- Тебя как звать, если что понадобится? - деловито спросила
девушка.
- Фритигерн, - ответил князь. Бросил ей одеяло. - Мокрое с
себя сними, одеяло мне не пачкай. И не храпи ночью, поняла?
До девушки только через несколько дней дошло, что подобрал
ее сам грозный князь. Но, похоже, это ее не очень устрашило.
Фритигерн нарек ее Авило (Соломка); о настоящем имени спросить
не потрудился. А девушке, похоже, было все равно - Авило так
Авило.
Вот у этой-то Авило за спиной и плевалась добродетельная
дочь Флавия Евгения.
К Рождеству Фритигерну преподнесли неожиданный сюрприз.
Князь готский едва костью не подавился, которую грыз на зависть
сторожившей у скамьи собаке, когда ему сообщили, что его
немедленно желает видеть человек от епископа Медиоланского.
О Медиолане - что это за город, где расположен и стоит ли
того, чтобы ограбить, - князь знал довольно мало. На весну
раздумья такие оставил. Какое дело у духовного лица может быть к
нему, варварскому вождю, - о том только гадать приходится.
Фритигерн удивился бы еще больше, если бы достоверно
узнал, что для того миланского епископа и сам он, князь
Фритигерн, и вероучитель готский, святейший Ульфила, - не
настоящие христиане, а злостные еретики. Ибо кафедру в
Медиолане вот уже четыре года как занимал бывший губернатор,
Аврелий Амвросий. Начал с того, что разогнал сторонников
арианской ереси и принялся везде насаждать никейский символ.
После грубого и невежественного Авксентия, который и языка своей
паствы не знал, а с непонятливыми через военного трибуна
объяснялся, этот Амвросий, римлянин из хорошей семьи, был как
глоток свежего воздуха после заточения в затхлой темнице. И
многие ради него оставляли свое арианство.
Всего этого Фритигерн, разумеется, и ведать не ведал.
Вытер выпачканные жиром руки о собаку, поспешно проглотил
подогретое разбавленное вино, которым трапезу запивал. Кликнул
служанку, кости убрать велел. За служанкой собака преданно
побежала.
И уселся князь на скамье поудобнее, кулак в бедро упер:
зови!
В дом вошли двое, оба в насквозь мокрых от снегопада
плащах. Губы от холода посинели. Немудрено - плащи-то на
рыбьем меху (князь мгновенно стоимость их одежки определил
наметанным глазом: невысока).
На Фритигерна с одинаковым угрюмством уставились.
А Фритигерн, от души забавляясь - вот спасибо за потеху
нежданную! - поднялся со скамьи, улыбкой им навстречу просиял.
- Бог ты мой, неужели мои паршивцы вас даже вином не
угостили?
Руки распростер, точно обнять хотел, но в последний момент
отстранился - больно уж мокрые. Позвал девушку, велел горячего
вина с гвоздикой гостям приготовить.
И снова к посетителям своим повернулся, умоляя принять его
искреннее гостеприимство и хотя бы сменить мокрую одежду на
сухую.
Гости мрачно отвечали, что дело их спешное и не могут они
драгоценное время расточать на такие мелочи, как забота о теле -
этом недостойном вместилище бессмертной души.
Фритигерн насторожился.
- Господа, - на всякий случай сказал он, - как и вы, я
христианин, но считаю непозволительной роскошью
преждевременную смерть вследствие небрежения своим здоровьем.
Изрек и сам удивился.
Гости же дружно нахмурились. Не понравилось им, что этот
арианин себя с ними, истинными кафоликами, на одну доску
ставит.
Фритигерн решил в богословие не вдаваться и перешел к делу.
- Мне передали, будто вас епископ Медиоланский прислал.
С плащей упрямцев уже натекла здоровенная лужа, в которой
они и топтались грязными сапогами. Вошла служанка с кувшином,
задела гостей заметным животом, на лужу поглядела недовольно.
"Кому гордость блюсти, а кому потом прибирать", - проворчала
себе под нос.
Фритигерн поддержал ее.
- Моя служанка дело говорит. Негоже вам, раз уж у меня вы в
гостях, мерзнуть или терпеть какие-либо иные неудобства. - И
служанке: - Приготовь господам все сухое. А пока переодеваются,
стол накрой, пусть подкрепятся.
И, взяв у нее кувшин, самолично вина поднес посланцам.
Авило вразвалку удалилась. Посланцы смотрели на нее
недобрительно.
Пока послы переодевались, пока пили, пока трезвели - день к
закату перешел. Только к вечеру разговор у них с Фритигерном
получился и продолжался до глубокой ночи.
Начали официально.
Преисполненный любви, шлет привет и пастырское
благословение свое князю готскому Фритигерну епископ
Медиоланский Амвросий.
Фритигерн мгновенно ощутил себя христианским государем до
мозга костей и благословение принял с подобающим достоинством.
Посланцы памятовали, конечно, что собеседник их - злостный
еретик; но Амвросий настрого наказал им быть мудрыми, как змии,
и о еретичестве даже не заикаться. Фритигерн же, который очень
смутно понимал, в чем состоят различия в вероучениях, о подобном
даже и не задумывался.
Дело Амвросия, в двух словах, было таково. Просит он князя
отдать ему, епископу, пленников из числа римских граждан,
сколько возможно. Ибо стало ему достоверно известно, что готы во
время последних недоразумений своих с Империей захватили
немалое количество свободнорожденных мужчин и женщин и
сделали их рабами.
Слушал Фритигерн и таял. Нравиться начинал ему этот
Амвросий. Вот как изящно выразился - "недоразумения с
Империей". А мог бы прямо брякнуть: "грабительский набег". Но
ведь не брякнул же!..
- Да, это верно, - вежливо подтвердил Фритигерн. И вина себе
налил, а к вину печенья взял. (Авило стряпуха была изрядная).
- Епископ Амвросий глубоко скорбит об участи этих людей.
Он хотел бы выкупить хотя бы часть из них, ибо полагает, что они
заслуживают лучшего.
- Возможно, - неспешно согласился с этим Фритигерн. - Не
мне судить. Почти любой из нас заслуживает лучшего.
Тут один из посланцев метнул на князя короткий, злобный
взгляд. Явно сказать хотел, что кто-кто, а Фритигерн как раз живет
много лучше заслуженного.
Князя это насмешило.
Но тут же перестал усмехаться, ибо нечто важное услышал.
- Его святейшество предлагает тебе крупный выкуп, - сказал
посланник.
И назвал немалую меру золота, которую доставят из
Медиолана, как только епископ будет извещен об успехе
переговоров.
Фритигерн прикинул в уме. Сделка обещала быть выгодной. А
если он, Фритигерн, удачно поторгуется с этими несчастными
святошами, - то очень выгодной.
- Разумеется, я согласен, - быстро сказал он и хлопнул
ладонью по столу.
Авило, подслушивавшая за занавеской (от любопытства уже
извелась), приняла это за требование подать еще выпивки.
Выскочила из своего укрытия, услужливо с кувшином сунулась.
Фритигерн ее спать отослал, чтобы думать не мешала.
Стали они с теми клириками детали обсуждать. Говорил
больше один из посланных; второй только князя злыми черными
глазами сверлил да помалкивал. Фритигерн очень быстро убедился
в том, что торгуются ромейские клирики не хуже готов и нахрапом
их не возьмешь.
...И измором, как выяснил через три часа, тоже. (Амвросий
нарочно таких выбрал - знал, с кем предстоит дело иметь).
Оставалось одно: вести переговоры честно и даже немного себе в
убыток.
- Ладно, - сдался Фритигерн, - давайте сперва определим,
какие именно пленники нужны вашему Амвросию. У нас их... много.
Видимо, прежде всего его интересуют природные ромеи. Мезы,
фракийцы - те не нужны...
- Прежде всего христиане, - сказал посланник епископа.
Но тут молчаливый его товарищ вдруг вмешался в разговор.
- Прежде всего те, кому не вынести тягот рабства, - сказал он
резко. - Неважно, христиане они или язычники. Язычники тем
скорее отвратят сердца свои от ложного учения, чем большее
милосердие будет им явлено.
Фритигерн побарабанил пальцами по столу. Мысленно
обратился к Ульфиле: какой совет дал бы ему сейчас его епископ?
Но ничего не ум не шло. Думать, как Ульфила, Фритигерн так и не
научился.
Поглядел на второго посланника. Вздохнул. Честно признался:
- Таких, что не вынесут тягот рабства, как ты говоришь, мы не
брали.
Клирик вскинулся, рот открыл - но тут же осекся. Голову
повесил.
А Фритигерн нашел решение.
- Поступим так, - предложил он. - Я скажу завтра моим вези,
что появилась возможность хорошо продать кое-кого из рабов. Они
рисковали жизнью, захватывая этих людей в плен, пусть они ими и
распоряжаются. - Руками развел покаянно. - Придется вашему
епископу довольствоваться теми, кто меньше всех нужен в
хозяйстве везеготов.
Переглянулись посланники, кивнули.
Спать отправлялись довольные - уломали-таки варвара. А
Фритигерн гостеприимство свое простер до невозможных пределов.
Заглянул в спальню, когда гости уже под одеялами грелись,
поинтересовался, удобно ли им. Предложил дать на ночь женщин.
Клирики в ответ зашипели, как змеи. А князь тихонько
хихикнул и к себе ушел. В отличнейшем настроении.
Через несколько дней торжественно провожал гостей своих в
Медиолан. Амвросию велел кланяться. Говорил, что ждет дорогих
гостей скоро назад. И с золотом, как договаривались. А он уж
полон подготовит к передаче. И улыбался от уха до уха.
Так и случилось, что сразу после Рождества обменял
Фритигерн почти тысячу из захваченных готами рабов на золотые
слитки, нарезанные прутьями золотые и серебряные листы, на
дорогую церковную утварь и расшитые одежды.
Выкупленные рабы себя не помнили от радости. Хоть готская
неволя не так страшна была, как, скажем, римская, а все же много
найдется людей, которые в рабстве чахнут и быстро сходят в
могилу. Пусть голодны были и неустроены, а все же счастливы,
когда перешли Юлийские Альпы и увидели Медиолан - город своей
свободы.
Амвросий Медиоланский выбил из местных военных властей
целую манипулу для конвоя - на пути к Фритигерну охранять
золото, на обратной дороге в Медиолан - охранять людей, чья
жизнь, по мнению епископа, куда дороже золота.
Деньги на выкуп собрали прихожане медиоланские. Но
основную сумму и все золото внес от имени Церкви сам епископ.
Святой Амвросий Медиоланский собственноручно обобрал все
церкви у себя в приходе. Снял все, что только нашлось там
драгоценного. Никто и пикнуть не посмел, не то что епископа
ослушаться - железная воля была у этого человека. Сказал как
отрезал: "Таинства совершаются и без золота, потому что не
благодаря золоту". Что тут возразишь?
* * *
Слух о поступке Медиоланского епископа нескоро дошел до
готской общины в горах Гема; когда же узнал о том Ульфила, то
невольно согрешил - отчаянно позавидовал Амвросию.
* * *
В том году немалое число везеготов было принято на военную
службу Империи; они были расквартированы в азиатских
провинциях. Предполагалось использовать их в войнах с персами.
Разумеется, эти вези ни сном ни духом в безобразиях, чинимых
Фритигерном и Алавивом, не участвовали; то были
преимущественно люди из племени Атанариха.
Главнокомандующий военными силами в Азии, носивший
знаменитое имя Юлий, с тревогой внимал известиям о бедах,
которые одна за другой обрушивались на Фракию и Мезию. По
счастью, все высшие командные должности в подчиненной ему
армии занимали природные римляне, что было в ту пору большой
редкостью, ибо везде проникли наглые и вонючие варвары. По
распоряжению Юлия, все готские федераты в один день были
приглашены в одно из предместий для раздачи первого жалованья.
Там вези были захвачены врасплох и перебиты все до последнего
человека без шума и промедления.
Глава восьмая
КОНСТАНТИНОПОЛЬ
381 год
Этот город (Константинополь) наполнен мастеровыми и рабами,
из которых каждый обладает глубокими богословскими познаниями
и занимается проповедью и в лавке, и на улицах. Если вы
попросите одного из них разменять серебряную монету, он
расскажет вам, чем отличается Сын от Отца; если вы спросите о
