Я не желал слушаться уговоров Циры. Кто она такая, чтобы я
говорил с ней на ее птичьем, свиристящем наречии? Я буду
говорить языком мужчин! Я буду говорить языком богов! Я буду
говорить тем языком, каким разговаривал с Гильгамешем!
- Гильгамеш, хаа.. аан! Р-кка! л'гхнма! Эк-эль-эль-эль! Энки,
Энки, Энки! А-а-а!..
Неожиданно оттуда - из жалкого земного бытия бедного
ведущего специалиста - донесся еще один голос. Это не был голос
бедной маленькой Циры. Это был голос мужчины. Голос Равного.
Он пророкотал:
- Кхма-а! Эль-аанья! Энкиду, лгх-экнн! Ннамья!
Все мое существо радостно встрепенулось навстречу
сородичу.
- Ннамья! - закричал я. - Эль-энки?
- Энкиду! - звал меня голос. - Ио-йо-кха, Энкиду!
- Кха-кхх! - ответил я.
- Ты возвращаешься в свое тело... медленно, медленно... -
вклинилась Цира в беседу двух мужчин, двух могучих воинов.
- Заткнись, жалкая баба! - проорал я на ее наречии и снова
перешел на свой родной язык.
Но Цира не унималась.
- Твое сознание опускается к твоему телу... к телу твоего
нынешнего воплощения... оно входит в твое тело... по счету "гимл"...
алеф... бейс... гимл!
Она хлопнула в ладоши, и я умер.
* * *
Я открыл глаза. Я плавал в собственном поту. Дернув ногой, я
сбросил с себя одеяло.
Цира была очень бледна. Она вся тряслась, глядя на меня.
Мурзик поднял одеяло и отложил его в сторону. Потом намочил
полотенце и принялся обтирать меня, задрав на мне рубаху.
- Эль-эль-эль... - затрепетало у меня в горле.
- Нньямья, господин, - отозвался Мурзик. - Экхха?
- Хранн... - сказал я и стянул рубаху через голову. - Э кваа-
ль кх-нн?
Мурзик кивнул.
- Нхнн-аа...
И вытащил из шкафа свежую рубашку.
Тут я вдруг понял, что происходит что-то не то. Впервые в
жизни я видел Циру растерянной. Она ничего не делала, ничего не
говорила. Она молча смотрела на нас с Мурзиком широко
распахнутыми глазами.
- Ты что, Цирка? - спросил ее Мурзик почти весело.
- Мальчики... - пролепетала Цира. - Что это было?
- Да ты же сама отправила господина в прошлое. Ты же
сулила ему, что быть, мол, ему великим героем? Вот он и оказался
великим героем! Да я ль в том сомневался, подруга! Кем ему еще
быть, господину-то моему, как не героем! Вон какой ладный
молодец!
Я помог Мурзику натянуть на меня свежую рубашку. Встал,
расправил плечи. Радость еще не вполне оставила меня.
Цира, побелев, как сметана, шагнула ко мне навстречу и
вдруг преклонила колени.
- Ты чего? - смутился я. Радость в моей груди вдруг разом
потухла.
- Господин Энкиду, - молвила Цира. - Я обрела тебя.
Я поднял ее и поцеловал.
- Что, теперь не будешь с Мурзиком трахаться?
- Как ты велишь... - прошептала Цира. - О, я сразу увидела,
сразу... Но я не ожидала, что ты - Энкиду...
- Слышь, Цирка, - спросил Мурзик, бесцеремонно плюхаясь
на мой диван, - а кто такой Энкиду? Ты б хоть пояснила, а то
неловко как-то... Все про него речи, а я и не ведаю, об чем
беседа...
Повернувшись к Мурзику, но не ускользая из моих объятий,
Цира молвила торжественно:
- Энкиду был велик и дик, он скитался по лесам и дружен
был с великими древними дикими животными. Но вот однажды он
встретил женщину. То была блудница, а блудницы не ведают
страха - все мужчины пред ними равны. И возлег он с нею и
познал ее...
- Что? - переспросил Мурзик.
- Оттрахал, Мурзик, выеб он ее, - пояснил я моему рабу.
Цира покорно повторила:
- И выеб Энкиду блудницу и взял из ее рук молоко и хлеб. И
стал Энкиду как все люди. И боялись Энкиду, ибо был он велик и
страшен. Но вот повстречал он Гильгамеша, и оказались они равны
друг другу. И побратались они, сделались как братья... Много
подвигов совершили вместе, но потом, когда настал час умирать
Гильгамешу, выступил перед богами Энкиду и принял на себя
смерть, что назначалась побратиму...
На глазах у Мурзика выступили слезы. Настоящие слезы.
- Вот, значит, каков он был - Энкиду, - прошептал Мурзик. И
тоже преклонил колени. - Энкидугга, кур-галль хкханн, эллилль-
нна!
- Эллиль-нна мес-гахк, Мурзик! - милостиво молвил я и
протянул ему руку. Мурзик поцеловал мне руку. Он глядел на меня
с искренним обожанием.
И тут я вспомнил магнитофонную запись. Я расхохотался.
Теперь для меня в этом не было загадки. Я поливал отборнейшей
бранью всех и вся, вот что я говорил. Я был Энкиду в том сне.
Смертельная усталость позволила снять все барьеры, что стояли
между мной нынешним и великим героем Энкиду, которым тоже был
я, только сотни поколений назад.
И...
Но почему Мурзик понимает мою речь? Откуда он знает этот
язык?
Я обратил пламенный взор на коленопреклоненного Мурзика.
- Кханн, Мурзик! Элль-эоа?
Он пожал плечами.
- Аратт-хаа, господин.
Я повернулся к Цире.
- Цира, - сказал я. - Слушай... ты не могла бы поработать с
Мурзиком?
- Только не сегодня, - сказала она. - Ты не рассердишься,
если я попрошу у тебя отсрочки на несколько дней?
- Не рассержусь, - сказал я милостиво. И засмеялся. Мне
нравилось быть милостивым.
Мурзик, помедлив, встал.
- Я провожу ее, - сказал он. - Вон, вся дрожит... Устала,
бедняжка.
Я не возражал, и Мурзик увел Циру к ней домой.
* * *
Я забросил работу над диссертацией. Дела фирмы вдруг
стали казаться неинтересными, а вся та возня, которую вечно
поднимал Ицхак, - пресной и бессмысленной. Только одно еще и
держало меня на работе - часы упоения на крыше обсерватории. Я
стоял, овеваемый ветрами, жопа моя тонко вибрировала под
датчиками, а я рычал вполголоса:
- Арргх! Эль-эль-эль-эль!
Ицхак ворчал, что я стал работать без души. Я огрызался:
- Тебя никогда не беспокоила моя душа, Изя! Тебя только
жопа моя беспокоила!
Ицхак и сам выглядел не лучше. Плоскогрудая стерва все
соки из него высосала. В конце концов, я решил, что моего шефа и
одноклассника пора спасать. Решение пришло на третий день
после того, как я обрел в себе Энкиду, вечером, когда Ицхак в
очередной раз плакался мне на судьбу. Я не стал ничего говорить
Ицхаку. Просто выслушал его, выпил с ним харранского коньяка и
на прощание сжал ему руки. Ицхак ушел.
Мурзик, которого никто не спрашивал, заявил, закрывая за
Ицхаком дверь:
- Не иначе, приворотила она его.
Вместо того, чтобы приструнить раба, я вступил с ним в
диалог.
- Что ж, к Алкуине его посылать? Или впрямь в прошлую
жизнь отправить?
Мурзик пожал плечами.
- Это уж как лучше, господин...
- Я с этой девкой разберусь! - вдруг вскипел я.
Мурзик не удивился. Только сказал тихо:
- Постарайтесь на части ее не порвать, господин. Времена
ныне иные. По уголовной отвечать заставят... У нас на руднике был
один. Знатного, кстати, рода. Проигрался, говорит, в кости, полез к
соседке - телевизор у ней был новый, хороший. Вынести хотел и
продать. А соседка возьми и войди неурочно! Он перепугался,
стукнул ее чем-то. А она возьми и помри! Его почти сразу
повязали, клеймо на лоб - и в рудник, до скончания жизни. Быстро
помер, нежный был...
- Фу, - поморщился я. - Тебя, Мурзик, послушаешь - и вообще
жить не хочется.
- Это я к тому, чтоб вы поосторожнее, господин, -
невозмутимо ответствовал Мурзик. И ушел на кухню кормить
кошку.
* * *
Плоскогрудую девицу я подстерег у нашего офиса. Она
деловито шкандыбала куда-то, колотя в мостовую каблуками.
- Привет, - вывернул я из-за угла. И тут же взял ее под руку.
Она метнула на меня мрачный взгляд, но ничего не сказала.
Продолжала топать.
- Торопишься, красавица? - спросил я.
- А ну, пусти! - резко сказала она и вывернулась.
Каратистка, вспомнил я запоздало.
- Стой, ты! - рявкнул я. - Поговорить надо!
Она не отвечая, уходила прочь. Ее прямая спина была прямо-
таки голый вызов. Достань, мол, если смеешь.
- Арргхх! - проснулся во мне Энкиду. Я облил ее бранью на
божественном языке древнего героя. Она замедлила шаг.
Обернулась.
- Что вы сказали?
- Кхх! Нхх! Аккх! - рычал я вне себя от гнева.
Она остановилась. Позволила мне подойти ближе. Сама взяла
меня под руку.
- Блудница, - сказал я на ее убогом наречии. - Ты что же это
с нашим Изей делаешь? Он с лица спал!
- Я с ним делаю? - возмутилась девица. - Это он со мной
делает! Работать не дает. Чуть что - сразу хвать, юбку задерет,
повалит куда ни попадя и вставляет свою палку! Я на работу не
трахаться хожу! У меня научная тема. Достал он меня, ваш Изя.
Что, у него всегда стояк?
- Сохнет он по тебе, - сказал я. - Ты уж, девка, решай что-
нибудь. Либо с работы уходи, либо давай ему безотказно, не то
помрет Иська.
- Да кто он тебе? Родственник, что ли? - Она близоруко
прищурилась. Ее глаза за толстыми стеклами очков казались очень
маленькими.
- Одноклассник, - буркнул я. - Ты, Луринду, не дури. Я тебя
предупредил. Я ведь тебя, каратистку хренову, голыми руками
порвать могу.
Она посмотрела на меня оценивающе. Чуть усмехнулась.
- Вряд ли, - сказала она. Я видел, что она ничуть не
испугалась. - Впрочем, - добавила она, покрепче уцепившись за
мой локоть, - я вовсе не хочу ссориться. Скажи лучше, чего ты
добиваешься?
- Если б знать... - проворчал я. - А ты его не привораживала,
а?
- Нет, - ответила она спокойно. Я видел, что мой вопрос ее
не удивляет. - Зачем мне это?
- Мало ли...
- По-настоящему меня интересует только моя работа, - твердо
сказала девица. - Если ты так дружен с нашим начальником, то
попроси его не лазить ко мне под свитер, когда я занимаюсь
вычислениями. И не опрокидывать меня раком на клавиатуру
компьютера. Это компьютеру не полезно. Может пострадать
информация. И хорошо бы он не заливал спермой мои записи, а то
чернила расплываются. Передашь?
Я кивнул.
Она вырвала руку и ушла - бум-бум-бум - прямая, как палка,
независимая, близорукая и яростная. И что только Иська в ней
нашел, в кочерыжке этой?..
* * *
В дверь позвонили. Мы с Мурзиком оторвались от "Безумного
киллера-5" и переглянулись. Я никого не ждал. Вообще не люблю
поздних визитов, особенно если завтра предстоит идти на работу. В
Вавилоне полно дармоедов и бездельников.
Звонок повторился. Мурзик приподнялся, чтобы идти к двери.
Бросил на меня вопросительный взгляд.
- Открой, - сказал я, заранее сердясь. Кто-то рвался
испортить мне мирный вечер с "Киллером".
Мурзик замялся.
- Так это... - вымолвил он.
- Да ладно уж, - сказал я. - Открывай.
Мурзик пошел в прихожую. Лязгнул замок. С порога
донеслась возня, потом приглушенное хныканье и шепот.
- Кто пришел? - крикнул я, не отрываясь от "Киллера". Как я
и предвидел, безумный киллер оказался инопланетянином. Сейчас
он обвивал клейкими щупальцами башню Этеменанки. Башня шипела
и плавилась. Эффектно.
Из прихожей мне не ответили. Мурзик бубнил что-то тихое,
успокаивающее. Потом шумно потянули соплями, и в комнату вошла
Цира.
Она была в голубеньких джинсиках и кокетливой белой
блузочке с кружавчиками вокруг шеи - мальчик-подросток.
Хрупкая, чуть угловатая - легкая горчинка в букете дорогого вина.
И...
- Инанна владычица! Цира, что у тебя с лицом?
Под глазом у Циры горел синяк. Глаз заплыл. Глядел из-под
взбухшего века мертвой злобной красной щелкой. От ноздрей
тянулись две кровавые полоски. По щеке и подбородку размазана
засохшая кровь.
- Не видишь разве? - сказала Цира. И уселась на диван,
дернув лицом в злой гримаске.
- Мурзик! - крикнул я. - Горячей воды! Чаю!
- Да сам уж знаю... - проворчал Мурзик.
