приближается "тип эгоистов-холостяков". У них нет никаких побуждений к
сбережению и жертвам, вызываемым необходимостью воспитать и устроить
многочисленное семейство. С другой стороны, дети, привыкшие гораздо более
рассчитывать на помощь родителей, чем на собственную инициативу, мало склонны
создавать себе независимое положение во Франции или за границей; вследствие
этого они тяготеют преимущественно к административной карьере. Чтобы
противодействовать этому стремлению, "увеличивают количество экзаменов"; но это
не помогает. Толпа все возрастает, и для того чтобы пробить себе карьеру,
приходится "выбиваться из сил". Отсюда -- переутомление в школах. Таким образом
различные причины понижения рождаемости, на которые ссылаются экономисты,
вытекают из единственной первоначальной причины: семейного положения,
обусловленного современным социальным строем.
Прибавим к этому, что новый способ воспитания, вместе с развитием скептицизма и
отрицательных верований, разрушил многие моральные сдерживающие силы в молодых
поколениях. Кроме того, наши дурные законы о печати и продаже спиртных напитков
дают возможность пороку всюду проникать со своими соблазнами и примерами; эти
законы даже обращают кабак и алкоголизм в необходимые орудия правительства. Но
беспорядочное поведение во всех его формах -- враг плодовитости.
В занимающем нас вопросе был выдвинут на сцену еще один факт: влияние
католического духовенства. Одни видят в нем агента бесплодия, другие --
плодовитости. По мнению первых, учение римской церкви, рассматривающее
религиозное безбрачие мужчин и женщин как высшую добродетель, содействует
уменьшению числа браков. "Бельгийская статистика показывает, -- говорит
Секретан, -- что самая слабая рождаемость замечается среди населения, наиболее
подчиненного влиянию духовенства. Во Франции бретанское население плодовито не
потому, что оно клерикально, а потому, что оно невежественно и бедно. Это
доказывается тем, что свободомыслящий пролетариат городов также очень плодовит.
Отсутствие представлений о загробном мире не вредит рождаемости. Для всех
сомневающихся желание бессмертия может быть удовлетворено лишь в форме
потомства. Это, как говорил Наполеон, единственное средство избегнуть смерти". В
подтверждение этого чрезмерно преувеличенного положения ссылаются еще на тот
факт, допускающий очень различные толкования, что в Париже наибольшей
неподвижностью отличается народонаселение религиозных, но богатых кварталов.
Согласимся прежде всего, что вместе со многим хорошим мы обязаны католицизму
также и многим дурным. Католические страны производили внутри себя вредный
подбор, благодаря злоупотреблению безбрачием и нетерпимости. Безбрачие мешало
оставлять потомство наиболее религиозным, наиболее глубоко и страстно верующим
индивидам; таким образом католицизм сам исторгал из своих недр большую часть
своих высших элементов, свое избранное меньшинство святых и идеалистов. Этот
процесс сравнивали с проектом некоторых криминалистов, желавших уничтожить
преступность, препятствуя преступникам оставлять потомство. Буддизм почти погиб
в Индии, благодаря косвенному влиянию колоссального развития аскетизма,
продолжавшемуся в течение долгого периода. Действуя против своего собственного
избранного меньшинства, католицизм в то же время истреблял другие энергичные умы
и характеры, склонявшиеся к независимости мнений, ереси и страстному неверию,
которое само очень часто является формой религиозного энтузиазма. Испания, как
это показал Гальтон, с особой энергией предавалась этой кровавой операции,
лишавшей ее лучших органов. Франция, благодаря религиозным войнам и отмене
Нантского эдикта (как позднее путем революции), истребила или выгнала за границу
драгоценные умственные элементы, энергические характеры и преисполненные верой
души. Не разделяя утверждений некоторых дарвинистов, что наш настоящий
индифферентизм и скептицизм объясняются этим двойным, продолжавшимся целые века
устранением верующих католиков и не-католиков, -- так как развитие философии и
наук также должно быть принято во внимание, -- нельзя не признать однако, что
католицизм усердно трудился над своим собственным прогрессивным падением и
уничтожением. Присоедините сюда его стремление материализировать культ, придать
внешний характер религиозному чувству, сделать формальной религию, все значение
которой в ее внутренней основе, и вы поймете, что целым рядом этих подборов в
обратную сторону противники язычества достигали того, что все более и более
обращали в язычество католические страны. Самыми поразительными примерами этого
служат Италия и Испания; но даже и Франция не избегла подобной участи.
В самом деле, во всех европейских странах относительное число католиков
уменьшается в пользу евреев и протестантов. Взяв на удачу цифры одной переписи,
доктор Ланьо констатировал, что во Франции приращение католиков, протестантов и
евреев выразилось следующими цифрами 0,33%; 1,10%; 2,27%. В Пруссии вычисления,
произведенные за большие промежутки времени дали те же результаты. Загляните в
Готский Альманах, и вы убедитесь, что каждая перепись указывает на относительное
уменьшение немецких католиков. В 1871 г., в Германии приходилось на 1000 жителей
362 католика; в 1890 г. их оказалось уже только 357. То же самое подтверждается
относительно всей Европы: с 1851 по 1864 г. ежегодное возрастание числа
католиков определялось в 0,48%, тогда как возрастание числа протестантов и
евреев равнялось 0,98% и 1,53%. Эти цифры относятся между собой, как 1 к 2 и
3,3. "Невозможно допустить, -- говорил когда-то Монтескьё, -- чтобы католическая
религия просуществовала в Европе еще пятьсот лет. Протестанты будут становиться
более богатыми и могущественными, а католики -- более слабыми".
Несмотря на это, мы не можем согласиться с мнением, что в вопросе о
народонаселении католические верования не оказывали и не оказывают до сих пор
благотворного влияния. Известно, что католическое духовенство грозит проклятием
семьям, добровольно ограничивающим число своих детей. То же самое впрочем
следует сказать и о протестантстве. Но почему же в таком случае, спрашивают нас,
у католиков оказывается менее детей, чем у протестантов? Мы думаем, что в числе
других причин это объясняется и тем, что, несмотря на свои формальные
запрещения, католическая религия насаждает в настоящее время менее суровую
мораль. Под влиянием мысли, что достаточно отпущения греха, полученного рано или
поздно на исповеди, практикуются всякого рода сделки с совестью. Часто также
религия мужа более поверхностна и формальна, нежели у жены, и последняя в конце
концов пассивно подчиняется воле главы семейства. Впрочем ресурсы католической
казуистики неисчерпаемы; один из них заключается в молчании и закрывании глаз.
Школа Леплэ сильно обвиняла наши законы о наследстве, которые, говорит она,
применяясь систематически в течение ста лет, подорвали родительскую власть,
разрушили семейный очаг, ослабили все семейные узы. Эта причина, по словам
сторонников этой школы, оказывает свое влияние преимущественно на миллионы наших
мелких сельских собственников; между тем именно деревни, а не города, во все
времена и во всех странах производят достаточное число жизней, чтобы возместить
общие потери нации. Этот источник ослабляется боязнью раздела после смерти,
рассеивающего небольшое и с таким трудом приобретенное имущество.
В этих обвинениях много справедливого. Отцу семейства удается, путем долгого
труда, основать торговый дом или земельную собственность и обеспечить их, так
сказать, органическое единство, часто являющееся условием прочного
благосостояния. После его смерти вмешивается закон, обязывающий семью произвести
продажу при условиях, неизбежно понижающих цену имущества, и составляющий
настоящее посягательство на собственность, своего рода нарушение личного права и
косвенный грабеж. Если ни у кого из детей не оказывается достаточно денег, чтобы
выкупить отцовское имущество, последнее переходит в чужие руки или же,
разделенное на сравнительно жалкие части, бесследно исчезает, причем
значительная доля его достается нотариусам, стряпчим и судьям. Как назвать это
вторжение государства? Неужели думают, что такой грубой революционной мерой
охраняются права отца или даже детей? Единственное средство для отца семейства
обеспечить нераздельность своего имущества -- иметь единственного сына. Вот его
защита против государства, и в конце концов государство оказывается побежденным.
Отец обходит закон об обязательном разделе, упраздняя младших сыновей. "Старый
порядок, -- говорит Виэль Кастель, -- создавал старших сыновей; настоящий
порядок создает единственных37". "Крестьянин, -- говорит со своей стороны Гюйо,
-- так же не допускает дробления своего поля, как дворянин -- отчуждения замка
своих предков. Оба предпочитают скорее коверкать свои семьи, чем свои владения".
В России периодический передел земли происходит или по душам мужского пола, или
по дворам. Сразу же видно, говорит Анатоль Леруа-Больё, что эта система раздела
способствует увеличению населения. Каждый сын, явившийся на свет или достигший
известного возраста, приносит семье новый клочок земли. "Вместо того чтобы
уменьшать отцовское поле дроблением его, -- замечает Леруа-Больё, --
многочисленное потомство увеличивает его...". Вследствие этого из всех
европейских стран в России совершается наиболее браков и последние наиболее
плодовиты. Даже во Франции, там, где закон не может оказывать влияния на
отцовские расчеты, замечается обилие детей. Так бывает часто (но не всегда)
среди пролетариата, которому нечего делать и который не тревожится мыслью о
разделе. Так бывает среди рыбаков, эксплуатирующих море, не подлежащее разделу.
Напрасно пытались объяснить их плодовитость употребляемой ими пищей: здесь мы
также имеем дело не с физиологическим, а с общественным явлением. "Рыбаки, --
говорит Шейссон, -- имеют много детей, потому что они могут иметь их
безнаказанно, без дробления наследства, и потому что каждый юнга, как и ребенок
русской общины, приносит свой пай38". Гражданский кодекс, направленный против
крупной собственности, произвел последствия, не предусмотренные якобы
непогрешимой мудростью Наполеона. "Введите в действие гражданский кодекс в
Неаполе, писал он королю Иосифу, и через несколько лет все, не приставшие к вам,
будут уничтожены; останутся лишь те знатные семьи, которых вы сами сделаете
вашими вассалами. Это именно и заставило меня прославлять гражданский кодекс и
ввести его в действие" (Письмо от 5 июня 1806 г.). К несчастью, другое
последствие, непредусмотренное этим зловещим политиком, заставляет самую
многочисленную часть нашего населения иметь лишь по одному ребенку на семью, что
далеко не содействует национальному величию. На конгрессе 1815 г. английский
дипломат, которому не удалось сузить наших границ в желательных для него
размерах, воскликнул: "В конце концов французы достаточно ослаблены их законами
о наследстве". Сохранилось также воспоминание о более недавних и более жестких
словах, произнесенных в германском парламенте человеком проницательнее
Наполеона: "Их бесплодие равносильно для них потере ежедневно одного сражения;
через некоторое время врагам Франции уже не придется более считаться с ней"
(Мольтке).
Влияние закона о наследстве не составляет однако ни неизменного правила, ни
главной причины бесплодия. Во Франции, при действии одной и той же системы,
рождаемость далеко не одинакова в различных департаментах; кроме того,
существуют страны, как например, Бельгия, Дания и прирейнская Пруссия, где та же
часть наследства, т. е. лишь четверть его, предоставлена законом на усмотрение
завещателя и где рождаемость доходит до 31--39 рождений на 1000 жителей.
Левассёр, в третьем томе своей книги Population francaise приводит таблицу 11
