должником почек, мочеиспускание прекратится. Мозг при виде
столь неестественного устройства вещей свихнется и перестанет
сообщать нервам чувствительность и приводить мускулы в
движение. Словом, в таком выбитом из колеи мире, где ничего не
должают, ничего не ссужают и ничего не дают взаймы, вы явитесь
свидетелем более опасного бунта, нежели изображенный Эзопом в
его притче. И мир этот, разумеется, погибнет, и не когда-нибудь
вообще, а очень даже скоро, пусть это был бы сам Эскулап. Тело
его сгниет немедленно, а возмущенная душа отправится ко всем
чертям, следом за моими деньгами.
ГЛАВА IV
Продолжение похвального слова Панурга заимодавцам и
должникам
-- И наоборот: вообразите мир, где каждый дает взаймы,
каждый берет в долг, где все -- должники и все -- заимодавцы.
Какая гармония воцарится в стройном движении небесных
сфер! Я словно бы отсюда слышу их музыку, столь же явственно,
как некогда Платон. Какое согласие установится между стихиями!
Как усладится природа всем, что она создала и взрастила! Церера
предстанет отягченною хлебными злаками, Бахус -- вином, Флора
-- цветами, Помона -- плодами, Юнона, царица эфира, предстанет
пред нами светлой, животворящей, всех радующей.
Взор мой теряется в этих красотах. Среди смертных -- мир,
любовь, благоволение, взаимная преданность, отдых, пиры,
празднества, радость, веселье, золото, серебро, мелкая монета,
цепочки, кольца, всевозможные товары -- и все это будет
переходить из рук в руки. Ни тяжб, ни раздоров, ни войн; ни
ростовщиков, ни скряг, ни сквалыг, ни отказывающих. Господи
Боже, да ведь это будет золотой век, царство Сатурна, точный
слепок с Олимпийских селений, где нет иных добродетелей, кроме
любви к ближнему, которая царит надо всем, властвует,
повелевает, владычествует, торжествует. Все будут добры, все
будут прекрасны, все будут справедливы. О счастливый мир! О
жители счастливого этого мира! Вы трижды, вы четырежды
блаженны!
Мне уже кажется, что и я нахожусь в этом мире. А, чтоб!
Если б в этот мир, блаженный, всем ссужающий и
нивчемнеотказывающий мир, пустить папу со всем скопом
кардиналов и со всей его священной коллегией, то не в долгом
времени там развелось бы столько святых первого разбора,
столько чудотворцев, столько тропарей, столько обетов, столько
хоругвей и столько свечей, сколько их теперь не наберется во
всех девяти епископатах Бретани. Единственно, кто бы с ними
потягался, это святой Ив.
Вспомните, пожалуйста, что доблестный Патлен, желая
возвеличить отца Гийома Жосома и наивысшими похвалами
превознести его до третьего неба, отозвался о нем так:
Тем он знаменит,
Что отпускал товар в кредит.
Золотые слова!
Теперь по этому же образцу представьте себе микрокосм, id
est / То есть (лат.) / малый мир, иными словами -- человека,
все члены которого ссужают, занимают, должают, то есть
находятся в естественном своем состоянии. Ведь природа создала
человека ни для чего другого, как для того, чтобы он ссужал и
занимал. Даже гармония небесная и та, пожалуй, уступает
слаженности всех частей человеческого тела. Цель создателя
микрокосма заключалась в том, чтобы поддерживать душу, которую
он поселил там как гостью, и жизнь. Жизнь пребывает в крови.
Кровь -- обиталище души. Таким образом, у этого мира только
одна забота -- беспрестанно ковать кровь. В этой кузнице все
органы несут определенные обязанности, их иерархия такова, что
один у другого постоянно занимает, один другого ссужает, один
другому должает. Вещество и металл, годные для претворения в
кровь, даны нам природой, а именно хлеб и вино. В них заключены
все виды пищи. Отсюда и ведет свое происхождение лангедокское
слово companatge / Любая пища, кроме хлеба и вина./. Чтобы
найти, приготовить и сварить пищу, работают руки,
ходят ноги и носят на себе все наше тело,
глаза всем управляют,
сосание в шейке желудка, вызываемое небольшим количеством
кисловатой желчи, которая попадает туда из селезенки,
напоминает о том. что пора заморить червячка,
язык пробует пищу,
зубы жуют,
желудок принимает, переваривает и превращает в млечный
сок,
брыжеечные вены всасывают все, что есть в ней хорошего и
полезного, и отделяют экскременты, которые потом выталкивающая
сила удаляет через особые проходы, а все годное по тем же
брыжеечным венам поступает в печень, печень же снова
преобразует пищу и превращает ее в кровь.
Теперь вообразите радость подсобных органов при виде этого
золотого ручья, который является их единственным укрепляющим
средством. Даже радость алхимиков, которые после долгих усилий,
больших хлопот и больших затрат видят наконец, что металлы в их
печах претворяются, нельзя сравнить с этой.
Итак, каждый орган готовится и прилагает усилия к тому,
чтобы заново очистить и выделить это сокровище. Почки с помощью
своих вен извлекают из него жидкость, которую вы называете
мочой, и по каналам отводят вниз. Внизу находится особый
приемник, а именно мочевой пузырь, который в нужный момент
изгоняет ее вон. Селезенка извлекает из крови землистые
вещества и тот осадок, который вы называете черной желчью.
Желчный пузырь освобождает кровь от излишка желчи. После этого
кровь поступает в другую мастерскую, где она особенно хорошо
очищается, то есть в сердце. Сердце своими диастолическими и
систолическими движениями разжижает ее и воспламеняет, в правом
желудочке она еще улучшается, и тогда сердце через вены
разгоняет ее по всем членам. Каждый член притягивает ее к себе
и по-своему питается ею, -- ноги, руки, глаза, решительно все,
и теперь уже должники -- они, меж тем как прежде они были
кредиторами. В левом желудочке кровь делается такой жидкой, что
ее даже считают одухотворенной, и сердце через артерии
разгоняет ее по всем членам для того, чтобы согреть и
проветрить другую, венозную кровь. Легкие все время освежают ее
своими лопастями и мехами. Благодарное сердце через посредство
легочной артерии снабжает их за это самой лучшей кровью.
Наконец, в чудесный сети кровь очищается до такой степени, что
в ней образуются духовные силы, благодаря которым человек
получает способность воображать, размышлять, судить, решать,
обсуждать, умозаключать и памятовать.
Ей-же-ей, я тону, я теряюсь, у меня глаза разбегаются в
бездонной пучине этого ссужающего и должающего мира. Смею вас
уверить, что ссужать -- дело божье, должать -- геройская
доблесть.
Слушайте дальше. Этот ссужающий, должающий и занимающий
мир настолько добр, что, завершив свое питание, он уже начинает
думать о том, как бы ссудить тех, кто еще не родился, и с
помощью такой ссуды, буде окажется возможным, обессмертить себя
и размножиться в таких же точно существах, то есть в детях. С
этой целью каждый орган почитает за нужное выделить некоторую
часть наиболее ценной пищи и послать ее вниз, а там природа уже
приготовила удобные сосуды и приемники, через которые эта пища
окольными и извилистыми путями спускается в детородные органы,
принимает надлежащую форму и, как у мужчин, так и у женщин,
отыскивает подходящие места, служащие для сохранения и
продления человеческого рода. И все это совершается через
посредство взаимных ссуд и долгов, -- отсюда ведь и пошло
выражение: брачный долг.
Отказывающего природа карает сильным раздражением во всех
членах и расстройством чувств, ссужающему же дарует
наслаждение, радость и негу.
ГЛАВА V
О том, как Пантагрюэлъ порицает должников и заимодавцев
-- Я понял вашу мысль, -- заметил Пантагрюэль, -- вы, я
вижу, отлично умеете рассуждать и говорите с жаром. Однако ж
если бы вы проповедовали и разглагольствовали до самого
Троицына дня, все равно вы, к своему изумлению, ни в чем бы
меня не убедили. Вы зря тратите свое красноречие: я никогда не
залезу в долги. В апостольском послании прямо говорится: "Не
оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви".
Вы пользуетесь прекрасными графидами и диатипозами, и они
мне очень понравились, но вот что я вам на это скажу:
представьте себе, что некий продувной надувала и неуемный
заемщик опять явится в город, где все уже знают его повадку, --
его появление повергло бы жителей в такой же точно страх и
трепет, словно к ним явилась чума в том самом обличье, в каком
она предстала в Эфесе перед философом тианским. По-моему, персы
были правы, утверждая, что второй порок -- лгать, а первый --
быть должным. Ведь обыкновенно долги и ложь тесно между собою
связаны.
Я не хочу, однако ж, сказать, что никогда не следует брать
в долг, что никогда не следует давать взаймы. Нет такого
богача, который никогда не был бы должен. Нет такого бедняка, у
которого никогда нельзя было бы занять.
Подобные случаи предусматривает в своих законах Платон: он
разрешает брать воду из соседнего колодца, только после того
как вы изрыли и перекопали свой собственный участок и поискали
у себя слоя земли, именуемого глиноземом (то есть горшечной
глины), а в нем -- источника или же родника. Надобно заметить,
что благодаря своему составу эта жирная, крепкая, гладкая и
плотная земля долго держит влагу, утечка же и испарения при
таких условиях затруднены.
Итак, это очень стыдно -- везде и всюду, направо и налево
занимать, вместо того чтобы трудиться и зарабатывать. Давать
взаймы, по моему разумению, следует только тогда, когда
труженику не хватает на жизнь его заработка или же когда он
нечаянно и внезапно теряет свое достояние.
Оставим, однако ж, этот разговор. Вперед с кредиторами не
связывайтесь, а от того, что было в прошлом, я вас избавляю.
-- Мне остается только поблагодарить вас, -- молвил
Панург. -- И если наша благодарность должна равняться тому
расположению, какое к нам выказывают наши благодетели, то моя
благодарность вам безгранична и беспредельна, ибо той любви,
которую вы по доброте своей мне выказываете, цены нет, -- она
превосходит любой вес, число и меру, она безгранична и
беспредельна. А вот если размеры благодарности должны
соответствовать размерам благодеяния и той радости, которую
испытывают облагодетельствованные, тут уж мне за вами не
угнаться. Вы делаете мне много добра, больше, чем следует,
больше, чем я заслужил, больше, чем я, откровенно говоря, того
стою. Впрочем, не так много, как вам, вероятно, кажется.
Не это, однако ж, меня гнетет, не это меня точит и гложет.
Когда я расплачусь с долгами, в каком я окажусь положении?
Первые месяцы мне придется несладко, уверяю вас: ведь я не так
воспитан и к этому не привык. Очень я этого боюсь.
Ко всему прочему, теперь кто только в Рагу ни пукнет, так
уж непременно мне в нос. Все п....ны на свете, когда пукают,
обыкновенно приговаривают: "Получай, кто расквитался!" Дни мои
сочтены, это уж я чувствую. Сочинить эпитафию поручаю вам. И
умру я весь как есть запуканный. Если какой-нибудь женщине,
которая мучается от рези в животе, обычные ветрогонные средства
не принесут пользы, то ей наверняка поможет порошок из моей
непотребной и запуканной мумии. Какую бы слабую дозу ни
назначил ей лекарь, она от нее так начнет пукать, что сама
удивится.
Вот почему я покорнейше вас прошу: оставьте за мной
сотенки две-три долгов по примеру короля Людовика
Одиннадцатого, который хотел было избавить от судебной
ответственности Миля д'Илье, епископа Шартрского, но потом,
