что она не выродится в авторитарный деспотизм.
Диккинсон лишь мимоходом упоминает аргумент критиков, что Удаже если бы
сторонник социалистического планирования захотел обеспечить свободу, он не
смог бы достичь этого, оставаясь сторонником планированияы, причем ответ
Диккинсона заставляет усомниться, понял ли он вполне, на каких соображениях
этот аргумент основан. Его ответ сводится просто к тому, что Уплан всегда
можно изменитьы [D, pp. 226--228]. Но речь идет о другом. Трудность в том, что
вообще для планирования в крупных масштабах требуется гораздо более широкое,
чем обычно, согласие среди членов общества об относительной важности различных
потребностей. В результате такое согласие придется обеспечивать, а общую шкалу
ценностей навязывать силой и пропагандой. Я доказываю это во всех подробностях
в другой работе, и здесь нет места, чтобы заниматься этим снова. [См.: Freedom
and the Economic System (УPublic Policy Pamphletы No. 29 [Chicago: University
of Chicago Press, 1939] и, уже после первой публикации настоящей работы: The
Road to Serfdom (Chicago, 1944). (Рус. пер.: Хайек Ф.А. Дорога к рабству. М.,
УЭкономикаы, 1993.)] Тезис, который я там развил -- что социализм обречен
становиться тоталитарным, -- сейчас, похоже, получает поддержку с самой
неожиданной стороны. Таким, по крайней мере, представляется смысл утверждения
Макса Истмена в его недавней книге о России: УСталинизм есть социализм в том
смысле, что он является его неизбежным, хотя и непредвиденным, политическим и
культурным спутникомы [Stalin's Russia and the Crisis in Socialism (New York,
1940)].
В самом деле, хотя сам Диккинсон, видимо, этого не усматривает, в
заключительных пассажах своей книги он делает заявление, означающее почти то
же самое. Он пишет: УВ социалистическом обществе различие, всегда
искусственное, между экономикой и политикой будет преодолено; экономический и
политический механизмы общества сольются в одно целоеы [D, p. 235]. Это,
безусловно, именно та авторитарная доктрина, которую проповедовали нацисты и
фашисты. Различие преодолевается, поскольку в плановой системе все
экономические вопросы становятся политическими: это перестает быть вопросом
максимально возможного согласования индивидуальных взглядов и потребностей и
превращается в навязывание единой шкалы ценностей, Уобщественной целиы --
предмета мечтаний социалистов со времен Сен-Симона. В этом отношении
представляется, что построения авторитарных социалистов, от профессора Хогбена
и Льюиса Мамфорда, которых Диккинсон упоминает для примера [D, p. 25], до
Сталина и Гитлера, гораздо более реалистичны и последовательны, чем красивая и
идиллическая картина Улибертарианского социализмаы, в который верит Диккинсон.
10
Не может быть лучшего свидетельства интеллектуального качества двух
рассматриваемых книг, чем то, что, написав о них столь подробно, сознаешь, что
лишь слегка скользнул по поверхности поставленных в них проблем. Однако
детальное их обсуждение явно превысило бы размеры журнальной статьи. Поскольку
многие оставшиеся у читателя сомнения затрагивают вопросы, на которые эти две
книги не отвечают, адекватный теме анализ потребовал бы другой, еще более
пространной книги, чем те, что обсуждались. Тем не менее есть также важные
проблемы, разобранные в них достаточно подробно, особенно в книге Диккинсона,
о которых мы едва смогли упомянуть. Я имею в виду не только проблему сочетания
частного сектора с социализированным, что предлагают оба автора, но и такие
значительные проблемы, как международные отношения социалистического общества
или его денежная политика, чему Диккинсон посвящает очень краткий и в целом
наименее удовлетворительный раздел.
При более подробном рассмотрении нужно было бы выделить многочисленные пассажи
в аргументации обоих авторов, где явно слышны отголоски их прежних убеждений
или просматриваются взгляды, представляющие чисто политический символ веры и
поражающие курьезной несовместимостью с остальной частью изложения. Это
относится, например, к повторяющимся ссылкам Диккинсона на классовые конфликты
и эксплуатацию или к его насмешкам над расточительством конкуренции [D, p. 22,
94]. Это касается и большей части интересного раздела Ланге о Удоводах
экономиста в пользу социализмаы, где он использует аргументы, весомость
которых представляется несколько сомнительной.
Все это, однако, второстепенные моменты. В целом же книги настолько
неортодоксальны с социалистической точки зрения, что заставляют задуматься, не
осталось ли у их авторов слишком мало от традиционных побрякушек
социалистической аргументации, чтобы сделать их предложения приемлемыми для
социалистов, не являющихся экономистами. Их смелые попытки взглянуть в лицо
некоторым реальным трудностям и полностью переформулировать социалистическую
доктрину, дабы ответить на них, заслуживают нашей благодарности и уважения.
Пожалуй, вызывает сомнения, покажется ли предложенное решение таким уж
осуществимым -- даже социалистам. Тем, кто вместе с Диккинсоном желают
утвердить Увпервые в истории человечества действенный индивидуализмы [D, p.
26], иной путь представится, вероятно, более обещающим.
Глава X. Резервная валюта с товарным обеспечением
Перепечатано из: "Economic Journal", LIII, No. 210 (June - September, 1943),
p. 176-84
Глава X. Резервная валюта с товарным обеспечением
Перепечатано из: "Economic Journal", LIII, No. 210 (June -- September, 1943),
p. 176-84.
1
Золотой стандарт в том виде, в каком мы его знали, несомненно, имел серьезные
недостатки. Однако есть некоторая опасность, что вошедшее ныне в моду его
огульное осуждение может затемнить тот факт, что он обладал также
определенными важными достоинствами, отсутствующими у его альтернатив. Мудро и
беспристрастно контролируемая система регулируемой мировой валюты могла бы и в
самом деле превзойти его во всех отношениях. Но такое предложение долго еще
будет оставаться неосуществимым на практике. Однако по сравнению с
разнообразными иными схемами денежного регулирования на национальном уровне
золотой стандарт имел три важных преимущества: он фактически создавал
международную валюту, не подчиняя национальную денежную политику решениям
международной власти; он делал денежную политику в значительной мере
автоматической и, следовательно, предсказуемой; наконец, благодаря этому
механизму изменения в предложении основного платежного средства шли по большей
части в правильном направлении.
2
Важность этих преимуществ не следует недооценивать. Трудности сознательной
координации национальных политик огромны, поскольку наше нынешнее знание дает
нам однозначные ориентиры лишь в немногих ситуациях и решения, при которых
всегда одними интересами приходится жертвовать ради других, вынужденно
основываются на субъективных суждениях. Тем не менее общее воздействие на
каждую страну нескоординированных национальных политик, исходящих
исключительно из непосредственных интересов отдельных стран, вполне может
оказаться еще хуже, чем самый несовершенный международный стандарт. Точно так
же, хотя автоматическое действие золотого стандарта далеко от совершенства,
сам факт, что при нем политика направляется известными правилами и что в
результате оказывается возможно предвидеть действия властей, способен сделать
несовершенный золотой стандарт причиняющим меньше беспокойства, чем более
рациональная, но менее понятная политика.
Надо отметить, что ни один из приведенных аргументов в пользу золотого
стандарта не имеет прямой связи ни с каким из свойств, присущих золоту. Любой
принятый международный стандарт, основанный на товаре, цена которого
регулируется издержками его производства, обладал бы, в сущности, теми же
преимуществами. Что сделало золото в прошлом единственным материалом, на
котором практически мог быть основан международный стандарт, -- это по
преимуществу иррациональный, но оттого не менее реальный фактор его престижа
или, если хотите, господствовавшее суеверное предрасположение в пользу золота,
повсеместно делавшее его более приемлемым, чем что-либо еще. Пока
господствовало такое представление, можно было сохранять основанную на золоте
международную валюту, не строя каких-то планов и не создавая специальной
организации по ее поддержке. Однако если предрассудок и сделал возможным
международный золотой стандарт, то, по крайней мере, существование подобного
предрассудка позволяло иметь международное платежное средство в то время,
когда не могло быть речи о какой-либо международной системе, основанной на
формальных соглашениях и систематическом сотрудничестве.
3
Решающий сдвиг, происшедший в последнее время и коренным образом изменивший
наши перспективы и возможности в этой области, носит психологический характер
и состоит в том, что бессознательное предрасположение в пользу золота, которое
и давало ему особые преимущества, было сильно поколеблено -- хотя, вероятно,
не так сильно, как многие воображают; в том, что во многих случаях оно даже
сменилось столь же сильным и необоснованным предубеждением против золота; и в
том, что сегодня люди в общем намного больше готовы рассматривать разумные
альтернативы. Важно, таким образом, подвергнуть заново серьезному рассмотрению
альтернативные системы, которые, сохраняя преимущества автоматического
международного стандарта, были бы свободны от специфических недостатков
золота. В частности, одна такая система была недавно разработана в
практических деталях компетентными специалистами по денежным проблемам и
способна привлечь тех, кто в прошлом защищали золотой стандарт, -- не потому,
что они сочли ее идеальной, но потому, что она показалась им превосходящей все
иные варианты, лежащие в области практической политики.
Прежде чем описать это новое предложение, необходимо кратко рассмотреть
действительные недостатки золотого стандарта, которых мы хотим избежать. По
большей части они отличаются от общепризнанных. Столь много обсуждавшиеся
"капризы" в производстве золота не следует преувеличивать. Значительные
приросты предложения золота в прошлом фактически происходили тогда, когда
затянувшаяся нехватка создавала реальную потребность в них. Действительно,
серьезное возражение состоит скорее в медленном приспособлении предложения
золота к реальным изменениям в спросе. Временное повышение общего спроса на
высоколиквидные активы или принятие золотого стандарта новой страной неизбежно
вызывали значительные изменения в ценности золота, тогда как предложение
приспосабливалось к этому медленно. В силу своеобразного механизма
запаздывания возросшие объемы предложения золота часто появлялись только
тогда, когда нужда в них уже миновала. Эти дополнительные объемы не облегчали
положение, а начинали, скорее, затруднять его. К тому же увеличение
предложения золота в ответ на временное повышение спроса оказывалось
необратимым, создавая почву для чрезмерной кредитной экспансии, как только
спрос опять падал.
Последний момент тесно связан с одной действительно парадоксальной чертой
золотого стандарта: с тем, что стремление всех индивидов к большей ликвидности
вовсе не вело к возрастанию ликвидности для всего общества в целом. Бывают,
конечно, времена, когда желание индивидов обладать более ликвидными активами
отражает реальную общественную потребность. Всегда будут периоды, когда из-за
возросшей неопределенности будущего становится желательным придать большей
части наших активов форму, при которой их легко можно будет обратить в пользу
нужд, не определимых пока из-за невозможности предвидеть будущие
обстоятельства. Рациональная организация наших дел требовала бы переключения
производства в такие периоды с предметов более ограниченного употребления на
те, что необходимы постоянно, вроде широко используемых сырьевых материалов.
Подлинная ирония золотого стандарта состоит в том, что при его владычестве
общий рост стремления к ликвидности ведет к увеличению производства одного
товара, служащего практически единственной цели -- обеспечению ликвидного
