меня учили (а восприняли мы это от древних платоников), что
подобного рода возбуждение можно успокоить пятью способами.
Во-первых, вином.
-- Вот это верно, -- вставил брат Жан. -- Когда я пьян,
мне бы только спать да спать.
-- Я разумею, -- продолжал Рондибилис, -- неумеренное
потребление вина, ибо пьянство производит в человеческом теле
охлаждение крови, истощение нервов, непроизводительное
растворение семени, притупление чувств и беспорядочность
движений, а все это служит препоной для акта оплодотворения. В
самом деле, вам известно, что Бахуса, бога пьяниц, изображают
без бороды, в женском одеянии, существом женоподобным, евнухом
и кастратом. Иное дело -- умеренное потребление вина. На это
нам указывает древнее изречение, гласящее, что в отсутствие
Цереры и Бахуса Венера места себе не находит от скуки. По
мнению Древних, как оно изложено у Диодора Сицилийского, а
равно и по мнению лампсакийцев, как утверждает Павсаний, мессер
Приап был сыном Бахуса и Венеры.
Во-вторых, я имел в виду некоторые снадобья и растения,
которые охлаждают человека, вредно действуют на его здоровье и
делают его неспособным к деторождению. Опыт показал, что таковы
суть nymphaea heraclia / Гераклова лилия (лат.) /, америна,
ива, конопля, жимолость, тамаринд, витекс, мандрагора, цикута,
ятрышник, кожа гиппопотама и другие, которые, попадая в тело
человека, как в силу своих элементарных свойств, так и в силу
своих специфических особенностей, замораживают и убивают
животворное семя и рассеивают те токи, что призваны доставлять
его в места, указанные природой, или же закупоривают пути и
выходы, через которые оно может истечь. И наоборот, мы
располагаем такими средствами, которые разжигают и возбуждают
человека и влекут его к соитию.
-- Я-то в них, слава тебе Господи, не нуждаюсь, --
объявил Панург. -- А вот как вы, досточтимый магистр? Только вы
не обижайтесь, ведь это я не со зла.
-- В-третьих, упорный труд, -- продолжал Рондибилис, --
ибо когда человек работает, во внутренних его органах жизненные
процессы замедляются настолько, что кровь, растекающаяся по
телу, дабы питать его, не имеет ни времени, ни досуга, ни
возможности способствовать выделению семени и отдавать излишки,
остающиеся после третичного претворения пищи в кровь. Природа
бережет излишки для своих особых целей: они ей нужны главным
образом для поддержания сил в данной особи, а не для
размножения и расположения человеческого рода. Вот отчего
Диане, которая вечно охотится, чужда всяческая похоть. Вот
отчего в старину лагери именовались castra -- от латинского
слова casta / Непорочная, чистая (лат.) /, ибо там без устали
трудились воины и атлеты. Вот отчего Гиппократ (в книге De
aere, aqua et locis / "О воздухе, воде и местности" (лат.)/)
пишет, что некоторые скифские племена в любовных битвах
оказывались слабее евнухов, ибо они всегда были на конях и
всегда заняты делом, меж тем как, по мнению философов, мать
сладострастия -- это праздность.
Когда Овидию задали вопрос, отчего Эгист стал прелюбодеем,
он ответил, что только по причине праздности и что если, мол,
праздность искоренить, то искусство Купидона погибнет. Лук,
колчан и стрелы станут для него обузой; он никого не сможет
поранить, оттого что вовсе не такой уж он меткий стрелок, чтобы
подстрелить летящего в небе журавля или же оленя, спугнутого в
лесу, чем славились парфяне, народ неугомонный и неутомимый. А
Купидону требуются люди степенные, сидячие, лежачие,
отдыхающие.
Недаром Теофраст, когда его однажды спросили, что это за
зверь, что это за штука -- сердечное влечение, ответил, что это
страсть умов праздных. Так же точно Диоген сказал, что блуд
есть занятие людей, ничем другим не занятых. По той же самой
причине Канах, ваятель сикионский, желая показать, что
праздность, леность и беспечность являются пособницами
разврата, изобразил Венеру сидящей, а не стоящей, как ее
изображали все его предшественники.
В-четвертых, усердные умственные занятия, ибо во время
таковых токи до невероятия истощаются и иссякает сила,
проталкивающая в надлежащие места плодоносные выделения и
наполняющая ими полый внутри орган, назначение которого в том,
чтобы исторгать их для продолжения человеческого рода.
В самом деле, взгляните на человека, прилежно что-либо
изучающего: вы увидите, что все артерии его мозга натянуты, как
тетива, для того чтобы возможно скорее снабжать его токами,
потребными для наполнения желудочков, ведающих здравым смыслом,
воображением и постижением, суждением и решением, памятью и
воспоминанием, а равно и для того, чтобы токи эти стремительно
притекали от одного желудочка к другому по каналам, ясно
обозначенным у самого края чудесной сети, где кончаются
артерии; начало же свое артерии берут в левом сердечном ящичке,
и жизненные токи, прежде чем стать токами животными, долго
блуждают по артериям и постепенно очищаются. Между тем все
естественные отправления у такого любознательного человека
приостанавливаются, все внешние ощущения притупляются, словом,
у вас создается впечатление, что жизнь в нем замерла, что он
находится в состоянии экстаза, и вам уже не покажутся
преувеличением слова Сократа, что философия есть не что иное,
как размышление о смерти.
Должно думать, именно поэтому Демокрит себя ослепил: он
полагал, что потеря зрения не так опасна, как недостаточное
самоуглубление, самоуглублению же мешает, как ему казалось,
рассеянный взор.
Оттого-то хранит свою девственность Паллада, богиня
мудрости и покровительница ученых. Оттого девственны Музы,
оттого же вечно невинны Хариты. И, помнится мне, я читал, что
мать Купидона, Венера, допытывалась у него, отчего он не
трогает Муз, и он ей ответил, что они до того прекрасны, до
того чисты, до того честны, до того целомудренны и так всегда
заняты: одна -- над небесными светилами наблюдениями, другая --
всевозможными вычислениями, третья -- геометрических тел
измерениями, четвертая -- риторическими украшениями, пятая --
поэтическими своими творениями, шестая -- музыкальными
упражнениями, что когда он к ним приближается, то, стыдясь и
боясь их обидеть, он опускает свой лук, закрывает колчан и
гасит факел, а потом снимает с глаз повязку, чтобы получше
рассмотреть их лица, и слушает их приятное пение и стихи. И
получает он от этого, величайшее наслаждение и так бывает порой
очарован их красотою и прелестью, что засыпает под музыку, а не
то чтобы на них нападать или же отвлекать от занятий.
В этой связи мне становится ясно, почему Гиппократ в
упомянутой мною книге, говоря о скифах, а также в книге под
заглавием De genitura /"О семени" (лат.)/, утверждает, что если
человеку перерезать околоушные артерии, то он теряет
способность к деторождению по причине, которую я выставил,
когда говорил вам об истощении токов и одухотворенной крови,
вместилищем для которой являются артерии; кроме того, он
считает, что способность к деторождению во многом зависит от
головного мозга и от позвоночного столба.
В-пятых, акт плотской любви.
-- Вот этого только я и ждал, -- сказал Панург. -- Этим
средством буду пользоваться я. А другими пусть пользуется кто
хочет.
-- Брат Росцеллин, настоятель марсельского монастыря
святого Виктора, называет это средство изнурением плоти, --
заметил брат Жан. -- Я же склоняюсь к мнению отшельника из
монастыря святой Радегунды, что над Шиноном, каковой отшельник
утверждал, что фиваидские пустынники лучше всего изнурили бы
свою плоть, побороли нечистые желания и усмирили похоть, если
бы применяли это средство двадцать пять, а то и тридцать раз в
день.
-- На мой взгляд, -- объявил Рондибилис, -- Панург хорошо
сложен, уравновешенного нрава, наделен достаточным количеством
соков, возраст его подходящий, он в самой поре, так что его
желание жениться вполне законно. Если только он встретит
женщину соответственного темперамента, то они произведут
потомство, которому смело можно будет вверить любую заморскую
монархию. И чем скорей, тем лучше, если он хочет, чтобы дети
его были обеспечены.
-- Можете не сомневаться, досточтимый магистр, это будет
очень скоро, -- молвил Панург. -- Блоха, что сидит у меня в
ухе, никогда еще так меня не щекотала, как во время вашей
ученой речи. Приглашаю вас ко мне на свадьбу. Мы с вами так
кутнем, что чертям тошно станет, уверяю вас. Пожалуйста, не
забудьте привести с собой вашу жену и, само собой разумеется,
ее соседок, У нас все будет чинно, благородно.
ГЛАВА XXXII
О том, как Рондибилис объявляет рога
естественным приложением к браку
-- Остается покончить еще с одним маленьким пунктиком, --
продолжал Панург. -- Вы когда-нибудь видели надпись на римском
знамени: СИНР? Так это означает не "сенат и народ римский", а
"самомалейшее и ничтожное раздумье". Буду ли я рогат?
-- Ах, мой Создатель! -- воскликнул Рондибилис. -- Нашли
о чем спрашивать! Будете ли вы рогаты! Друг мой! Я женат, и вам
это предстоит в скором времени. Так вот, запишите в своем мозгу
железным стилем: всякому женатому человеку грозит опасность
носить рога. Рога -- естественное приложение к браку. Не так
неотступно следует за телом его тень, как рога за женатым. Если
вы услышите, что про кого-нибудь говорят: "Он женат", и при
этом подумаете: "Значит, у него есть, или были, или будут, или
могут быть рога", -- вас никто не сможет обвинить, что вы не
умеете делать логические выводы.
-- Ах вы, ипохондрик окаянный! -- вскричал Панург. -- Что
вы только говорите!
-- Друг мой! -- продолжал Рондибилис. -- Гиппократ,
отправляясь из Коса в Абдеру навестить философа Демокрита,
написал письмо своему старинному другу Дионису и попросил на
это время отвезти его жену к ее родителям, людям почтенным и
всеми уважаемым: ему не хотелось, чтобы она оставалась в доме
одна, да еще наказывал установить за ней неусыпный надзор и
следить, куда она ходит с матерью и кто бывает у ее родителей.
"Не то чтобы я сомневался в целомудрии ее и скромности, --
писал он, -- я познал и уверился на опыте, что таковые
добродетели ей присущи. Но она -- женщина. А этим сказано все".
Друг мой! Женскую натуру олицетворяет собою луна -- и во
всем прочем и, в частности, в том отношении, что женщины
таятся, смущаются и притворствуют на глазах и на виду у мужей.
А чуть мужья за дверь -- пускаются во все тяжкие: веселятся,
гуляют, резвятся, сбрасывают с себя личины и обнаруживают
подлинное свое лицо. Так же точно и луна: в период совпадения
ее с солнцем она не показывается ни на небе, ни на земле, в
период же своего противостояния, когда она особенно далеко
находится от солнца, она выступает во всем своем блеске и
являет полный свой лик, -- разумеется, в ночное время. Таковы и
все женщины. Одно слово -- женщины.
Под словом женщина я разумею в высшей степени слабый,
изменчивый, ветреный, непостоянный и несовершенный пол, и мне
невольно кажется, будто природа, не во гнев и не в обиду ей
будь сказано, создавая женщину, утратила тот здравый смысл,
коим отмечено все ею сотворенное и устроенное. Я сотни раз
ломал себе над этим голову и так ни к чему и не пришел;
полагаю, однако ж, что природа, изобретая женщину, думала
больше об удовлетворении потребности мужчины в общении и о
продолжении человеческого рода, нежели о совершенстве женской
