Уипгейт стал позади надсмотрщика, и это, вероятно, спасло Сэтчела
Хартли по меньшей мере от пролома черепа. Уингейт схватил надсмотрщика за
руку, когда тот замахнулся, одновременно на него бросился и Хартли; все
трое сцепились и несколько секунд боролись на дне "крокодила".
Хартли сидел на груди у надсмотрщика, в то время как Уингейт вырывал
кистень из сжатых пальцев его правой руки.
- Счастье, что вы увидели, как он выхватил кистень, Хэмп, -
проговорил Сэтчел. - А то мне сейчас уже не понадобился бы аспирин!
- Да, и я так думаю, - ответил Уингейт и отшвырнул оружие далеко в
болото. За ним немедленно нырнули туземцы. - Мне кажется, теперь ты можешь
его отпустить.
Надсмотрщик, быстро вскочив на ноги, ничего не сказал и повернулся к
механику, спокойно остававшемуся все время на своем месте у руля. - Почему
ты, черт тебя подери, не помог мне?
- Я полагал, что вы сами сможете постоять за себя, хозяин, - ответил
Джимми уклончиво.
Уингейт и Хартли были оставлены работать помощниками тех, кто был
высажен на другие участки. Надсмотрщик не обращал на них внимания и отдал
только короткий приказ высадить их. Но когда они, вернувшись в барак,
умывались перед ужином, им велели явиться в Большой дом.
Их ввели в кабинет патрона, и они увидели, что надсмотрщик уже там.
Он самодовольно ухмылялся, в то время как выражение лица Ван-Хайзена было
самое мрачное.
- Что я слышу о вас обоих? - налетел он на Уингейта и Хартли. -
Отказываетесь работать, набрасываетесь на десятника - видит бог, я покажу
вам, где раки зимуют!
- Позвольте, патрон Ван-Хайзен, - начал Уингейт тихо, почувствовав
себя вдруг в привычной атмосфере судебного разбирательства. - Никто не
отказывается от исполнения своих обязанностей. Хартли только протестовал
против того, что его заставляли выполнять опасную работу, не обеспечив
разумных мер безопасности. Что же касается драки, то это десятник напал на
нас; мы действовали с целью самозащиты и остановились, как только
обезоружили его.
Надсмотрщик наклонился к Ван-Хайзену и шепнул ему что-то на ухо.
Патрон казался еще более рассерженным, чем раньше. - Вы вели себя так на
виду у туземцев, у туземцев! Вам известен закон колоний? Я мог бы послать
вас за это на рудники!
- Нет, - возразил Уингейт, это десятник вел себя так в присутствии
туземцев. Наша роль была пассивной. Мы лишь оборонялись.
- Вы называете нападение на десятника пассивной ролью? Ну так вот,
слушайте меня. Ваше дело - работать. Дело десятника - указывать вам, где и
как работать. Он не такой болван, чтобы пускать на ветер деньги, которые я
в вас вложил. Только он один может судить о том, опасна ли работа, а не
вы!
Надсмотрщик снова шепнул ему что-то на ухо. Ван-Хайзен покачал
головой. Десятник настаивал, но патрон прервал его нетерпеливым жестом и
снова повернулся к обоим рабочим.
- Вы не получите сегодня ни ужина, ни риры. Завтра увидим, как будете
себя вести.
- Но, патрон Ван-Хайз...
- Все. Идите в свой барак.
Когда огни были погашены и Уингейт прополз на свою койку, он
обнаружил, что кто-то спрятал в ней еду. Он с благодарностью съел все,
спрашивая себя, кто бы это мог сделать. Он был сыт, но при отсутствии риры
этого было недостаточно, чтобы уснуть. Уставившись в гнетущую тьму барака,
он обдумывал свое положение. Оно и до этого было почти невыносимо, теперь
же мстительный и всесильный надсмотрщик превратит его жизнь в сущий ад.
Уингейт уже достаточно видел и слышал, чтобы знать, что этот ад очень
скоро наступит. Прошло, должно быть, около часа, когда он вдруг
почувствовал, как чья-то рука толкнула его в бок.
- Хэмп, Хэмп, - услышал он шепот, - выходи наружу. Есть дело! - Это
был Джимми.
Уингейт осторожно пробрался между рядами коек и выскользнул в дверь
следом за Джимми. Сэтчел уже был на дворе, и рядом с ним виднелась
четвертая фигура.
Это была Аннек Ван-Хайзен. Как она сумела пройти на запертый участок
барака для холостяков? Глаза ее припухли, словно от слез. Джимми заговорил
полушепотом:
- Девушка сказала, что мне завтра прикажут отвезти вас обоих обратно
в Адонис.
- Зачем?
- Она не знает. Но полагает, что вас хотят продать на Юг. Вообще
говоря, это не очень правдоподобно, старик еще никогда никого не продавал
на Юг, но ведь никто прежде и не бросался на его надсмотрщиков. В общем,
не знаю.
Они потеряли несколько минут на бесплодную дискуссию. Затем, после
гнетущего молчания, Уингейт спросил Джимми:
- Ты не знаешь, где они хранят ключи от "крокодила"?
- Нет. Почему вы...
- Я могла бы достать их для вас, - предложила Аннек.
- Но вы не умеете управлять "крокодилом", - сказал Джимми.
- Я несколько раз наблюдал, как ты это делаешь.
- Ну, положим, вы справитесь с этим, - продолжал возражать Джимми. -
Положим, что вам удастся бежать на этом судне. Вы погибнете, проплыв лишь
десять миль. Если вас даже не поймают, то вы умрете от голода. Уингейт
пожал плечами.
- Я не собираюсь позволить продать себя на Юг.
- Я тоже, - добавил Хартли.
- Погодите минуту.
- Что ж, я не вижу...
- Погодите минуту, - раздраженно повторил Джимми. - Разве вы не
видите, что я думаю.
Некоторое время все молчали. Наконец Джимми сказал:
- Хорошо, дитя мое. Вы лучше отойдите немного в сторону и дайте нам
поговорить. Чем меньше вы будете знать об этом, тем лучше для вас.
У Аннек был обиженный вид, но она послушно отошла. Трое мужчин
коротко посовещались. Потом Уингейт сделал Аннек знак присоединиться к
ним.
- Большое спасибо за все, что вы сделали для нас, Аннек, - сказал он.
- Мы придумали выход из положения. - Он сделал паузу, зачем смущенно
добавил: "Ну что ж, спокойной ночи!"
Она подняла на него глаза.
Уингейт не знал, что ему делать. Он проводил ее за угол барака и
снова пожелал спокойной ночи. Когда он вернулся, его лицо было все таким
же смущенным. Все трое вошли в барак.
Патрон Ван-Хайзен тоже никак не мог уснуть. Для него всегда было
мучительно наказывать своих людей. Черт возьми, почему они не могут быть
хорошими парнями и оставить его в покое! Правда, в эти дни у него было не
очень-то много покоя. На сбор урожая он затрачивал больше, чем мог
выручить в Адонисе, во всяком случае, после уплаты процентов. В этот вечер
он занялся своими счетами, чтобы как-нибудь отделаться от охватившего его
неприятного чувства. Но ему трудно было сосредоточиться на цифрах. Этот
Уингейт... Он купил его для того, чтобы он не достался проклятому Ригсби,
а не затем, чтобы иметь еще одного рабочего. Он уже и так вложил в рабочих
слишком много денег, хотя десятник все время жаловался, что не хватает
рабочей силы. Теперь придется либо продать несколько человек, либо просить
банк снова продлить закладную.
Рабочие больше не окупают затрат на их содержание. Это уже не тот
сорт людей, которые прибывали на Венеру, когда он был молод.
Он снова склонился над своими книгами. Если рыночные цены снова
немного поднимутся, банк за несколько более высокий процент, чем в прошлом
сезоне, охотно учтет его векселя. Может быть, тогда все обойдется...
Его размышления были прерваны приходом дочери. Он всегда рад был
видеть Аннек, но на этот раз то, что она хотела ему сказать и что наконец
выпалила, лишь окончательно взбесило его. Занятая своими собственными
думами, Аннек даже не заметила, что причинила отцу почти физическую боль.
Но тем самым вопрос разрешился, поскольку это касалось Уингейта. Он
отделался от этого смутьяна. С резкостью, с какой он никогда не обращался
с Аннек, Ван-Хайзен велел ей идти спать.
Разумеется, все это только его собственная ошибка, сказал он себе,
ложась в постель. Ферма на Венере не место для воспитания молодой девушки,
лишившейся матери. Его Аннекхен - теперь уже почти взрослая женщина, как
может она найти мужа здесь, в этой глуши? Что она будет делать, когда он
умрет? Она ведь не знает, что после него ничего не останется, ничего, даже
на обратный билет до Земли. Нет, она не будет женой рабочего! Нет, пока
останется хоть капля крови в его старом, усталом теле.
Что ж, Уингейту придется уехать и тому, кого они называют Сэтчелом,
тоже. Но он не продаст их на Юг. Нет, нет, он никогда не поступал так ни с
одним из своих людей. Он с отвращением подумал об огромных, напоминающих
фабрики плантациях в нескольких милях к югу от полюса, где температура
всегда на двадцать-тридцать градусов выше, чем на его болотах, и
смертность среди рабочих составляет нормальную статью в калькуляции
стоимости урожая. Нет, он отвезет их и продаст на вербовочной станции. Кто
их там купит - уже не его дело. Но он не продаст их прямо на Юг.
Ему пришла на ум новая мысль. Он стал что-то вычислять и решил, что
ему, быть может, удастся за контракты этих двух не выдохшихся еще рабочих
получить достаточно денег, чтобы купить для Аннек билет на Землю. Он был
уверен, что его сестра примет Аннек, вернее, почти уверен, хотя она
поссорилась с ним из-за его женитьбы на матери Аннек. Время от времени он
мог бы посылать дочери немного денег. И, может быть, она сумеет там стать
секретаршей или получит еще какую-нибудь превосходную профессию, как
другие девушки на Земле.
Но как тоскливо будет на ферме без Аннекхен! Он был так погружен в
свои тяжелые думы, что не услышал, как его дочь выскользнула из своей
комнаты и вышла во двор.
На следующее утро, собираясь на работу, Уингейт и Хартли притворились
удивленными, когда их оставили в бараке. Джимми было приказано явиться в
Большой дом; они увидели его несколькими минутами позже - он выкатывал из
сарая "Ремингтон". Джимми захватил их с собой, затем подкатил назад к
Большому дому и стал ждать патрона. Вскоре вышел Ван-Хайзен и, не сказав
никому ни слова и ни на кого не взглянув, влез в свою кабину.
"Крокодил" взял направление на Адонис, тяжело и шумно двигаясь со
скоростью десять миль в час. Уингейт и Сэтчел беседовали вполголоса и с
любопытством чего-то ждали. После томительно долгого ожидания Джимми вдруг
остановил "крокодил". Ван-Хайзен поднял окошко кабины.
- Что случилось? - спросил он. - Машина испортилась?
Джимми ответил ему с усмешкой: - Нет, я сам остановил ее. - Зачем? -
Выйдите, тогда узнаете.
- Я так и сделаю, черт возьми! - Окошко захлопнулось: Ван-Хайзен стал
протискиваться своим жирным телом в узкие двери кабины. - Это что за
дурацкие штуки? - Лучше вылезайте и идите пешком, патрон. Вашему
путешествию - конец.
Ван-Хайзен, казалось, лишился дара речи, но выражение его лица было
достаточно красноречиво.
- Я говорю серьезно, - продолжал Джимми. - Это - конец путешествия
для вас. Я всю дорогу держался твердой почвы, чтобы вы могли вернуться
назад пешком. Идите по следу, который я проложил. Вы сможете проделать
этот путь за три-четыре часа, хоть вы и такой жирный.
Патрон перевел глаза с Джимми на других. Уингейт и Сэтчел наступали
на него, их глаза были недружелюбны.
- Лучше ступайте, папаша, - сказал Сэтчел мягко, - пока вас не
выкинули головой вперед.
Ван-Хайзен прижался спиной к перилам машины, схватившись за них
руками.
- Я не покину моего собственного судна, - прохрипел он.
Сэтчел поплевал на ладонь, затем стал потирать руки.
- Ладно, Хэмп, он хотел этого...
- Постой минутку. - Уингейт обратился к Ван-Хайзену.
- Послушайте, патрон Ван-Хайзен, мы не хотим обойтись с вами грубо,
если не будем к этому вынуждены. Но нас трое, и мы полны решимости. Лучше
