время и хорошо помылись. В некоторых случаях они с этой целью делали
весьма интимные замечания. У каждого служителя к поясу был прикреплен
красный крест на белом поле, подтверждающий его официальное положение.
В коридоре Уингейт и остальные попали в поток горячего воздуха и
быстро обсохли.
- Остановитесь! - Уингейт подчинился, и обратившийся к нему санитар
со скучающим видом приложил к верхней части его руки тампон, от которого
он почувствовал холод, затем поцарапал это место. - Это все, следуйте
дальше! - Уингейт присоединился к очереди у одного из столов. То же самое
было проделано с другой его рукой. К тому времени, когда он подошел к
дальнему концу помещения, его руки были покрыты маленькими красными
царапинами, более двадцати на каждой.
- Что все это значит? - спросил он последнего санитара, который
сосчитал царапины и отметил его имя на листе.
- Анализы... чтобы установить вашу сопротивляемость и иммунитет.
- Сопротивляемость чему?
- Всему. Как земным болезням, так и здешним. Здешние - это по большей
части грибковые заболевания. Проходите, вы задерживаете очередь!
Позднее Уингейт узнал об этом подробнее. Для того, чтобы житель Земли
приспособился к условиям жизни на Венере, требовалось от двух до трех
недель. Пока он не будет обладать иммунитетом против опасностей этой
планеты, было бы просто смертельно подвергать свою кожу и особенно
слизистые оболочки действию прожорливых невидимых паразитов, которыми
кишит поверхность Венеры.
Беспрестанная борьба за существование, которая повсюду является
главным условием развития, на Венере особенно интенсивна. Это - следствие
усиленного обмена веществ во влажных испарениях ее джунглей. Болезни,
вызываемые на Земле патогенными микробами, были почти ликвидированы
обычным бактериофагом. Здесь, на Венере, где болезни были почти те же, с
некоторыми отличиями, тот же бактериофаг оказался способен на
видоизменение, сделавшее его и здесь столь же сильно действующим
средством. Но, кроме микробов, оставались еще голодные грибковые паразиты.
Представьте себе худшие из грибковых заболеваний кожи, которые вы
когда-либо встречали, - стригущий лишай, чесотку, паршу, бластомикоз,
споротрихоз. Добавьте к этому ваше представление о плесени, о влажной
гнили, о питании гнилыми поганками. Затем представьте себе всех этих
паразитов в их ускоренном движении: нарисуйте себе картину, как они кишат
у вас прямо на глазах и атакуют вас - подмышки, глазные яблоки, мягкие
влажные ткани вашего рта, как они устремляются в ваши легкие...
Первая экспедиция на Венеру целиком погибла. Со второй поехал врач, у
которого было достаточно воображения, чтобы запастись довольно большим,
как ему казалось, запасом салициловой кислоты и ртутного салицилата, а
также маленьким ультрафиолетовым излучателем. Трое из участников этой
экспедиции вернулись.
Но широкая колонизация требует приспособления к окружающей среде, а
не изоляции от нее. Луна-Сити на первый взгляд может служить отрицанием
этой аксиомы, но так только кажется. "Лунатики" всецело зависят от
воздушного котла, вмещающего лишь пространство их герметически
закупоренного города. Но Луна-Сити не является самоснабжающейся колонией.
Это всего-навсего аванпост, обсерватория, место для разработки недр,
станция для снабжения горючим.
Венера - колония. Колонисты дышат воздухом Венеры, едят ее продукты,
подвергают свою кожу действию ее климата и себя - всем опасностям,
таящимся в ее природе. При этом обитатели Земли могут жить только в
холодных полярный районах Венеры, где климат напоминает джунгли Амазонки в
жаркий день, во время сезона дождей. Здесь они босиком шлепают по болотам,
не избегая главных опасностей новой среды. К этому их и готовят.
Уингейт съел свой обед - удовлетворительную, но пресную и грубо
сервированную пищу - и закусил кисло-сладкой дыней; он съел такую огромную
порцию, что в чикагском ресторане за нее взяли бы столько же, сколько
стоит хороший обед для средней семьи. Устроившись на ночь в отведенном ему
месте, он попытался разыскать Сэма Хоустона Джонса, но не мог найти
никаких его следов, и никто из завербованных не мог припомнить, чтобы его
видели. Один из служащих карантина посоветовал Уингейту разузнать о своем
друге у агента Компании. Уингейт так и сделал - в своей обаятельной
манере, которой он умел пользоваться, имея дело с мелкими служащими.
- Приходите завтра утром. Будут вывешены списки.
- Благодарю вас, сэр. Извините, что потревожил вас, но я не могу
найти моего друга и беспокоюсь, не заболел ли он или не случилось с ним
что-нибудь. Не могли бы вы мне сказать, нет ли его в списке больных.
- Что ж... подождите минуту, - служащий стал водить пальцем по своим
записям. - Хм... вы говорите, он был на "Вечерней Звезде"? - Да, сэр.
- Нет, он не... Мм, нет... О да, вот он! Он здесь не сходил.
- Что вы сказали?
- Его отправили на "Вечерней Звезде" дальше, в Новый Оклэнд, Южный
полюс. Он был нанят как помощник машиниста. Если бы вы мне это сказали, я
бы сразу сообразил. Все рабочие-металлисты из этой партии посланы на новую
Южную электростанцию.
Через минуту Уингейт достаточно овладел собой, чтобы произнести:
- Очень благодарен за вашу любезность.
- Ничего, пожалуйста. - Служащий отвернулся.
- Колония Южного полюса! - пробормотал Уингейт. - Колония Южного
полюса...
Его единственный друг - на расстоянии двенадцати тысяч миль. Теперь
Уингейт почувствовал себя совершенно одиноким-одиноким, обманутым,
покинутым. За время, прошедшее между его пробуждением на борту корабля и
встречей с Джонсом, у него не было возможности ясно оценить свое тяжелое
положение. Он еще сохранял высокомерие светского человека, инстинктивное
убеждение в том, что все это несерьезно: такие вещи просто не случаются с
людьми, во всяком случае, с людьми известного круга.
Но с тех пор его человеческое достоинство было столько раз оскорблено
и унижено (особенно постарался жандармский офицер), что он уже не был так
уверен в том, что застрахован от несправедливости или произвола.
Постриженный и вымытый помимо своей воли, лишенный своей одежды и
облаченный в тропические рабочие штаны, увезенный на миллионы миль от
своей привычной социальной среды, вынужденный подчиняться приказам людей,
равнодушных к его чувствам и заявляющих свои права на его личность и
поступки, и вот теперь отрезанный от общения с единственным человеком, на
поддержку которого он мог рассчитывать, Уингейт понял, наконец, с
отчетливостью, от которой похолодел, что с ним, с ним, Хэмпфри Бэнтоном
Уингейтом, преуспевающим адвокатом и членом всех юридических клубов,
теперь может случиться все, что угодно.
- Уингейт!
- Это вы, Джек? Продолжайте, не заставляйте их ждать!
Уингейта протолкнули в пролет двери, и он оказался в переполненном
помещении. Более тридцати человек сидели у стен. У стола, рядом с дверью,
сидел служащий, занятый своими бумагами. В центре, возле невысокой, ярко
освещенной трибуны стоял человек с чрезвычайно бойкими манерами. Служащий
у двери поднял глаза и бросил Уингейту:
- Поднимитесь туда, чтобы все могли вас видеть! - Он указал на
трибуну.
Уингейт, мигая от яркого света, двинулся вперед и выполнил то, что
ему велели.
- Контракт номер 482-23-06, - прочитал служащий, - клиент Хэмпфри
Уингейт, шесть лет, радиотехник без свидетельства, разряд заработной платы
шесть-Д, контракт представляется для найма.
Три недели понадобилось им, чтобы сделать его пригодным к работе. Три
недели - и ни слова от Джонса. Он безропотно позволял проделывать над
собой все опыты, а теперь должен был вступить в активный период своего
принудительного труда. Затем заговорил бойкий человек.
- Ну вот, патроны, прошу. У вас есть человек, подающий исключительно
большие надежды. Я едва решаюсь назвать вам, какие оценки он получил за
свои способности, приспособляемость и общие знания. Скажу только, что
администрация предлагает за него тысячу долларов. Но было бы неразумно
использовать такого человека для обычной административной работы, когда мы
так нуждаемся в хороших рабочих, чтобы вырывать богатства из дебрей и
недр. Смею предсказать, что счастливый покупатель, который приобретет себе
этого рабочего, уже через месяц поставит его производителем работ. Но
осмотрите его сами, поговорите с ним и решайте!
Служащий что-то шепнул ему. Он кивнул и продолжал:
- Меня просят уведомить вас, джентльмены и патроны, что клиент сделал
обычное законное предупреждение за две недели о своем увольнении,
разумеется, если он покроет все расходы!
Он весело рассмеялся и многозначительно подмигнул, как будто за его
замечанием крылась необыкновенно удачная шутка. Никто не обратил внимания
на его сообщение, один лишь Уингейт с отвращением оценил характер остроты.
Он предупредил о своем желании уволиться на другой же день после того, как
узнал, что Джонс направлен в колонию Южного полюса. Но тут же обнаружил,
что хотя теоретически он имел право уйти с работы, но фактически это лишь
давало ему право умереть с голоду на Венере, если он не отработает свои
подъемные и проезд в оба конца.
Несколько человек собрались вокруг трибуны и внимательно его
рассматривали, обсуждая его качества: "Не особенно мускулист...", "У меня
нет особой охоты предлагать цену за этих щеголеватых молодчиков, они
смутьяны...", "Да, но тупой не оправдывает своих харчей...", "Что он может
делать? Пойду, погляжу его анкету...". Они направились к столу служащего и
стали рассматривать результаты многочисленных анализов и исследований,
которым подвергался Уингейт во время своего карантина. Только один
субъект, с маленькими блестящими глазками, остался возле трибуны: он боком
продвинулся к Уингейту, поставил одну ногу на подмостки, приблизил к нему
свою физиономию и заговорил доверительным тоном:
- Меня не интересуют те дутые, рекламные листы, парень. Расскажите
мне сами о себе.
- Тут нечего много рассказывать.
- Говорите смелее. Вам у меня понравится. Совсем как дома. Я
бесплатно вожу своих парней в Венеробург. Есть у вас опыт в обращении с
неграми?
- Нет.
- Ну, здешние туземцы, собственно, не негры, это только так
говорится. У вас такой вид, словно вы умеете командовать бригадой. Был у
вас такой опыт?
- Не особенно большой.
- Ладно... может быть, вы слишком скромны. Я люблю, когда человек
держит язык за зубами. Я никогда не позволяю моему надсмотрщику применять
плетку.
- Еще бы, - перебил его другой патрон, подойдя к трибуне, - это вы
оставляете для себя, Ригсби!
- А вы не лезьте не в свое дело, Ван-Хайзен!
Ван-Хайзен, пожилой коренастый человек, не обратил на его слова
никакого внимания и заговорил с Уингейтом:
- Вы предупредили о своем увольнении. Почему?
- Все это было ошибкой. Я был пьян.
- А пока будете вы честно работать?
Уингейт задумался.
- Да, - сказал он наконец.
Ван-Хайзен кивнул, тяжелой походкой отошел к своему стулу и осторожно
опустил на него свое массивное тело, подтянув штаны, такие же, как у
рабочих. Когда все расселись, агент весело объявил:
- Ну, вот, джентльмены, если вы готовы, давайте послушаем первое
предложение на этот контракт. Я был бы рад, если бы сам мог сделать на
него заявку - на должность моего помощника, честное слово! Так вот... я не
слышу предложений...
- Шестьсот!
- Прошу вас, патроны! Разве вы не слышали, что я упомянул о
