднялось ее настроение. Лицо моей возлюбленной обычно не выдает ее
чувств, но эти прелестные розовые пробочки служат отличным барометром ее
морально-боевого духа.
- Постой-ка, Дити, - остановила ее Хильда. - Ты тогда сказала: "Он не
среагировал". Что ты имела в виду?
- То, что сказала. Сбрось одежду перед мужчиной, и он так или иначе
отреагирует. Даже если сделает вид, что ничего такого не произошло, глаза
все равно его выдадут. А тут совсем никакой реакции. То есть так и должно
было быть, он же не человек, но я-то этого не знала, когда попыталась его
отвлечь.
- Но он все-таки обратил на тебя внимание, Дити, - сказал я. - И тем
самым ты дала мне шанс.
- Он обратил на меня внимание так, как собака, или лошадь, или любое
животное обратило бы внимание на любое движение. Он заметил, но никак не
изменил своего поведения. Не было реакции.
- Зебби, тебе это ничего не напоминает?
- А что это должно напоминать?
- Ты помнишь, в первый день, как только мы сюда приехали, ты
рассказывал историю про одну смазливую студенточку.
- Какую студенточку?
- Которая не могла сдать математику.
- А-а-а! Азинус.
- Да, профессор Альберт Синус. Не находишь тут связи?
- Но Азинус в университете уже много лет. Кроме того, он краснеет.
Это никакая не татуировка.
- Я же говорю, этот наш экземпляр, возможно, слеплен наскоро. А кто
сумел бы лучше дискредитировать некую математическую теорию, чем декан
математического факультета престижного университета? Особенно если он
хорошо знает эту теорию и ему точно известно, что она верна?
- Эй, погодите! - вмешалась Дити. - Вы о ком, о том профессоре, что
спорил с папой? У которого было подложное приглашение, да? Но он же,
по-моему, пустое место. Папа говорит, что он дурак.
- Он ведет себя как набитый дурак, - подтвердила Хильда. - К тому же
еще и надутый. Терпеть его не могу. С удовольствием подвергла бы его
вскрытию.
- Но он еще не умер.
