ЕЛЕНА ХАЕЦКАЯ
УЛЬФИЛА
Глава первая
АНТИОХИЯ
341 год
Он был рукоположен Евсевием и бывшим с ним епископом для
живущих в готской земле христиан и заботился о них во всех
отношениях, а кроме того, изобрел для них азбуку и перевел на их
язык все Писание, кроме Книги Царств, поскольку она заключает в
себе рассказы о войнах. А народ готский был войнолюбив и скорее
нуждался в узде для своих страстей к битвам, чем в поощрении к
этому.
Филосторгий-арианин. Церковная история
...Я сказал: "о, Господи Боже! я не умею говорить, ибо я еще
молод".
Но Господь сказал мне: не говори: "я молод", ибо ко всем, к
кому пошлю Я тебя, пойдешь, и все, что повелю тебе, скажешь...
Иерем., 1, 6-7
В Антиохии живут одни наглецы и об эллинских обычаях не
радеют.
Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского
- Толмач где?
Ах, какой пышный царедворец! Воистину, последний из слуг
государевых как князь перед варварами. Легким шагом вошел;
следом шелковым дуновением аромат благовоний. Остановился,
точно споткнулся о крепкий мужеский дух, от варваров исходящий;
бровью повел. Брови у царедворца дугой, подбритые, лицо гладкое
- евнух, что ли?
Варварское посольство кушало. Сидели посланники на полу,
скрестив ноги. Колени у них крепкие, мослатые, на икрах туго
намотаны ремни.
На царедворца поглядели искоса, точно усмехаясь. И один из
варваров, выплюнув длинную прядь, вместе с куском мяса
попавшую в рот, мотнул головой, указывая на кого-то, совсем не
заметного в густой тени.
- Толмача тебе? Вон сидит.
В тени пошевелились, однако ж вставать и идти на зов явно не
спешили.
И вот царедворец стоит и смотрит, а эти - сидят и чавкают.
Наконец сказал царедворец:
- Зовут толмача.
И снова отозвался тот варвар, что и в первый раз:
- Пусть поест сперва. Мало ли кто позовет, на всякий чих не
наздравствуешься.
Царедворец вспыхнул, дерзостей наговорил послам. Те же
слушали, усмехаясь, и только хрящи у них на зубах трещали,
потому как от трапезы не отвлекались.
В полумраке двинули медным блюдом, громыхнули чем-то,
охнули. И вышел на свет толмач, которого звали - не то сам
император, не то кто-то из приближенных его.
Оглядел его царедворец и недоволен остался. Но мнения
посланца императорского никто и не спрашивал - ни тот, кто
отправил его с поручением, ни толмач варварский, а уж готы-послы
- и подавно.
Пошли вдвоем к дверям. Варвары не пошевелились. Только
один сказал толмачу в спину:
- Ежели что - кричи громче. Мы услышим.
Посланный был от константинопольского патриарха Евсевия.
Свойственник правящей фамилии и уж, конечно, интриган
преискуснейший, Евсевий был стар. Многое пережил, многое и
многим причинил, и доброго и худого, но все не мог угомониться.
Что до козней его, то не возносится человек на такую высоту, не
запачкавшись.
Толмач, прибывший в столицу с варварским посольством,
вошел в комнату, какую указали, быстро окинул ее взглядом,
зацепив и мысленно ощупав каждый угол, каждую плохо
освещенную драпировку.
Старик, простертый на ложе в углу комнаты, засмеялся. И
засмеялся второй, помоложе, бывший с ним.
- Не озирайся, не убивать позвали, - сказал старик.
Толмач неопределенно двинул плечом.
- Ближе подойди, - велел старик. - Я Евсевий.
Варвар приблизился, без смущения глядя в старое властное
лицо с огромным горбатым носом. Старик ткнул ему в губы рукой -
для поцелуя. Поморщился: от варвара, даром что клирик, несло той
же козлятиной, что от прочих членов посольства.
Толмач еле заметно шевельнул ноздрями. Его тревожил
тяжелый запах благовоний, которым в этой комнате было
пропитано, казалось, все, даже мебель.
- Говорили, будто толмач готский - клирик, - без всякого
вступления заговорил Евсевий. - Верно?
Варвар кивнул.
- Любопытен ты мне, - сказал Евсевий. - Для того и позвал,
чтобы насытить это мое любопытство. - И улыбнулся еле заметно: -
Да ты по сторонам не косись, тебе здесь ничего не грозит. Что ты
все прислушиваешься?
- Дивно мне здесь все, - сказал варвар.
Евсевий пошевелился на своем ложе, прищурился, разглядывая
лицо молодого человека - тому было лет тридцать.
- Слыхал, слыхал. Вотан этому учит: держи глаз востро, ухо
наготове, всегда помни, где выход и где окно.
И с удовольствием отметил, что толмач готский слегка
растерялся. Подтолкнул его сухой старческой рукой:
- А Иисус не этому учит, верно?
Толмач не ответил. Евсевий ощутил досаду. И совсем другим
тоном спросил:
- При Феофиле дьяконом ты, что ли?
Феофил возглавлял готскую епархию много лет, но дела там
шли вяло и в переписке с Евсевием Феофил не состоял, так что
константинопольский патриарх толком ничего о нем не знал.
Особой приязни к Феофилу у него не было: готский епископ, быв
на Никейском соборе, подписал символ веры, Евсевием решительно
отвергаемый.
Между тем готы становились все сильнее и все теснее жались
к границам Римской империи. И лучше бы иметь с ними одну веру.
Хотя - старый епископ знал это, может быть, лучше, чем иные -
никогда еще вера не была заслоном человеческой жадности и
трусости.
Времени у Евсевия почти не было. Он слабел с каждым днем.
Уйти же из этого мира, не выполнив того, что он считал своим
долгом, старый римлянин не мог. Потому и велел призвать к себе
готского дьякона. Тот, вроде, бойко болтает и по-гречески, и по-
латыни, хоть и варвар.
- Не дьякон, - сказал варвар. - Я чтец.
- А, - молвил старик разочарованно. - Даже и не дьякон...
А тот кивнул, мотнул длинными волосами.
Евсевия все это начало уже не на шутку раздражать.
- Ты головой-то не мотай, не конь, - проворчал он. - Имей
уважение к возрасту и сану.
- Я имею, - спокойно возразил чтец.
- Имеет он... - буркнул старик. - Помоги сесть.
Руки у готского толмача ловкие, крепкие; раздражение сразу
прошло, как уселся, обложившись скользкими шелковыми
подушками.
А чтец готский рядом стоит, слегка склонив голову, -
невысокого роста, щуплый, как подросток, темноволосый, с
острыми чертами.
- Не очень-то ты похож на гота, - брякнул Евсевий.
- Мои - из Каппадокии, - нехотя пояснил чтец, явно считая этот
разговор лишним.
Но Евсевий только хмыкнул.
- Слова-то не цеди, отвечай, когда тебя спрашивают, -
назидательно сказал старик епископ и уставил на чтеца узловатый
палец. - Нам, старикам, позволено быть любопытными, потому как
времени на вежливость уже не отпущено...
- Как тебе угодно, господин, - сказал чтец. И оглянулся - не
пора ли к выходу.
А Евсевий продолжал въедаться со своими распросами.
- Родители твои кто?
- Они рабы, - сердясь, ответил варвар. И носом фыркнул.
Евсевий рассмеялся, довольный.
- Когда будешь епископом, найми учителя. Пусть обучит тебя
манерам.
- Епископу манеры не обязательны, - сказал варвар. Ядовито
так сказал, точно намекал на что-то.
Евсевий улыбнулся еще шире.
- Да, - согласился он. - Но это производит впечатление. - И
неожиданно скакнул мыслью: - Где ты так выучился греческому?
- У нас дома говорят по-гречески.
- Ах да, ты же каппадокиец... Твои родичи - они не из тех ли,
кого везеготы при Галлиене угнали?
- Из тех, - сказал чтец. И поглядел епископу прямо в глаза.
После такого взгляда лучше бы старику прекратить распросы.
Ибо глаза у готского чтеца карие, а сейчас - то ли от
усталости (весь день чужие слова с языка на язык взад-вперед
гонял), то ли от освещения яркого - у самой лампы стоял - казались
звериными, желтыми.
- Ладно тебе злиться, - сказал Евсевий примирительно. - Дай-
ка мне лучше вина из того кувшина. - Показал на столик в другом
углу комнаты. - Только разбавь, там рядом вода есть, в чашке.
Готский толмач мимолетом поглядел в темноту, где сидел
второй римлянин.
Евсевий, заметив этот взгляд, хмыкнул.
- Глазами не шарь, намеков не делай, чтец, ибо тот, на кого
сейчас смотришь, - епископ Демофил, и по возрасту он вдвое тебя
старше.
На это варвар ничего не сказал. Молча прошел к столику,
сделал все, как было велено, поднес чашку к губам Евсевия, помог
выпить. Старик снова откинулся на подушки, помолчал, пошевелил
губами.
- Каппадокиец, из пленных... - повторил задумчиво.
Варвар смотрел на него сверху вниз, стоя с пустой чашкой в
руках. И так долго молчал, что Евсевий, наконец, заметил это.
Встрепенулся на своих подушках.
- Что? Не по душе тебе что-то?
Тогда варвар сказал:
- Мой народ - вези.
С нескрываемым любопытством взирал на него Евсевий. В его
душе точно вскричал кто-то громким голосом: нашел, нашел!..
- А молишься ты на каком языке, толмач? - спросил старик.
- Что? - Варвар растерялся. - По-гречески...
- Да нет, - нетерпеливо сказал Евсевий. - Нет, в мыслях, когда
ты без людей, наедине с Богом.
- Бог читает прямо в сердце, минуя языки и слова, - сказал
варвар.
Евсевий зашел с другой стороны.
- А твои слушатели, в церкви, которым ты читаешь Писание, -
они-то понимают, что ты им читаешь?
- Да.
- Что же, они все каппадокийцы?
- Нет, не все.
- Да как же они понимают твой греческий?
Варвар молчал. Евсевий сверлил его глазами и сердился.
Отвечать толмач не хотел. Но его с детства приучали отвечать
правду, если спрашивает старший. И особенно - если спрашивает
клирик. И потому в конце концов ответил Евсевию:
- Потому что я читаю на их родном языке.
Смысл сказанного не вдруг улегся в голове Евсевия, забитой
множеством самых разных мыслей и забот.
- Так ты говорил, что они готы...
- Я и читаю на готском, - совсем тихо сказал варвар.
И тут Евсевий подскочил, уронил две подушки.
- Ты читаешь Писание на языке варваров?
- Несколько отрывков, - пояснил чтец. - Те, что чаще
используются в проповеди.
- Кто же переводил их?
- Я, - сказал толмач.
Евсевий прикрыл глаза.
- Прочти что-нибудь, - приказал он. - Хочу послушать.
Густая, тягучая варварская речь зазвучала в комнате, где и
без того было душно. На своем варварском наречии молодой
собеседник Евсевия говорил точно другим голосом, более низким. И
чем дольше он говорил, тем благозвучнее становилась в ушах
Евсевия готская речь. А ведь не далее как несколько часов назад
он полагал ее пригодной лишь для солдатской брани да
бесконечных торгов в пограничных городках (а торговались готы
отчаянно, хуже евреев, - прижимисты и неуступчивы).
Наконец толмач готский замолчал. Евсевий тотчас открыл
глаза.
- Что читал?
- От Матфея, шестая глава.
- Я так и думал. Повтори еще раз, хочу запомнить. "Отче наш"
повтори.
Чтец послушно начал:
- "Atta unsar..."
С его голоса старый римский аристократ начал заучивать,
неуклюже произнося слова чужого языка. Наконец, оставили это
занятие - для него, Евсевия, увлекательное, для толмача же
утомительное.
Засмеялся старик, закашлялся и сказал наконец:
- А я-то, старый дурак, думал, из готского не стоит запоминать
ни слова, раз на нем говорят только о войне и торговле. Но ты
говоришь на этом языке о Боге, и у тебя это получается. Иди, я
буду спать.
Он благословил варвара, и тот вышел.
Тогда второй, что был с Евсевием, подошел ближе. Как и было
решено заранее между ним и Евсевием, он не принимал участия в
разговоре - только наблюдал и слушал.
Евсевий все глядел на занавес, за которым скрылся готский
толмач.
- Как, он сказал, его зовут? - спросил Евсевий у Демофила.
Толмач не называл своего имени, но Демофил его знал и
ответил:
- Ульфила.
- Что это по-ихнему означает? - Евсевий сдвинул брови,
припоминая. - "Волк"?
