Демер как ни в чем не бывало. - Порядочный и, кажется, даже
сострадательный. Почему вы смотрите на меня волком, милый юноша?
- Вы знаете, почему, - ответил Синяка.
- Из-за нападения на склад городской магистратуры, да? Видите ли, на
войне как на войне, мой друг. Вы ведь солдат, и я думал, вам не нужно
объяснять такие элементарные вещи. Я в некотором роде заговорщик, а для
успеха нашего дела оружие необходимо.
- Вы положили там человек пятнадцать своих, - сказал Синяка. - Я
видел.
- Потери неизбежны, - равнодушно ответил Демер. - Зато есть оружие.
- Это вы изуродовали тела убитых? - спросил его Синяка совсем тихо.
Демер и не думал отпираться.
- Это нанесло врагу моральный ущерб, - сказал он невозмутимо. - Я
поступил совершенно правильно.
- Вы грязный и жестокий человек, - помолчав, сказал Синяка. - Мне не
следовало помогать вам.
Купца третьей гильдии не смутило и это.
- Все, что я делаю, я делаю из добрых побуждений, мой друг. И уж вам
с вашими выдающимися способностями не к лицу оставаться в стороне.
Включайтесь в борьбу. Я с удовольствием взял бы вас в отряд. Если вы
можете проходить сквозь стены, значит, вы могли бы застать гарнизон
врасплох...
- Перебить спящих, - сказал Синяка довольно резко и вдруг представил
себе детскую немытую рожицу Хилле с приоткрытыми во сне пухлыми губами. -
Вы это имели в виду?
- Если угодно, то да, - кивнул Демер с той спокойной деловитостью, от
которой у Анны-Стины мороз пошел по коже. - Но если вам это не по душе...
Скажите, друг мой, вы можете превращать людей в камни?
Синяка поглядел на него в упор, и Демеру вдруг показалось, что в
левом глазу у него два зрачка.
- Могу, - ответил он после долгой паузы.
- Дурак, - пробормотал Демер и поспешно отодвинулся.
Наступило неприятное молчание. Потом Ингольв резко спросил:
- Что вы тут оба несете?
Усмехаясь, Демер опустил голову. Он знал, что Синяка скажет своему
бывшему командиру правду, и что капитан ему не поверит.
- Я последний в роду ахенский магов, - сказал Синяка. - Вчера, скорее
всего, я прошел сквозь дверь, даже не заметив, что она заперта. Но убивать
беспомощных людей, как предлагает господин Демер, я не стану даже ради
родного города.
Брат и сестра быстро переглянулись. Сумасшедших и юродивых они просто
не переносили.
Синяка сидел, не шевелясь. Ему было не по себе. Никогда в жизни
приютский мальчик не думал, что будет сидеть за одним столом с человеком
знатного рода.
- Вы решили, что я свихнулся? - спросил Синяка.
Близнецы, как по команде, отвели глаза.
Демер тихо засмеялся.
- Они тебе не верят, друг мой, - сказал он. - Только я, я один тебе
верю.
- Зато я вам не верю, господин Демер, - отрезал Синяка.
Анна-Стина тронула его за плечо.
- Почему ты не давал о себе знать? - мягко спросила она. - Мы думали,
что с тобой что-то случилось. Ты был в плену?
Синяка покачал головой и сознался, нерешительно улыбаясь:
- Я мог вернуться к вам, госпожа Вальхейм, и много раз хотел это
сделать. Видно, потому ноги и принесли меня сюда, когда я перестал
соображать. Просто... Зачем вам лишний рот?
Ингольв встал рядом с сестрой и обнял ее за плечи. Они и вправду были
очень похожи. Глядя на них, Синяка вдруг до конца осознал то, что говорил
ему Торфинн о закате старого Ахена. Вот перед ним двое, мужчина и женщина,
которые никогда не смирятся с уничтожением великого города.
Сострадательные и мужественные, они - лучшее, что осталось от вольного
Ахена. Но Белая Магия, хранившая город столько веков, бросила его на
произвол судьбы, и эти люди верят только в собственные слабые силы и еще в
то оружие, которое добыли грязные руки Демера во время ночного налета на
склады городской магистратуры.
Незаметно Синяка прижился в доме на улице Черного Якоря. Спал он на
кухне, где Анна-Стина по его просьбе постелила возле печки старый матрас.
Демер поселился в гостиной. Синяка откровенно сторонился его и явно не
желал иметь с ним ничего общего. Впрочем, бывший купец третьей гильдии
часто уходил из дома и иногда отсутствовал по нескольку дней.
Жизнь постепенно входила в новую колею. Из разговоров мужчин
Анна-Стина знала, что они собираются поднять мятеж, перебить гарнизон - а
там будь что будет. Вальхейм был убежден в том, что их попытка обречена на
провал, но изменил бы себе, если бы не говорил по этому поводу: "По
крайней мере, никто не упрекнет нас в том, что мы не пытались".
Как относился к происходящему Синяка, она не знала. Он почти все
время молчал и только помогал ей по хозяйству.
В один из холодных зимних дней встречая Анну-Стину у черного хода и
принимая из ее озябших рук ведро с водой, Синяка с горечью заметил:
- Такими руками разве воду носить? Другой раз вы меня посылайте,
госпожа Вальхейм.
Не дав ей возразить, он потащил ведро на кухню, где капитан Вальхейм
колол на растопку фамильную мебель. Синяка вылил воду в большой чан и
поставил его на огонь.
В доме давно уже не было соли. Выручала старая бочка, в которой
когда-то солили на зиму огурцы. Синяка вываривал щепки, нарубленные из
этой бочки, и добавлял соленую до горечи воду в суп из картофельной
шелухи.
Ингольв с силой обрушил топор на добросовестно сработанный ящик
комода с медными ручками. Старое дерево великолепно горело, и потому комод
пошел на растопку.
- Пожалели бы мебель, - сказал Синяка. - Давайте я лучше сарай
разломаю. Тут по соседству есть один.
- А что ее жалеть? - беспечно отозвался Ингольв. - На наш короткий
век хватит.
Синяка открыл крышку кастрюли, и оттуда повалил густой пар.
- Пусть еще поварится, - сказал Ингольв.
- Я горчицы положу, - сказал Синяка. - Тогда будет такой запах, будто
с мясом.
Синяка полез на полку и поковырял щепкой в банке с засохшей горчицей,
после чего опустил щепку в кастрюлю.
- Откуда ты это взял, а?
- Так делал повар у нас в приюте.
Ингольв выпрямился, держа топор в опущенной руке.
- Давно хотел спросить тебя, почему ты вырос не в обычном сиротском
доме?
- Я неполноценный, - спокойно сказал Синяка.
- Позволь тебе не поверить, - возразил Ингольв. - Сколько я ни смотрю
на тебя, парень, ничего в тебе неполноценного не вижу.
- А вы искали? - усмехнулся Синяка и с удовольствием заметил, что
капитан слегка покраснел.
- Искал, - ответил он хмуро.
Синяка рассмеялся.
- И не нашли?
- И не нашел.
Ингольв заметно разозлился. Он тюкнул топором менее удачно и заехал
себе по ногтю большого пальца. Усевшись на корточки, Ингольв мрачно
принялся смотреть, как ноготь чернеет прямо на глазах. Синяка подсел к
нему.
- Можно я посмотрю, господин капитан?
Ингольв сунул руку ему под нос.
- Вот черт, теперь дня два пальцем будет не пошевелить.
Синяка встал и взял топор. Несколько минут он сражался с ящиком, пока
Ингольв не решил снять с плиты бурно кипящий суп. В тот же миг больной
палец, о котором он забыл, подвел его; Ингольв выронил кастрюлю, и крутой
кипяток обварил ему колени. Слезы сами собой брызнули у него из глаз. Он
расставил ноги пошире и тихо, со стоном, принялся ругаться.
Синяка, не раздумывая, бросил топор, схватил ведро и окатил ноги
капитана холодной водой. Тот взвыл, потом тяжело задышал и посмотрел на
Синяку глазами, полными боли. Синяка ножом разрезал на нем штаны и
осторожно принялся снимать их лоскутьями с колен Вальхейма. Тот тихонько
шипел от боли, но терпел. Один лоскут Синяка снял вместе с куском кожи, и
тогда Ингольв беззвучно заплакал.
Подняв глаза от обваренного колена, Синяка вдруг увидел бледное лицо
Анны-Стины. Она прибежала на шум и теперь стояла в дверях кухни. Ингольв
тоже смотрел в ее сторону.
- Все в порядке, мама Стина, - сказал он. - Только вот плохо, что
супа больше нет.
- Ничего, мы еще не успели его посолить, - утешил, как мог, Синяка.
Ингольв криво усмехнулся.
- А ты, брат, весельчак.
Вместо ответа Синяка наклонился и принялся разглядывать рану. Потом
потрогал рукой. Анна-Стина содрогнулась.
- Руки! - крикнула она. Синяка вскинул голову. - Руки грязные, ты с
ума сошел! Весь чумазый, в золе! Отойди от него немедленно.
Синяка повиновался с видимым равнодушием.
Она решительно схватила ведро.
- Ингольв, сиди здесь. Сейчас я принесу воды, согрею кипяток,
приготовлю чистое полотно. Все будет в порядке. А вечером сбегаю к Ларсу,
он что-нибудь придумает.
До колодца было недалеко. Она даже не набросила на плечи шаль. Обычно
ей нравилось выбегать на мороз с непокрытой головой, чувствовать, как
холод пропитывает одежду и волосы, а потом возвращаться домой, к теплой
печке. На этот раз она спешила. Ожог - дело очень серьезное. Демер не
захочет переносить сроки восстания. Но без Вальхейма, единственного
профессионального военного среди заговорщиков, они обречены. Впрочем, они
и так были обречены, но присутствие капитана давало малую надежду на
успех, хотя бы временный.
Чтобы лучше заживало, нужен жир, соображала Анна-Стина, пробегая по
дорожке, а где его сейчас достанешь?
Как только дверь за Анной-Стиной захлопнулась, Синяка заговорил.
- Теперь молчите и терпите, господин капитан. Я не знаю, будет ли вам
больно, потому что никогда еще никого не лечил. По правде говоря, я даже
не пробовал этого делать, но уверен, что умею. Вам нельзя оставаться с
ожогом.
- Без тебя знаю, - проворчал Ингольв. В глубине души он был уверен,
что парнишка опять чудит, но сил возражать у него не было.
Синяка на мгновение прикрыл глаза, потом двумя ладонями коснулся
ожога на колене Вальхейма, и больше ни один, ни другой ничего не помнили.
Когда Анна-Стина взлетела по черной лестнице, несколько раз плеснув
водой из ведра, и отворила дверь на кухню, ее брат и Синяка спали прямо на
полу, рядом с лужей, среди щепок и золы. Оба лица - бледное и смуглое -
были смертельно усталыми, будто эти двое не отдыхали по меньшей мере
неделю. Синяка во сне беспокойно вздрагивал, Вальхейм вытянулся
неподвижно, как труп.
Анна-Стина поставила ведро на скамью и наклонилась над братом, желая
поближе взглянуть на его колено.
Ожог уже затянулся тонкой розовой кожей.
Анна-Стина опустилась на лавку рядом с ведром. Ноги отказывались
держать ее. С суеверным страхом она уставилась на Синяку, и губы у нее
задрожали. Она поняла вдруг, что Демер знал, что говорит, когда намекал на
синякины странности. "Но ведь колдунов не бывает, - в смятении подумала
она. - А если и бывают, то разве они такие?"
Синяка заметался и вдруг сильно ударился головой об угол плиты. Он
грязно выругался и открыл глаза.
- Я спал? - спросил он очень громко и, как показалось Анне-Стине,
испуганно.
Она кивнула.
Он сел, потер затылок, высморкался двумя пальцами и вытер их о
полено. Потом вспомнил о том, что на него смотрит госпожа Вальхейм, и
пробормотал извинение.
Она глубоко вздохнула и поднялась с лавки.
- Давай перенесем его на кровать, - сказала она, кивая в сторону
Вальхейма. - Помоги мне.
- Входи, брат долгожданный, - величественно произнес Ларс Разенна.
В избушку Великого Магистра бочком протиснулся великан Пузан. Он еще
не до конца привык к высокопарной манере обхождения, принятой в среде
Ордена, и потому смущался.
- Садись, - продолжал Разенна, выкатывая ногой из-под стола тяжелый
чурбан. Великан поставил чурбан и уселся, прилежно сложив на коленях
