проповедник, писатель и лектор в Англии, автор The Common Sense of Political
Economy (London: Macmillan, 1910; second edition, edited by Lionel Robbins,
London: Routledge & Kegan Paul, 1933) -- амер. изд.]), Леон Вальрас (через
Вилфреда Парето [Vilfredo Pareto (1848--1923) вслед за Вальрасом занимал
кафедру политической экономии в Лозанском университете, Швейцария -- амер.
изд.]), и, в особенности, с главными идеями Альфреда Маршалла [Alfred Marshall
(1842--1924) профессор политической экономии в Кембриджском университете,
основатель "Кембриджской школы", включавшей его самого, А.С. Пигу и Джона
Мейнарда Кейнса; учебник Маршалла Principles of Economics между 1890 и 1920
годами выдержал 8 изданий -- амер. изд.]. Но если целостная структура
современной теории, как ее преподают сегодня в большинстве центров западного
мира, в наибольшей степени отражает влияние традиции, восходящей к работам
Маршалла, и при этом даже ее краеугольная опора -- теория цен и ценности -- в
последние десятилетия претерпела изменения, которые сильно изменили ее форму,
то сами эти изменения представляли собой последовательное продолжение
фундаментальных принципов, заложенных Венской школой.
-------------------------------------------------------------------------------
Приложение: В Британии и Соединенных Штатах
[нижеследующее представляет собой отрывок из незавершенной статьи для словаря
новой экономической теории New Palgrave -- амер. изд.]
Лишь автор этой статьи, самый старший в четвертом поколении, которое
сформировалось в Privatseminar Мизеса, сыгравшем для них такую же роль, что и
Бем-Баверк для третьего поколения, был действительным учеником и участником
последнего семинара Визера. Готфрид фон Хаберлер, Фриц Махлуп, Оскар
Моргенштерн и Пауль Н. Розенштейн-Родан, бывшие чуть моложе автора,
поддерживали с ним тесный контакт, поскольку многие годы работали в том же
здании. Под влиянием Мизеса и при постоянном участии ровесников -- философов,
социологов и исследователей политики -- Альфреда Шульца, Феликса Кауфмана и
Эрика Фогелина -- шли дискуссии главным образом о проблемах метода и
философской природе общественных наук.
С начала 1930-х годов эта Венская группа начала получать существенную
поддержку и буквально расширилась в результате того, что Лайонел С. Роббинс,
новый профессор Лондонской школы экономической теории, включил в свой курс то,
что прежде было исключительной принадлежностью австрийской традиции. Были еще
два источника существенного влияния на ее дальнейшее развитие. Первым была
вполне удачная система экономической теории, развитая единственным
значительным последователем В.С. Джевонса П.Г. Викстедом в его Common Sense of
Political Economy [Philip H. Wicksteed, The Common sense of Political Economy,
op. cit.], а вторым был родственный по духу обзор современного состояния
микроэкономической теории, содержащийся в первых четырех главах исследования
Risk, Uncertainty and Profit Чикагского профессора Френка Г. Найта [Frank H.
Knight, Risk, Uncertainty and Profit (Boston: Houghton Mifflin, 1921)]. Частью
тех же усилий было приглашение Роббинсом автора этих строк в 1931 году в
качестве профессора Лондонской школы экономической теории, в результате чего
совместный семинар Роббинса--Хайека стал в 1930-х годах еще одним центром
развития того, что прежде было исключительно австрийской традицией.
Наиболее влиятельная работа самого Роббинса The Nature and Significanse of
Economic Science [Lionel Robbins, An Essay on the Nature and Significanse of
Economic Science (London: Macmillan, 1932)] обеспечила превращение
методологического подхода к микроэкономической теории, развитого австрийской
школой, в общепризнанный стандарт. Не менее важным было достижение Д.Р. Хикса,
который развил то, что можно рассматривать как окончательную формулировку
анализа ценности с позиций предельной полезности в концепции предельного
уровня замещения, основанной на технике кривых безразличия, внедренной
Ирвингом Фишером и Ф.И. Эджвортом [J.R. Hicks and R.G.D. Allen, "A
Reconcideration of the Theory of Value", Economica, N. S., vol. 1, 1934, pp.
52--76 (part I) and 196--219 (part II), и Hicks, Value and Capital (Oxford:
Clarendon Press, 1939)]. Эта концепция изменяющихся уровней замещения или
эквивалентности, совершенно не зависящая от каких-либо концепций измеряемой
полезности, вполне может рассматриваться как итог более чем полувековых споров
в русле австрийской школы [однако в целом австрийцы не приняли технику кривых
безразличия, которая предполагает постоянство порядка индивидуальных
предпочтений; хорошо известные примеры можно найти у Murray N. Rottbard,
"Toward a Reconstruction of Utility and Welfare Econimics", в Mary Senholz,
ed. On Freedom and Free Enterprise: Essays in Honor of Ludwig von Mises
(Princeton, N.J.: D. Van Nostrand, 1956), pp. 224--262 -- амер. изд.], тогда
как дальнейшие уточнения, предложенные П.А. Самуэльсоном [Paul A. Samuelson,
Foundations of Economic Analysis (Cambridge, Mass.: Harvard University Press,
1947)], едва ли могут быть отнесены к австрийской традиции.
Другой отчетливый вклад в эту ветвь австрийской традиции представляет изданная
в 1973 году работа Дж. М. Бьюкенена и Г.Ф. Тирлби [J.M. Buchanan and G.F.
Thirlby, eds, S.E. Essays on Cost (London: Weidenfeld & Nicolson, for the
London School of Economics and Political Science, 1973; reprinted, New York
and London: New York University Press, 1981)]. В Лондонской группе Г.Л.С. Шакл
[George L.S. Shackle (1903) профессор (теперь почетный) Ливерпульского
университета, автор ряда работ по теории ожиданий -- амер. изд.] и Л.М.
Лахманн [Ludwig M.Lachmann (1906--1991) работал с Шаклом и Хайеком в
Лондонской школе экономической теории в 1930-х годах. Позднее преподавал в
университете Витватерсренда, Йоханнесбург, и в Нью-Йоркском университете;
суммарное изложение его взглядов см. в книгах Capital, Expectations and the
Market Process (Kansas City: Sheed Andrews & Mcmeel, 1977), и The Market as an
Economic Process (Oxford: Basil Blackwell, 1988) -- амер. изд.] внесли вклад в
развитие субъективной традиции, и, таким образом, сыграли существенную роль в
американской ветви австрийской школы.
В 1934 году Людвиг фон Мизес оставил Вену ради профессорского кресла в
Институте международных исследований в Женевском университете (Швейцария), а в
1940 году, опасаясь Гитлера, он переехал в Соединенные Штаты. В то время
интеллектуальное сообщество здесь столь же мало было в состоянии
симпатизировать явному оппоненту всех социалистических идей, как это было и в
Вене, но постепенно он из более или менее символической фигуры в Высшей школе
бизнеса Нью-Йоркского университета превратился в весьма влиятельного человека.
[Жалованье Мизеса в Нью-Йоркском университете с 1949 по 1962 год платилось
целиком из средств фонда Вильяма Волкера, а затем эти платежи осуществляла
группа, возглавлявшаяся бизнесменом Лоуренсом Фертигом. Фонд Волкера также
субсидировал Хайека на его посту в Комитете по общественной мысли в Чикагском
университете. -- амер. изд.] В течении многих лет в Соединенных Штатах
австрийскую школу отождествляли с учениками Мизеса. Первыми выдающимися
учениками, которые добились весьма почетного положения, были Мюррей Н. Ротбард
[Murray N. Rothbard (1926) учился в Колумбийском университете, а затем у
Мизеса в Нью-Йоркском университете; он был профессором экономической теории в
Бруклинском политехническом институте прежде чем стать заслуженным профессором
экономической теории в университете Невады, Лас-Вегас -- амер. изд.] и Израель
М. Кирцнер [Izrael M. Kirzner (1930) защитил докторскую диссертацию у Мизеса в
Нью-йоркском университете, где он в настоящее время является профессором
экономической теории и главой программы по изучению австрийской доктрины --
амер. изд.]. В 1970-х и 1980-х годах группа существенно разрослась, и сегодня
наиболее заметен, пожалуй, Томас Соуелл [Thomas Sowell (1936) является старшим
исследователем в Гуверовском институте Стенфордского университета; см. обзор
Хайека об его работе Knowledge and Decisions (New York: Basic Books, 1980) в
Reason, December 1981, pp. 47--49 -- амер. изд.]. Однако Мизес был привержен к
строго рациональному утилитаризму больше, чем ранние австрийцы, и эта
ориентация не вполне согласовывалась с его фундаментальным субъективизмом, а в
особенности с характерным для него отрицанием возможности межличностного
сравнения предпочтений или измерения благосостояния. Это снижало
убедительность его эпистемологии и его критики социализма.
Хотя к третьей четверти ХХ века методология австрийской школы стала
господствующей в области микроэкономической теории, затем этот подход был в
существенной степени вытеснен из центра профессионального внимания
кейнсианской макроэкономикой. Но усилия, порожденные успехом кейнсианского
учения, были, с точки зрения австрийского методологического индивидуализма,
результатом ошибочного представления о том, чем должно быть научное объяснение
очень сложных явлений. Таким образом, австрийская школа вторично оказалась
вовлеченной в своего рода Methodenstreit, в котором их противники претендовали
на большую свою научность просто в силу более эмпирического характера
полученных ими результатов; иными словами, -- просто потому, что они больше
зависели от наблюдений и измерений (хотя на этот раз скорее статистических, а
не исторических). Ситуация, по крайней мере в Соединенных Штатах, делалась
весьма непростой, потому что Мизес, представлявший здесь австрийскую теорию,
занял крайнюю позицию в отношении к господствовавшему в то время научному
позитивизму. Одновременно, правда, он делал большие уступки англо-американской
традиции рационалистического утилитаризма, который вполне встраивался в
австрийскую методологическую традицию. В результате теория у него приобрела
характер априорно выводимого построения.
Против такого результата данный автор, который в то время в целом не сознавал,
что он просто развивает забытую часть традиции Менгера, возражал [в "Economics
and Knowledge", Economica, N.S., vol. 4, 1937, pp. 33--54 (reprinted in
Individualism and Economic Order (London: Routledge & Sons, 1948), а также в
нескольких поздних работах; "The Use of Knowledge in Society", American
Economic Review, vol. 35, September 1945, pp. 519--530 (также в Individualism
and Economic Order, op.cit.); "The Theory of Complex Phenomena", в Mario A.
Bunge, ed., The Critical Approach in Science and Philosophy: Essays in Honor
of Karl R. Popper (New York: The Free Press, 1964), перепечатано в Studiesin
Philosophy, Politics and Economics (Chicago: University of Chicago Press;
London: Routledge & Kegan Paul, 1967); и "Competition as a Discovery
Procedure", в New Studies in Philosophy, Politics, Economics and the History
of Ideas (Chicago: University of Chicago Press; London: Rouledge & Kegan Paul,
1978)], что хотя и в самом деле чистая логика выбора, с помощью которой
австрийская традиция интерпретирует индивидуальные действия, является чисто
дедуктивной, но как только объяснению подпадает межличностная активность
рынка, решающими процессами оказываются процессы перемещения информации между
людьми, то есть чисто эмпирические явления (Мизес никогда так и не ответил на
эту критику, но точно также он не изменил свою вполне полную и развитую
систему).
Главным достижением австрийской теоретической школы оказалось то, что она
определенно помогла прояснить неизбежные различия между науками, изучающими
сравнительно простые явления, вроде механики, которые по необходимости первыми
достигли больших успехов, а потому и предстали как парадигма, обязательная для
копирования другими науками, и науками о чрезвычайно сложных явлениях, или о
структурах, испытывающих влияние большего количества фактов, чем сможет
когда-либо охватить научный наблюдатель, и состоящих из объектов не физически
наблюдаемых, но теоретически мыслимых -- то есть мыслимых другими людьми. То,
