умел смеяться.
Джилл решила, что ей нравится демонстрировать свое тело мужчинам
только потому, что Майк им не восхищался. Но чем больше об этом думала,
тем честнее становилась перед собой, и, наконец, отказалась от
первоначального предположения. Мужчины, перед которыми она выступала, в
основном были слишком старыми, жирными и лысыми, чтобы она могла считать
их привлекательными. Джилл не презирала стариков - Джабл мог смотреть на
нее, говорить соленые словечки, но у нее не возникало чувства, что он
хочет зажать ее в уголке. Джилл презирала "старых похотливых кобелей", как
сама их называла. И вот она обнаружила, что "старые похотливые кобели" ее
больше не раздражают. Наоборот, их восторженные и томные взгляды
доставляли ей тайное удовольствие. Раньше она осуждала эксгибиционизм.
Теперь, обнаружив у себя его признаки, решила, что либо эта форма
нарциссизма не является патологией, либо у нее патология психики. Однако
она не чувствовала себя ненормальной - наоборот, никогда она еще не была
такой нормальной. Да и кто взял бы ее в медсестры, если бы она не была и
физически и психически абсолютно здорова?
Что же, если здоровой женщине нравится, когда на нее смотрят мужчины,
то здоровые мужчины должны получать удовольствие, глядя на женщин! Джилл
поняла, зачем Дюку его коллекция.
Джилл завела об этом разговор с Майком, но он не мог понять, почему
ее вообще волнуют чьи-то взгляды. Другое дело - прикосновения. Майк не
любил, чтобы к нему прикасались чужие люди (он старался даже не
здороваться за руку), и мог понять, что этого не любят другие.
Прикосновения он терпел только от братьев. Джилл боялась, что это может
привести к гомосексуальным связям. Она объяснила Майку, что такое
гомосексуализм, (Майк читал, но не понял) и как от него уберечься. Майк
был "красавчик", и к нему вполне могли пристать. По совету Джилл он придал
своим чертам больше мужественности, но она не была уверена, что Майк
отверг бы домогательства, скажем, Дюка, если бы тот имел слабость к
мужчинам. К счастью, все мужчины-братья Майка были вполне мужчинами, а
женщины - вполне женщинами. Джилл подозревала, что Майк усмотрел бы "зло"
в человеке с гомосексуальными наклонностями, и не предложил бы ему (или
ей) воду.
Майк не мог понять, почему Джилл нравится, когда на нее смотрят. Их
мнения на этот счет совпадали в тот недолгий период, когда они работали в
цирке, и Джилл стала равнодушной к взглядам. Джилл поняла, что в цирке
зародилось ее теперешнее самосознание: уже тогда она была не совсем
равнодушна к мужским взглядам. Под влиянием Человека с Марса она утратила
остаток ханжества, который из нее не вытравила профессия медицинской
сестры. И только до конца утратив ханжество, Джилл поняла, что оно у нее
было. Она, наконец, смогла признать, что так же бесстыдна, как кошка на
солнцепеке, и попыталась объяснить это Майку, используя понятия
нарциссизма и визионизма.
- Понимаешь, Майк, я балдею, когда на меня смотрят мужчины... хоть
один, хоть много. Я вникла, зачем Дюку сексуальные картинки. Это не
значит, что я хочу лечь в постель с моими зрителями, или что Дюк ляжет в
постель со своими фотографиями. Но когда на меня смотрят и говорят (или
думают), что я желанна, мне становится как-то тепло. - Она нахмурилась. -
Надо сфотографироваться понеприличнее и отослать фотографию Дюку, чтобы он
понял - я уже не считаю его увлечение постыдной слабостью.
- Хорошо, поищем фотографа.
- Нет, - покачала головой Джилл, - лучше не надо. Я просто извинюсь
перед Дюком. Он никогда не имел на меня видов, и я не хочу, чтобы меня
неправильно поняли.
- Как? Ты не хочешь Дюка?
Джилл забыла, что Дюк ей брат по воде.
- Гм... Я об этом как-то не думала. По старой привычке боялась тебе
изменить. Нет, я не отвергну Дюка, если что... и мне будет хорошо с ним.
Что ты на это скажешь?
- Это правильно, - серьезно сказал марсианин.
- Мой галантный марсианин, земные женщины любят, чтобы их хоть
чуточку ревновали, но я боюсь, что ты никогда не вникнешь в ревность.
Милый, а что будет, если кто-то из зрителей начнет ко мне приставать?
- Боюсь, что его не досчитаются.
- С одной стороны это правильно. Но с другой, ты обещал мне не делать
подобных штучек без крайней нужды. Если ты услышишь, что я кричу или
почувствуешь, что я боюсь, тогда действуй. Но я строила мужчинам глазки
еще тогда, когда ты был на Марсе, и могу тебя уверить, что в девяти
случаях из десяти, если женщину изнасиловали, в этом большая часть ее
вины. Поэтому не торопись.
- Я запомню это. А фотографию Дюку все-таки стоит отослать.
- Зачем, милый? Если я захочу пристать к Дюку - тем более, что ты
разрешаешь, - я просто обниму его за плечи и скажу: "Дюк, ты не против?".
Мне бы не хотелось поступать, как те глупые женщины, которые тебе писали.
Но если ты хочешь, я сфотографируюсь и отошлю карточку Дюку.
Майк нахмурился.
- Если ты хочешь отослать Дюку неприличную фотографию, отсылай. Не
хочешь - не отсылай, я не могу тебя принуждать. Я просто хотел посмотреть,
как делают неприличные фотографии. И что такое неприличная фотография?
Майка смущала как сама коллекция Дюка, так и перемена отношения к ней
Джилл. Бледное марсианское подобие бурной человеческой сексуальности не
давало ему возможности вникнуть в нарциссизм и визионизм, в скромность и
бесстыдство.
- Неприличная или приличная - зависит от того, кто на эту фотографию
смотрит. Если я преодолела предрассудок, мне это уже не кажется
неприличным. Трудно объяснить словами, что это такое. Я лучше покажу.
Закрой, пожалуйста, окна.
Шторы опустились.
- Отлично. Вот такая поза немножко неприлична, и не всякая девушка
так станет. Эта - чуть более неприличная, и на нее решатся единицы. Эта -
уже наверняка неприличная... эта - еще хуже... а эта - уж такая
неприличная, что я не согласилась бы так позировать с открытым лицом,
разве только по твоей просьбе.
- Зачем смотреть, если закрыто лицо?
- Спроси у Дюка, он объяснит.
- Я не вижу здесь ни хорошего, ни плохого, - он добавил марсианское
слово, обозначающее нулевое состояние.
Поскольку Майку не все было понятно, разговор пришлось продолжить
по-марсиански. Где это было возможно, Джилл и Майк пользовались
марсианским языком, в котором очень тонко определены и разграничены
эмоции. Вечером Майк пошел смотреть выступление Джилл. Она вышла на сцену,
улыбаясь всему залу, и особо - Майку. Джилл обнаружила, что присутствие
Майка в зале усиливает радостное чувство: ей казалось, что она светится в
темноте.
Когда девушки образовали на сцене живую картину, Джилл оказывалась в
нескольких шагах от Майка. (Уже на четвертый день директор сделал ее
примадонной, сказав: "Я не знаю в чем тут дело, малышка. У нас есть
девушки и пофигуристей, но в тебе есть нечто, на что клюют посетители").
Джилл медленно обратилась к Майку:
- ("Что-нибудь чувствуешь?")
- ("Вникаю, но не во всей полноте").
- ("Посмотри туда, куда смотрю я. На того коротышку. Он дрожит, он
жаждет меня").
- ("Я вникаю в его жажду").
- ("Ты его видишь?")
Джилл уставилась посетителю в глаза, чтобы одновременно усилить его
интерес и позволить Майку видеть ее глазами Джилл уже неплохо думала
по-марсиански, и они с Майком стали настолько близки, что могли одалживать
друг другу глаза, как это заведено на Марсе. Майк свободно пользовался
глазами Джилл, она же могла смотреть его глазами только с его помощью.
- ("Мы вместе вникаем в него. Великая жажда по маленькому братцу").
- ("!!!")
- ("Да. Прекрасная агония").
Музыка переменилась. Джилл пошла по сцене, двигаясь плавно и томно.
Она чувствовала, как в ней в ответ на жажду Майка и посетителя разгорается
желание. Обходя сцену, Джилл приближалась к маленькому посетителю и не
отрывала от него взгляда.
Происходило что-то необъяснимое (Майк не говорил, что такое
возможно): она воспринимала чувства другого человека, дразня его глазами и
телом, и передавала эти чувства Майку. Вдруг она увидела себя глазами
посетителя и ощутила всю силу примитивного звериного желания, которое тот
испытывал к ней.
Джилл споткнулась и чуть не упала: но Майк поддерживал и вел ее, пока
она не до конца овладела собой.
За сценой девушка, шедшая сзади, спросила:
- Что случилось, Джилл?
- Зацепилась каблуком.
- Как ты удержалась, ума не приложу! Как будто кто-то тебя на
веревочках вел.
- ("Так оно и было!")
- Попрошу ответственного за сцену проверить это место. Там, наверно,
доска отстала.
Весь вечер Майк показывал Джилл, как она выглядит в глазах того или
иного посетителя, стараясь не пугать ее. Джилл удивилась: все воспринимали
ее по-разному. Один смотрел на ноги, другой был очарован покачиванием
торса, третий замечал лишь величественный бюст. Майк показал ей и других
девушек. Джилл с облегчением отметила, что он воспринимает их также, как и
она, только острее; и с удивлением - ее возбуждение росло, когда она
видела других девушек глазами Майкла.
Майк ушел, не дождавшись конца шоу. Джилл не рассчитывала застать его
дома, потому что знала: он отпросился с работы, чтобы посмотреть шоу. Но,
еще не входя в свой номер, она почувствовала его. Дверь открылась перед
ней и закрылась, впустив ее.
- Здравствуй, дорогой! Как хорошо, что ты дома!
Он улыбнулся.
- Я понял, что такое неприличные позы. - Одежда Джилл исчезла. -
Ну-ка встань в неприличную позу!
- Пожалуйста, - Джилл проделала все сценические ухищрения.
Майк показывал ей, как она выглядит в его глазах. Она смотрела,
вникала в его чувства, и в ней поднималась ответная волна. Наконец, она
приняла самую неприличную позу, на которую была способна.
- Неприличные позы - это хорошо, - сказал Майк очень серьезно.
- Правда? Чего же мы ждем?
Они бросили работу и стали посещать сеансы стриптиза. Джилл поняла,
что вникнуть в неприличные позы она может, если посмотрит на женщин
мужскими глазами. Когда Майк смотрел на сцену, ей передавались его
ощущения; если же его внимание отвлекалось, то модель превращалась в
обычную женщину. Слава Богу, решила она, не хватало еще стать лесбиянкой.
Тем не менее ей было забавно смотреть на девушек его глазами и знать,
что так же он смотрит на нее.
Джилл с Майком переехали в Пало-Альто, где Майк попытался проглотить
библиотеку Гувера, но не справился. Он понял, что поглощает информацию
быстрее, чем может ее переработать, даже если думает без перерыва все те
часы, в которые библиотека закрыта.
Облегченно вздохнув, Джилл предложила поехать в Сан-Франциско.
Там Майк начал читать организованно.
Однажды Джилл вернулась домой и увидела, что Майк сидит, обложившись
книгами, и ничего не делает. Книг было много: Талмуд, Кама-Сутра, разные
версии Библии, Книга Мертвых, Книга Мормонов, Новое Откровение (подаренное
Патрицией), Коран и священные писания еще десятка религий.
- Какие проблемы, милый?
- Джилл, я не вникаю...
- ("Подожди, Майк; понимание приходит после ожидания").
- Боюсь, что ожидание ничего не даст. Я знаю, в чем дело: я
марсианин, вставленный в тело неправильной формы.
- Дорогой, для меня ты человек, и мне очень нравится форма твоего
тела.
- Джилл, ты знаешь, о чем я говорю. Я не вникаю в людей. Я не
понимаю, зачем им так много религий. У моего народа...
- У твоего народа?
- Прости, Джилл. Я хотел сказать, у марсиан только одна религия. Ты
