финиковых пальм, везде колосилась рожь и пшеница, повсюду шел
обмолот, обработка пестицидами и сев, тарахтели трактора и сыто
мычали волы, рыхлящие землю плугами, радостно стрекотали
сенокосилки, ходили важно, как аисты по пашне, налоговые
инспекторы с табличками, делая пометки, и семенили за ними,
озабоченно глядя им через плечо, полуграмотные землевладельцы
или надсмотрщики, силясь понять - сколько сдерут нынче, не
больше бы, чем в прошлом году.
Повсюду царило изобилие. И плыла в небе незримо золотая
башня Бэл-Мардука.
На пограничном посту в Укну встретили армию царя сволочи
Аплы пограничники Нуры. Прежде никаких военных здесь не
находилось, только таможенники стояли, хищно двигая челюстями и
готовясь впиться в тюки с товаром. Теперь же никаких
таможенников не было и в помине. В пятнистой желто-белой
одежде, с закрытыми лицами, прикусывая покрывала желтыми от
постоянного жевания табака зубами, стояли нуриты и недобро
глядели на рвань, пьянь и срань вавилонскую. Многие трогали при
этом свои винтовки и автоматы.
И, недолго думая, вскричал Апла, царь сволочи:
- Разнесем же в щепу во имя бога нашего Бэл-Мардука этот
пограничный пост и всю обслугу его!
Взревела армия, охваченная, как один человек, религиозным
порывом, и смела пограничный пост, разорвав при том в клочья
всех нуритов, писца и случившегося поблизости шофера. Нуриты
отбивались, как львы, и убили пять тысяч человек, но остальные
девятносто пять тысяч с криком радости устремились в глубь
страны.
А по пятам за сволочью вавилонской следовали стальные
колонны Второй Урукской танковой дивизии во главе с
многоопытным, осторожным и беспощадным Гимиллу.
Не спешили.
Сволочь же неслась вперед, круша все на пути своем и
оставляя позади себя только трупы и развалины. Ночами стояли на
пашнях, жгли костры и лакомились волами, коих целиком жарили,
насаживая на огромные телеграфные столбы. И не было в армии,
полной священного пыла, голодных или мерзнущих, нуждающихся
или бедных. Все облачились в одежды, снятые с убитых эламитов,
каждый обзавелся сапогами или сандалиями, а кое-кто и
шнурованными ботинками на каучуковой подошве. Всяк украсился
золотой диадемой или гривной, руки расцветились браслетами и
кольцами, плечи - пестрыми шелками. И тела, вонявшие прежде
лишь потом да мочой, умастились благовониями, такими крепкими,
что обозные лошади чихали и беспокойно ржали.
Нуриты тревожили сволочь Аплину ночами, наскакивая, когда
все были уже пьяны, из темноты - десяток подвижных всадников в
развевающихся бело-золотых плащах, с закутанными в покрывала
лицами. Поднимали на пики, будто цыплят, бросали в костер, на
объедки и кости. И во множестве гибли таким образом воины Аплы,
однако нескончаем был их поток и потому, хоть и сокращаясь,
продолжали неуклонно продвигаться к столице Нуры, пророка и
террориста.
И вот у реки Диалу, в пяти милях от города Сюзи, сошлись,
наконец, Апла и Гимиллу. Восторгу не было предела. Пехотинцы
валились на колени, целуя гусеницы танков, а после и губы своих
собратьев по оружию, пришедших в эту чуждую страну вызволять
священный золотой истукан Бэл-Мардука.
Дальше вместе пошли, бок о бок, договорившись о
взаимодействии и поклявшись священными именами, что будут
выручать друг друга в битвах с неверными.
Радостно было пехоте (ибо так отныне наименовалась сволочь)
бежать за танками Второй Урукской. И предчувствием побед
полнились сердца, ибо с тех пор, как танки соединились с людьми
Аплы на марше, не осмеливались больше конные нуриты нападать
ночами на опившихся и объевшихся воинов.
Так шли негостеприимной землей эламской на выручку
святыне своей. Ревели моторы, кричались песни и священные
гимны, реяли знамена с изображением золотого тельца по
лазоревому полю. Ни одного пленного не шло за воинством, ибо
всех врагов убивали на месте. Где проходили, там пепелища
оставались, и ничто живое не шевелилось за спиной у
победоносной армии, только разве что какая-нибудь жестяная
банка с жалобным глухим позвякиванием катится, гонимая ветром,
по выжженной равнине.
Затем поля кончились и началась пустыня.
В глубоких песках увязли танки, и их пришлось оставить, а
всех танкистов пересадить на лошадей. По счастью, в оазисе Наид
случился конный завод, где сделали остановку, дабы обучить
верховой езде непривычных к тому танкистов. После же всех
конюхов эламских перерезали во славу Бэл-Мардука, возле танков
оставили две тысячи постовых во главе с ротмистром Шарру, чтобы
технику охраняли и берегли от ржавчины и рук воровских, а сами
дальше двинулись, к городу Дер.
И плыла, плыла, истаивая в знойных небесах эламских, над
пустыней золотая башня...
На подходах к городу Дер пехоте было велено разбить
большой укрепленный лагерь, ибо предвиделась нешуточная осада.
Конница же (бывшие танкисты Второй Урукской) рассыпалась по
окрестностям, производя грабеж и рекогносцировку.
Между тем нуриты видели, как пьянь, срань и рвань
вавилонская, ныне называемая пехотой (нуриты о том еще не знали
и потому кликали воинов Аплы по старинке сволочью), шатры
разбивает и копает окопы полного и неполного профиля. Видели
они это в приборы дальнего видения. Воины священного похода во
славу Бэл-Мардука знали, что безумный пророк и террорист Нура
запретил пользование вычислительной техникой, ибо марает мозги и
оскверняет сознание, не допуская туда божественные речения. Но
не ведали они, что собрал Нура совет и под взорами семидесяти
двух мудрецов из банок постановил выделить касту смертников и
отверженцев, коим дозволяется пользование любой техникой, в том
числе и вычислительной. К этим отверженцам запрещено
прикасаться, с ними запрещалось также садиться за один стол,
преломлять хлеб, вкушать пищу, мыть руки в одном с ними сосуде,
вытирать их об одно и то же с ними полотенце, а также
испражняться ближе, чем в одной седьмой ашшурского парасанга
от их испражнений.
В знак того, что эти отверженцы отрешаются во имя Нуры от
всего земного и небесного и сознательно предают тела и души свои
в руки нечистого, будут носить они черные одежды, исписанные
изречениями Нуры.
И будут они благословенны в памяти потомства во веки веков.
Имя же им будет ассасины, что означает - "смертники".
Когда было объявлено о том во всеуслышанье, то много
нашлось отважных молодых воинов, пожелавших стать ассасинами и
отверженцами во имя Нуры - столь велик был фанатизм эламитов в
то время.
И стало по стране множество таких, облаченных в черные
одежды, исписанные изречениями, и ни одного не удалось захватить
в плен, ибо погибали прежде, чем касалась их рука вавилонская,
унося с собою в могилу множество жизней. И пользовались они
вычислительной техникой преискусно, на беду воинам священного
похода во славу Бэл-Мардука, которые об этом не знали.
Вот эти-то ассасины, числом сорок тысяч, видели в приборы
дальнего видения, как окапывает свой лагерь пехота вавилонская.
Между тем конница, ничего не подозревая, разгромила
небольшой городок Пахирту и взяла оттуда много продовольствия,
лошадей и женщин, ибо соскучились все по теплому женскому телу
и душистым волосам. Итак, во исполнение обета похотливости были
захвачены женщины числом три тысячи девственниц и зрелых
матрон и, подобно скоту, погнаны по дороге вдоль реки Дуалу.
В этот момент конница Гимиллу была атакована неожиданно
ассасинами, которых было числом не менее двадцати тысяч. Точно
черная смертносная саранча, что спустится с небес в конце всех
времен, налетели они со всех сторон и везде были, обступая
воинство священного похода, как вода. И никуда нельзя было
повернуться, чтобы не увидеть черные одежды, покрытые
письменами, грязные бороды, заплетенные в косы, и горящие
фанатические взоры. И изрыгали пламя автоматы в руках их.
Первой очередью скосили они пленниц и лошадей, и пали грудой
на дорогу три тысячи девственниц и зрелых матрон, взятых в
Пахирту. Тем самым загромоздили они своими трупами дорогу, так
что конница Гимиллу оказалась в ловушке. Так оказали женщины
последнюю услугу своему народу, и Нура плакал об их участи по
региональному телевидению.
Один оставался путь у кавалерии Гимиллу - пробиваться к
лагерю, что возводили пехотинцы Аплы. И потому с громким пением
священных гимнов устремились они вперед, на ассасинов Нуры, и
гибли во множестве под автоматным огнем. Но наконец священное
одушевление и героизм сделали свое дело и, оставив на дороге
четыре тысячи павших, пробились конники Гимиллу к своему
укрепленному лагерю.
Пехотинцы, желая оказать поддержку своему генералу,
выскочили из лагеря и вступили в бой с ассасинами. Конница,
наскочив на свою пехоту, завязла, ибо длинные копья и секиры на
длинных рукоятях, которыми вооружена была пехота (наилучшее
оружие против конников), создавали как бы лес, не позволяя
проскочить всадникам и развернуться для последующего маневра.
Таким образом, сбивая с ног и топча собственных пехотинцев,
всадники Гимиллу создали всеобщую свалку. И так под копытами
погибли две тысячи воинов Аплы, остальные же сумели, наконец,
расступиться.
Ассасины между тем продолжали поливать воинов священного
похода ружейным и пулеметным огнем. Убив семь тысяч человек,
они отступили, ибо у них кончились патроны.
Гимиллу же, одушевленный этой победой, двинулся дальше по
долине Дуалу и вскоре вместе со своим воинством подступился к
городу Дер.
С востока защищает город этот мощная река Дуалу, которая в
этой своей части весьма широка, глубока и быстра. С трех же
остальных сторон возведены высокие стены с зубцами и башнями. И
было этих башен сто тридцать две, каждая высотою до неба, так
что в пасмурные дни рвутся об эти башни облака.
Четверо ворот открываются в город. Были они массивными, с
острыми шипами, а позади ворот еще устроены были решетки и
еще одни ворота. Город защищало пятьдесят тысяч человек и еще
тридцать пять тысяч спешило на выручку с северо-востока. Ибо
Нура распорядился разрушить стены тех укрепленных районов,
городов и крепостей, которые на чаял удержать в своих руках, и
тем самым вынудил гарнизоны всех этих мест устремиться на
помощь городу Дер. Ибо, рассудил Нура, если падет Дер, то не
удержать и иных крепостей на территории Элама; если же Дер
устоит, то прочим крепостям и городам не понадобится
выдерживать осаду.
Итак, большое воинство двигалось на подмогу городу Дер.
И повсюду видны были черные плащи ассасинов, наводя страх
даже на своих.
От Нуры пришло слово ободрения городу Дер. Говорил Нура,
что настало время отрешиться от всего земного и всем стать как бы
ассасинами и отверженцами, ибо так легче будет встретить
неизбежное и не дрогнуть перед ним. И многие приготовились
встретить неизбежное и погибли, но те, кто не захотел погибнуть,
храбро устремились в бой и погубили десять тысяч воинов
священного похода, из которых почти все были пехотинцами (ибо не
следовало ожидать многого от необученной сволочи на поле боя) и
только шесть - конники Гимиллу.
И прислал Нура в город Дер пачку газет и прокламаций со
своими речениями. И сожгли осажденные эти газеты и
прокламации, пепел их развели в чистой воде, взятой из реки
Дуалу, и добавили в эту воду кровь ассасина, добровольно
перерезавшего себе горло на центральной площади ради
воодушевления остальных защитников правого - как они считали -
дела. И получив таким образом чан священной воды с
растворенными в ней речениями Нуры, дали каждому из
защитников осажденного города Дер выпить из ложечки. И вошел
дух Нуры в каждого из них, а было их тридцать тысяч (остальные
погибли).
На сороковой день осады к городу Дер подошла та армия, что
спешила на подмогу нуритам с северо-востока. Когда увидел
