получится.
- Что меня удивляет - каким образом все эти поселки и хутора на
побережьи до сих пор существуют? - удивился я.
- Ты сначала дослушай! Наши хитрые халндойнцы быстро изучили своих
воинственных соседей. Они поняли, что уллам абсолютно все равно, какую
добычу брать: ценные вещи, или старое барахло. Уллы разбойничают не из
жадности, а по зову сердца. Просто раз в год им надо погеройствовать как
следует: душа просит. Деньги-то они зарабатывают, продавая курмду по всей
Хомайге и здесь, в Земле Нао. Им с головой хватает, и еще остается...
- А что такое курмда? - с любопытством спросил я.
- Ничего себе! Ты еще не попробовал! - возмутился Хатхас. Он развязал
тесемки на своей кожаной сумке и протянул мне своего рода "сухарик" -
маленький брикет, спрессованный из какой-то светлой сероватой массы.
- И что с этим надо делать?
- Как - что, мать твою!? Грызть! - безапелляционно заявил он.
Я вопросительно посмотрел на Хэхэльфа.
- Попробуй, Ронхул, - кивнул тот. - Хорошая штука. Сухое улльское пиво.
- Сухое пиво?! - изумился я.
- Ты сначала попробуй, а потом уже удивляйся, - посоветовал Хатхас.
Я отломил кусок "сухарика" и положил в рот, прислушиваясь к ощущениям.
Через несколько секунд произошло нечто невообразимое: мой рот переполнился
пивной пеной, такой же густой и вкусной, как у нормального жидкого пива,
которое я только что пил. Плохо было одно: пены оказалось слишком много. Я
почувствовал, что могу захлебнуться, если немедленно не избавлюсь от
излишков, позорно открыл рот и попытался выплюнуть остаток пенящегося
"сухарика". Друзья халндойнцы ржали, как взбесившиеся мустанги. Даже уллы
начали заинтересованно коситься на меня, добродушно скалясь до ушей. Я
понял, что опозорился, но мне и самому было смешно - дальше некуда!
- Ты пожадничал, - сквозь смех сообщил мне Хэхэльф. - Курмду едят очень
маленькими кусочками, а ты такой ломоть в рот потянул! Это все равно, как
если бы ты попытался разом заглотить полную кружку пива!
- Скорее уж бочонок! - простонал Хатхас. - Ох, Хэхэльф, ты же не видел,
сколько он откусил!
- Предупреждать надо! - добродушно проворчал я.
- Извини, Ронхул! - виновато сказал ослабший от смеха Хэхэльф. -
Честное слово, я не хотел над тобой подшучивать, но нам так редко доводится
встретить человека, который пробует курмду впервые в жизни!
- Ладно уж, - я сделал глоток нормального мокрого пива, чтобы
окончательно избавиться от остатков пены во рту.
- Попробуй еще раз, - предложил Хэхэльф. - Только теперь возьми очень
маленький кусочек. Лучше всего раскроши его на ладони и бери совсем по
чуть-чуть.
Я отважился повторить эксперимент. На сей раз пены было в меру, и я
наконец получил возможность оценить замечательные вкусовые качества курмды.
- Ладно, - сказал я Хатхасу. - Что такое курмда, я теперь запомню на
всю жизнь. А что там у вас на Халндойне делают с уллами, которые
разбойничают не для обогащения, а "по зову сердца"? Ты так и не рассказал.
- А, моя долбаная история, - хмыкнул он, закидывая в рот кусочек
курмды. - Ладно, слушай дальше. Поскольку уллам все равно, какую добычу
брать, халндойнские хуторяне завели такую полезную традицию: когда приходит
время ежегодного улльского набега, они строят на побережье, у самой воды,
хижину, какую-нибудь дрянную развалюху, лишь бы ветром не унесло, складывают
туда кучу старого хлама - и все, готово! Уллы не пойдут вглубь острова, если
найдут добычу у самой воды. Но остается еще одна проблема. Уллы выходят в
море не столько для того, чтобы забрать чужое добро, сколько для того, чтобы
отбить его у хозяина в хорошей драке. Так что пустой дом они, скорее всего,
не тронут, а пойдут искать такой дом, у которого есть хозяин.
- Душевные ребята! - хмыкнул я. - И как вы выкручиваетесь?
- Не мы, - сухо поправил меня Хатхас. - Они выкручиваются. В таких
случаях принято бросать жребий. В жеребьевке принимают участие все мужчины,
начиная с пятнадцати лет. Впрочем, в некоторых местах женщины тоже - все,
кроме тех, у кого совсем уж маленькие дети. В том же Койдо, например, все
равны перед законом о защите поселения... Тот, на кого выпадет жребий,
должен остаться в хижине и стеречь барахло. Когда прийдут уллы, он должен
драться с ними не на жизнь, а на смерть, словно защищает не кучу ненужного
хлама, а свое достояние. Дело заканчивается тем, что уллы его убивают, или
оглушают - это уж как повезет! - забирают добро и счастливые уезжают
восвояси. Теперь они получили все, чего хотели: и драку, и добычу. Все честь
по чести...
- Понятно, - мрачно кивнул я. - Да, наверное, это разумно...
- Скажем так: практично, - невозмутимо кивнул Хэхэльф. - Если у хижины
с барахлом не будет защитника, уллы скорее всего пойдут дальше, и тогда дело
не ограничится всего одним убитым.
- Я оказался редкостным "счастливчиком", - продолжил Хатхас. - Моя
семья переехала в Койдо, когда мне стукнуло четырнадцать лет. Так что на
следующий год мне пришлось принять участие в жеребьевке. И жребий пал на
меня, как я уже сказал тебе с самого начала...Если бы это случилось сейчас,
я бы, пожалуй, не стал веселиться. Но тогда я был мальчишкой. Глупо звучит,
но я был совершенно счастлив: судьба дала мне шанс стать героем, и мой отец
мог пойти в задницу, вместе со своими великими поучениями о том, как следует
прожить жизнь. Будешь смеяться, но первое, что я сделал после того, как на
меня пал жребий - это послал его подальше! И мой грозный отец ничего не
сказал мне в ответ. Он промолчал, поскольку я больше не был его сыном. Я был
живым мертвецом, а на мертвецов никто не смеет командовать, поэтому мне
разрешалось все. Три дня, пока горожане строили хижину на побережье и
свозили в нее мусор из своих кладовых, я был самым счастливыми человеком в
мире. Не могу сказать, будто я вытворял нечто из ряда вон выходящее - тогда
мне просто не хватало воображения! - зато я знал, что могу сделать все, что
мне взбредет в голову, и никто слова поперек не скажет. Таким счастливым я
уже никогда не буду, сколько бы курмды не съел за обедом! А потом меня
привели к хижине, дали столько оружия, что я не мог удержать его в руках, и
оставили в одиночестве. Хорошо быть мальчишкой! Мальчишки не боятся смерти,
и в этом их великая сила! Когда появились уллы, я сражался с ними с таким же
азартом, с каким тузил соседских ребят. Сейчас сам не могу поверить, но мне
удалось уложить пятерых уллов: четырех я подстрелил из лука, одного за
другим, а пятого прирезал - и как только изловчился? Дело кончилось тем, что
дядюшка Люсгамар оглушил меня своей дубиной, а потом сказал своим спутникам,
что из такого мальчишки может вырасти великий воин, поэтому он заберет меня
с собой и будет кормить, как собственного сына... Он до сих пор чувствует
себя виноватым, что я вырос таким тощим: уллы считают, что худой человек -
что-то вроде тяжелобольного. Но кормил он меня на славу, просто комплекция у
меня такая тщедушная! Одним словом, я очухался уже на улльском корабле.
Думал: вот сейчас они меня будут убивать, но вместо этого мне тут же
принесли котел похлебки из сала халдобы, а потом появился дядя Люсгамар и
спросил, не буду ли я так добр научить его сыновей хорошо стрелять из лука -
дескать, ему очень понравилось, как я стреляю... Сам понимаешь, он тут же
купил меня с потрохами: когда тебе всего пятнадцать лет, и вдруг такой
здоровенный дядя смотрит тебе в рот и просит научить чему-то других таких же
здоровенных дядь, начинаешь думать, что жизнь удалась! Наверное, поэтому я у
них так хорошо прижился!
Уллы, тем временем, начали веселиться по-настоящему. Один из них, как
мне показалось, самый старший в компании, забрался на стол и выкидывал там
отчаянные коленца, нечто среднее между твистом и гопаком, если вы способны
вообразить, как это выглядит. Остальные приплясывали вокруг стола, ритмично
хлопая в ладоши, и хором пели: "Чуб-чуб-чуб-чуб-чуб - Чубарага!
Люс-люс-люс-люс-люс - Люсгамар!" Они без конца повторяли этот речитатив, так
что у меня была возможность выучить его наизусть.
- Это песня о твоем дядюшке Люсгамаре и его брате? - полюбопытствовал
Хэхэльф. - А почему в ней не упоминаются все остальные?
- Экий ты темный! - хмыкнул Хатхас. - А может ты тоже демон?
Хэхэльф шутливо ткнул его кулаком в подбородок. Через мгновение эти
двое уже катались по полу, как разыгравшиеся щенки. Впрочем, тузили друг
друга они вполне по-настоящему, только в отличие от классической, эта драка
сопровождалась не надрывной руганью, а хохотом противников. Никто кроме меня
не обращал на их потасовку никакого внимания: уллы продолжали петь и
плясать, а прочие посетители трактира почти с благоговением наблюдали за
этим незабываемым зрелищем.
- Эй, Хатхас, ты не слишком усердствуй, - сказал я. - Мне с этим парнем
еще до Альгана добираться!
- Это кто еще не должен усердствовать! - промычал Хэхэльф откуда-то из
"центра циклона" - Не бзди, Ронхул, я его в два счета сделаю!
Наконец эти двое угомонились и снова уселись за стол, красные,
встрепанные и счастливые. Драгоценный шлем рыжего мирно успокоился под
столом - кажется, хозяину было глубоко наплевать на его участь.
- Так что там, собственно, с этой улльской песней? - с любопытством
спросил я. - О чем они поют, если не о себе?
- Они поют о Чубараге и Люсгамаре, - пояснил Хатхас. - Но не о тех
Чубараге и Люсгамаре, которые присутствуют здесь, а о своих древних богах.
Чубарага и Люсгамар - это пивные боги, а мои приятели просто получили свои
имена в их честь. Считается, что Чубарага и Люсгамар научили первых уллов
готовить курмду. Поэтому когда уллы напиваются, они всегда поют хвалебную
песню своим богам и танцуют благодарственный танец - вот и все.
- А что это за боги такие? Вроде Варабайбы? Они тоже живут вместе с
уллами и дают им добрые отеческие советы? - небрежно спросил я.
- Не говори ерунду! - строго сказал рыжий. - Никто не знает, где живут
улльские боги, известно только, что сами уллы уходят к ним после смерти.
Каждый идет к тому богу, в честь которого назван... Если разобраться, дяде
Люсгамару повезло: ему светит целая вечность пива, с таким покровителем, как
у него, не пропадешь!
- Здорово, - улыбнулся я. - А что, кроме пивных богов у них есть еще
какие-то?
- Спрашиваешь! У уллов много богов, я сам всех не припомню. Есть Агум -
бог гнева; Гома Гэйгоба, который научил уллов писать и считать; Гамбустыг -
изобретатель замков и запоров, оберегающих от краж; Бэга-Бэга-Тыга,
исцеляющая от недугов, Ныздынбыба, обитающая в горячих источниках; Олгом -
бог праведного возмездия; Гардумба - покровитель щедрости и устроитель
первых пиров; Шаробыльбах - бог трудного дня, покровительствующий тем, кто
встает на рассвете... Да всех и не упомнишь!
xlvi
- Здорово! - уважительно кивнул я и машинально отправил в рот еще
кусочек курмды - сколько я ее сожрал за этот длинный дурацкий день - описать
невозможно! Впрочем, на пол я уронил еще больше, особенно в конце
"фестиваля"...
Под вечер я окончательно перестал осознавать происходящее, зато
преисполнился счастливой уверенности, что мир, в котором я живу - чудное
местечко, окружающие меня люди - настоящие душки, а я - самый замечательный
парень на свете, пользующийся всеобщей любовью и заслуженным восхищением.
Словесная каша, в изобилии вываливающаяся из моего рта, казалась мне
сборником великих откровений, а плохо скоординированные телодвижения -
исполненными совершенно особой величественной грации... да уж, могу себе