скуле синяк. Топорщатся волосы, подросшие после бритья наголо
(иначе никак воск не вывести было). Печальный вид имел Аткаль,
представший пред очи господина своего.
Хаммаку только головой покачал.
-- Садись за стол, -- велел.
Аткаль повиновался. Тупо уставился на книги. Раскрыл одну --
сводки, диаграммы. Аж в глазах потемнело. Умоляюще глянул на
Хаммаку.
Тот губы искривил.
-- Прочти.
И тут в голос взвыл Аткаль.
Но Хаммаку ничем не проймешь: ежели втемяшилось в голову
названному брату и хозяину заставить Аткаля прочесть эти книги,
значит, судьба Аткалю читать их.
И начал читать Аткаль.
Хаммаку заплатил вступительный взнос и стал пользователем
общеимперской информационной сети. Теперь он получил доступ ко
многим видам коммерческой информации. По личному коду мог
входить в различные конференции, общаться с другими
пользователями со всей Империи. Имел возможность заключать
контракты, не выходя из своего офиса, за которым, кстати, так и
сохранилось прежнее название -- "Три ступеньки вниз".
Настоящая работа пошла только в конце зимы, когда сиппарцы,
недоверчивые ко всему новому, осознали, наконец, очевидную
выгоду сотрудничества с "Тремя ступеньками".
Настало время рассказать о том, в какое дело вложил Хаммаку
деньги, полученные от приказчика господина Нидинты. Было оно и
доходным, и богоугодным одновременно. Хаммаку продавал
индульгенции.
Прежде незамедлительное отпущение грехов гражданин Сиппара мог
получить только от Шамаша, обитающего постоянно в сиппарской
Эбаббарре.
Если же человек полагал, что дело о его прегрешении находится,
скажем, в ведении Наны Урукской, то ему ничего не оставалось,
как бросать чад и домочадцев на произвол судьбы и тащиться в
Урук, в храм Наны, -- замаливать грех, покупать индульгенцию.
Домой после такого паломничества возвращались чистенькими. В том
смысле, что полностью очищались и от грехов, и от грошей. В
кармане дыра, в душе чистота, полмесяца выброшены псу под хвост,
проведены в утомительных странствиях по раскисшим дорогам
Империи.
И ничего не поделаешь. Ибо сказано: каждый грех в руке своего
бога. Драки и прочие насилия, чинимые свободными горожанами друг
другу, -- дело Нергала. А вот насилие, чинимое женщине, -- это
дело Наны. Пустобрехам же на брюхе вымаливать прощение у
Нинурты, который ненавидит бесполезную трату времени. И так
далее.
Можно, конечно, и у Шамаша, своего, домашнего, прощения
попросить, да что толку-то? Все равно, что обидеть Бабуту, а
извиниться перед Кибуту.
С появлением в городе бизнеса Хаммаку все изменилось. Едва
только согрешив, шел человек в офис "Три ступеньки". Ибо вовсе
не следует думать, будто люди сиппарские были злонравны и
нравилось им прозябать в холодной липкой глине прегрешений
своих. Напротив. Могли бы -- избавлялись от них как можно
скорее. И если бы не непомерные траты на дорогу, разбрелись бы
по всем четырем ветрам, каждый к богу своих преступлений.
Пришел однажды в офис "Три ступеньки" и Базуза. Нужда пригнала.
Спустился, дверь толкнул, огляделся, "здрасьте" сказал. В первой
же комнате за столом сидел Аткаль. Глава фирмы.
На столе перед Аткалем два телефона, городской и местный. На
полке, за спиной Аткаля, толстые папки с подшитыми документами.
Сбоку чахлый плющ приткнулся. По левую руку от Аткаля еще одна
дверь, и из-за этой двери слышно, как ревет принтер.
Аткаль в кресле откинулся, на Базузу поглядел. И стал Базуза
как-то немного ниже ростом и уже в плечах.
-- Садись, -- милостиво кивнул ему Аткаль. -- В ногах правды
нет.
Охранник из богатого дома оглянулся, плюхнулся в кресло.
-- Неплохо тут у тебя, -- сказал он.
-- Не жалуюсь, -- согласился Аткаль.
-- Занят сейчас?
-- Работа.
Базуза понимающе кивнул.
-- Ты по делу или как? -- спросил Аткаль, всем своим видом
показывая, что ему некогда.
-- По делу.
Аткаль покивал, взялся за местный телефон. Из-за двери, что была
слева, донесся пронзительный звонок. Потом голос Хаммаку:
-- Аткаль?
-- Клиент. Нужно оформить.
-- Хорошо, пусть зайдет.
Голос Хаммаку отчетливо слышался и из телефонной трубки, и из-за
двери. Аткаль положил трубку и кивнул Базузе.
-- Зайди к моему компаньону, он оформит. Касса тоже там.
Базуза поднялся, прошел во внутреннее помещение офиса. Комната
ничем не отличалась от первой, за исключением одного: на столе,
кроме телефонов, стоял компьютер.
-- Сердечно рад вас видеть, господин Базуза, -- приветствовал
клиента Хаммаку, устремив на него цепкий взгляд. -- Садитесь.
Даже манеры -- и те изменились у Хаммаку. Когда это он
насобачился? Базуза -- незатейливый наемный убийца рядом с этим
утонченно-вежливым господином.
Охранник тяжеловесно опустился в кресло напротив стола. Хаммаку
немного наклонился вперед.
-- Итак, я слушаю вас, господин Базуза.
Базуза откашлялся.
-- Собственно... Ну, вчера. Вышибал какого-то идиота... А чего
полез? Еще и кулаками сучить вздумал!.. -- Базуза вскинул глаза,
встретил холодный взор Хаммаку, сник. -- В общем, я ему шею
сломал.
-- Свободный был? -- деловито осведомился Хаммаку. Левой рукой
привычно выдвинул ящик стола, где хранил чистые бланки
индульгенций и приходно-расходные ордера.
-- Так... отпущенник.
-- В котором часу произошло... несчастье?
-- После четвертой стражи.
Хаммаку скользнул пальцем по реестру, заключенному на столе под
стеклом. На калькуляторе быстро подсчитал проценты. Включил в
общую сумму надбавку за оскорбление, нанесенное бывшему хозяину
бывшего раба. Вычел незначительный процент за ночное время,
когда было совершено убийство. Ночные грехи шли дешевле, нежели
дневные, ибо днем силы тьмы спят. Днем не так властно над
человеком зло, как ночью.
-- Восемь сиклей, -- подытожил Хаммаку.
Базуза порылся в карманах, вытащил деньги. Хаммаку аккуратно
пересчитал их, сложил на краю стола, переехал в кресле к
компьютеру.
Запросил связь с храмом Эмешлам, обиталищем Нергала. Вышел на
общую конференцию храма. Отметил мысленно: как много насилия
творится в Империи! За те два дня, что Хаммаку не обращался к
конференции Нергала, количество записей увеличилось на 877. И
все сплошь убийства. В поле "общая сумма" значились цифры от 6
сиклей (убийство раба ночью) до 16 сиклей (убийство
благороднорожденного днем).
Впечатал новые данные в общую базу: имя клиента, его социальный
статус, место жительства, род прегрешения, смягчающие
обстоятельства, отягчающие обстоятельства, общее количество
индульгенций, сумма последнего взноса.
Вывел данные на печать.
Подумав и помигав, принтер ожил, взревел, порычал минуты три и
успокоился, затих. Листок выпал на пол. Хаммаку, выказывая
изрядную канцелярскую сноровку, шлепнул на листок печать,
поставил регистрационный номер, внес его в гроссбух, заставил
Базузу расписаться в получении.
-- Подпись на индульгенцию поставит глава фирмы.
-- Кто?
-- Аткаль.
Хоть и значился Аткаль "главой фирмы", а называть его "господин
Аткаль" все равно язык не поворачивался.
Базуза взял листок, поглядел недоверчиво.
-- И это все?
-- Да, это все. Живите с чистой совестью, господин Базуза.
Базуза повертел "чистую совесть" и так, и эдак. Наконец
вымолвил:
-- В храмах-то таблички глиняные выдают.
-- Не вижу разницы. Индульгенция есть индульгенция, -- веско
произнес Хаммаку. -- Но если для вас принципиально... Данный вид
сервиса также предусмотрен в числе услуг, оказываемых нашей
фирмой.
-- Так можно и на глине? -- Базуза расцвел.
-- Разумеется. За дополнительную плату, конечно.
Тут Базуза насторожился.
-- И почем?
-- Еще три сикля. -- Увидев выражение лица своего собеседника,
Хаммаку пожал плечами. -- Но это вовсе не обязательно, поверьте.
В вашем случае, довольно банальном, вполне достаточно просто
заверенной бумаги.
Базуза махнул рукой, сложил листок вчетверо, сунул в карман.
-- Везде деньги дерут, -- сказал он мрачно. -- Бэл-пахату
оштрафовал... Наниматель из жалованья вычел три дня -- наказал,
стало быть, за излишнее рвение... И здесь тоже...
-- Чистая совесть недешево стоит, -- заметил Хаммаку. -- Всего
вам самого доброго, господин Базуза.
И охранник ушел, все еще недоумевая: действительно ли очищен он
теперь от грехов или же его попросту ловко надули? Так ни к
какому выводу и не пришел. В конце концов, утешился: в случае
чего переломает Хаммаку с Аткалем все кости.
Смятение Базузы возросло бы многократно, если бы знал он, что
Хаммаку и сам не вполне понимает, чем занимается.
Большую часть времени Хаммаку совершенно искренне полагал, что
открыл вполне солидное дело. И что польза от его бизнеса
неоспорима -- как для него самого, так и для граждан Сиппара.
Однако выдавались часы, когда для Хаммаку открывалась во всей
своей неприглядной наготе другая истина: на плаву он держится
исключительно благодаря дутой значимости аксессуаров.
Общеимперская конференция пользователей храмовой сети...
Информационный банк... Доступ к базам данных, личный код...
Кого, например, касается, что в Уруке отпущенник Хашта
изнасиловал свою бывшую госпожу Исхуннатум (15 сиклей, храм
Наны)? Но нет. Одно дело поговорить об этой истории за кружкой
светлого пива. Совсем другое -- увидеть запись в базе данных
храма Эанны. И вот уже банальный секс за открытыми дверьми (ибо
госпожа Исхуннатум не постеснялась завопить на весь Урук)
превращается в исполненное значимости событие, которому, быть
может, не хватает осязаемости, зато вдосталь информативности.
Вовсе не будучи дураком, Хаммаку превосходно отдавал себе отчет
в том, что занимается сущей ерундой. И поскольку осознавать это
было страшно, гнал подобные мысли, насколько доставало сил.
Изучал богословскую литературу, заучивал священные тексты
различных божеств. А когда становилось совсем уж невмоготу,
напивался. Но не так, как когда-то, в блаженной юности, а
целенаправленно, уныло, с оттенком безнадежности.
Скандал разразился 24 аддару (17 марта) 37-го года, вскоре после
того, как Аткалю исполнилось 28 лет. Впрочем, день рождения раба
-- не бог весть какое событие и отмечался далеко не с такой
пышностью, как день рождения Хаммаку. Тем не менее, целую неделю
Аткаль на законных основаниях был пьян, и дела офиса "Три
ступеньки" в шли довольно вяло.
Из сладостно-расслабленного состояния Аткаль был вырван внезапно
и жестоко.
Виновницей его несчастья стала Нана Урукская.
Можно предположить, что сама Нана ничего против него не имела. С
женщинами всегда был ласков Аткаль. Иная, правда, заскучает с
ним, но тут уж все от дамы зависит: если у самой фантазии в
избытке, то и не скучно ей с Аткалем; ну а если боги обделили,
тогда уж извините: двоим убогим все равно ничего умного не
породить.
Но настолько незлобив был Аткаль, что никогда не сердился. Ни на
тех женщин, что были совершенными дурочками. Ни на тех, которые
оказывались умнее его (а такое случалось сплошь и рядом). Умел
он радоваться и глупости женской, и изобретательности, и
капризам со взбрыками.
Но если Нана Урукская и была благосклонна к Аткалю, то не
скажешь того же о других богах.
И ведь именно Аткаль первым услышал о том, что стало причиной
всех последующих бед. Услышал -- и даже не догадался, чем грозит
новость.
-- Хаммаку! -- закричал он, врываясь в офис.
Хаммаку оторвался от компьютера (в последнее время пользователи
храмовой сети начали обмениваться не только деловой информацией,
но и анекдотами), поднял воспаленные глаза.
-- Что блажишь?
-- Так... это...
Аткаль захихикал, предвкушая.
Хаммаку вышел из конференции. Не хотел терять авторитета, пусть
даже в глазах такого ничтожества, как Аткаль. Впрочем, Аткалю и
в голову не приходило заглянуть на экран. Хозяину виднее, чем
заниматься, так он считал.
-- Случилось что? -- лениво спросил Хаммаку.
Аткаль усердно закивал.
-- Помнишь, некогда из Урука был похищен истукан Наны...
