приветливо сказал я ему. Это выглядело так, словно я случайно встретил
бывшего одноклассника. Он не удивился и, кажется, даже не обрадовался -
просто серьезно кивнул мне, как старому приятелю.
- Уж ты-то придумаешь, - уверенно сказал он. Немного помолчал и
невесело усмехнулся: - Или не придумаешь... В любом случае, славно, что ты
говоришь на кунхе, вот что я тебе скажу! А я все смотрел на тебя, гадал:
неужели из Земли Нао человек? С одной стороны, одет как положено, а с другой
- не похож ты на их брата. Я даже грешным делам, подумал - может, ты один из
этих легендарных бродяг Хабода? И все пытался понять: как ты на эту поганую
мачту взобрался? В любом случае, ты правильно сделал: все лучше, чем на
грязной палубе с этими красавцами копошиться... А как тебя вообще занесло на
страмослябский корабль? Тоже пленник?
- Ну уж нет! - почти испуганно открестился я. - Только этого мне не
хватало!
Его спутники наблюдали за нашим разговором с немым изумлением.
- Встретил старого приятеля, Хэхэльф? - наконец неуверенно спросил один
из них.
- Можно сказать и так, - невозмутимо кивнул он. И вопросительно
посмотрел на меня. Я пожал плечами - дескать, что хотите, то и думайте!
Разговор был прерван пиратским капитаном. Плюхай Яйцедубович лично
явился полюбопытствовать: с какой стати я соблаговолил спуститься на палубу
и не требуются ли мне какие-нибудь жизненные блага вроде традиционной
"хряпы".
"Куляй на хур!" - строго сказал я ему. Капитан заулыбался до ушей, как
любящий папаша, вслушивающийся в первый осмысленный лепет своего чада, а
бандитского вида гном, сидящий на его плече счел своим гражданским долгом
ответить мне целым потоком совершенно невоспроизводимых, но наверняка
достойных всяческого уважения фразеологических оборотов: все они кроме,
разве что, традиционного "ибьтую мэмэ", были мне незнакомы. Я понял, что
разговор не состоится и невольно перешел на кунхе, который уже казался мне
моим родным языком.
- Я забираю себе этих людей, - решительно сообщил я капитану. Понял,
что слов явно недостаточно, выразительно ткнул пальцем, указывая на
пленников, потом сделал своеобразный "загребающий" жест обеими руками и
постучал себя по груди кулаком. Плюхай Яйцедубович несказанно удивился и
обрушил на меня очередной поток непонятной речи. Я в отчаянии воздел руки к
небу, умоляя его об услугах переводчика.
- Он спрашивает, на кой мы тебе сдались, - неожиданно сказал объект
моей внезапной "магнетической" привязанности - один из пленных назвал его
Хэхэльфом, и я решил, что это и есть его имя.
- Ты понимаешь их язык? - обрадовался я.
- А, было бы что понимать, етидреный хряп! - неопределенно отмахнулся
он. И скромно добавил: - Конечно, я не великий знаток их лопотания, но
несколько слов связать могу...
- Тогда скажи им, что я так хочу... Или еще лучше: скажи, что
Вурундшундба мне велели обзавестись слугами... Одним словом, придумай
что-нибудь убедительное. Я не знаю, что это за народ, и какие байки им по
душе!
- Так тебя к ним Мараха Вурундшундба пристроили? - уважительно уточнил
он. И растерянно хмыкнул: - Ну и шутники, нечего сказать!
Потом он что-то сказал капитану, который заранее присмирел, услышав
слово "Вурундшундба". Капитан внимательно выслушал перевод, задумчиво
почесал в промежности и уставился на меня с почти благоговейным восхищением,
покивал и нерешительно что-то промямлил.
- Дело сделано, - спокойно сообщил мне Хэхэльф. - Теперь капитан с
тобой торгуется. Он не хочет развязывать нам ноги, пока мы не прибудем на
Халндойн. Боится, что мы начнем бузить... Ладно, пусть себе боится! До
Халндойна всего-то три дня пути, можно и потерпеть.
- Ну, раз ты так говоришь, значит можно, - улыбнулся я. - Скажи ему,
что я согласен, пусть только оставит нас в покое... А ноги я вам и сам
развяжу - какие проблемы? Только ночи дождемся...
- А зачем? - лениво возразил он после того, как капитан пиратов
послушно удалился, обрадованный исходом переговоров. - Толку-то... Здесь
особо не погуляешь: шагу ступить некуда, вплавь до берега добираться глупо -
если уж и так отпустят. Зачем нам лишние неприятности?
- Легко тебе говорить, Хэхэльф! - с упреком сказал другой пленник. Его
глаза сверкали праведным гневом. - Это ведь не твой корабль разграбили
поганцы... Перерезать бы им глотки ночью, когда напьются - и дело с
концом...
- Ну, положим, мой корабль они бы и не догнали, - снисходительно
ухмыльнулся Хэхэльф. - А даже если бы и мой... Знаешь, Бэгли, корабль - дело
наживное. Его можно построить, или купить, а можно и украсть. А тело у меня
всего одно и я предпочитаю не совать свою голову под топор пьяного
страмосляба: неблагородное это оружие, да и смерть - глупее некуда!
- Не спорьте, - с досадой сказал им я. - Я рад, что могу вам помочь,
ребята, но у меня в этом деле свой интерес: мне нужно как можно скорее
добраться до Халндойна. Поэтому еще одна драка мне даром не нужна.
Сердитый Бэгли приуныл - понял, что праведная месть ему не светит.
Остальные пленники поглядывали на меня с благодарностью и упреком
одновременно: дескать, хороший ты парень, но мог бы проявить больше
чуткости...
- Ну что, давай познакомимся, "старый приятель"! - весело предложил мой
новый друг. - Я - Хэхэльф Кромкелет из Инильбы, что на Халндойне.
- "Кромкелет"? - невольно улыбнувшись переспросил я. Дословно это
словцо означало "дырка в шлеме", но в устах Хэхэльфа оно прозвучало, как
фамилия.
- Ага. Был у меня в свое время дырявый шлем, над коим весь Халндойн
потешался. Вообще-то я от него уже давно избавился, а вот имя в море не
утопишь... С другой стороны, все к лучшему: на Халндойне кроме меня имеются
еще два Хэхэльфа из Инильбы - надо же хоть как-то отличаться от прочих!
Ладно, со мной, вроде, все ясно, а как тебя-то звать?
Я чуть было не брякнул, что меня зовут Макс, но вовремя прикусил язык.
- Ронхул, - я немного подумал, решил, что демонический имидж мне не
повредит, и добавил: - Ронхул Маггот.
- Вот оно что! - присвистнул Хэхэльф. - А я-то гадал: как ты там на рее
разлегся?.. Ну, если демон, тогда ладно... И откуда ты такой взялся, если уж
на то пошло?
- Это долгая история, - вздохнул я. И выразительно посмотрел на него:
дескать, заснут твои спутники, тогда и поговорим. Он сразу понял,
заговорщически улыбнулся мне краешком своего мрачного рта и с деланым
равнодушием отвернулся, словно все уже было сказано.
Разумеется, на мачту я больше не полез: меня сейчас туда можно было
загнать разве что под дулами автоматов. Наваждение рассеялось, я снова стал
обыкновенным человеком, который отчаянно боится высоты и совершенно
неспособен балансировать на тоненькой рее дольше нескольких минут кряду - а
уж любоваться закатом, или сладко дремать под пение полосатых рыбок - и
подавно! Впрочем, я не испытывал сожалений: теперь я знал, что наше
путешествие подходит к концу, а страмослябские пираты, общество которых
пугало меня, как компания старых зеков гимназистку, теперь сами старались
обходить меня стороной, и даже лже-свиней своих предупредительно отгоняли...
И вообще, у меня наконец-то появились хорошие предчувствия - впервые с того
момента, как я обнаружил себя в камине этого чертова волхва, Таонкрахта. Мне
очень понравился мой новый знакомец, этот Хэхэльф, бывший обладатель
дырявого шлема. И самое главное: я был совершенно уверен, что наконец-то
нашел человека, который сможет - и, в отличие от всех этих странных
могущественных ребят, гордо именующих себя людьми Мараха, захочет! - мне
помочь. До наступления ночи мы оба почти все время молчали, порой лениво
обмениваясь репликами с остальными пленниками, которые не умолкали ни на
минуту, поскольку считали своим гражданским долгом обстоятельно
высказываться о манерах, привычках, внешнем облике и поведении
страмослябских пиратов - грех не присоединиться к такой дискуссии!
В ходе импровизированного семинара, посвященного этому удивительному
народу, я узнал много нового и интересного. В частности, я с изумлением
выяснил, что у страмослябов совсем нет женщин - не только на отдельно взятом
пиратском корабле, а вообще нет. Мой закономерный вопрос о том, как они
размножаются, спровоцировал длинную лекцию о скотоложстве, изобилующую
натуралистическими подробностями. А когда я робко заметил, что эта версия не
дает ответа на вопрос, откуда у них берутся дети, мне задумчиво ответили: "а
кто их знает..." Общее мнение было таково, что страмослябы - вообще не люди,
а очередное колдовство Мараха Вурундшундба, за которыми, оказывается,
закрепилась слава самых мрачных шутников в этом мире... И еще я узнал, что
судьба пленников - в том случае, если бы на их жизненном пути не встретился
такой замечательный полезный парень, как я - была бы, конечно, весьма
печальна, но отнюдь не столь ужасна, как я полагал. Рабство у страмослябов
существовало и приветствовалось, но к работе по хозяйству пленников обычно
не допускали ("чтобы чего не испортили"), а к участию в групповом пьянстве
на многочисленных страмослябских праздниках, которых, если верить моим новым
знакомцам, было чуть ли не больше, чем дней в году - тем более (чтобы
недовольными рожами праздник не портили), так что жизнь страмослябских рабов
представляла собой праздное размеренное существование. Собственно говоря, их
и держали-то только для того, чтобы хозяин мог похвастать перед соседями
своей зажиточностью - дескать, вон сколько ртов кормлю! - и еще для того,
чтобы они принимали участие в организованном обжорстве во время "Снусова
тыженя"17. Насколько я понял, "Снусовым
тыженем" называли некий загадочный обряд поминовения усопших предков, во
время которого хозяин дома и его домочадцы должны были сожрать как можно
больше продуктов, поскольку страмослябские суеверия гласили, что вся пища,
съеденная за эти дни в доме, неким мистическим образом отправится к покойным
прародителям его хозяина, и тем прийдется обходиться этим пайком до
следующего года. Понятное дело, что ради благополучия любимых покойников
страмослябы шли на любые жертвы, вплоть до заворота кишок. Поэтому
прожорливые чужестранцы были на вес золота, а скромных ребят с умеренным
аппетитом после нескольких лет вышеописанной "сладкой жизни" обычно
отпускали на волю и даже помогали выбраться из Страмодубов - так называется
большое (и, насколько я понял, единственное) поселение страмослябов - на
большую дорогу: "чтобы места зря не занимали, никчемные"...
Господа пираты то и дело появлялись в поле нашего зрения, как живые
иллюстрации к рассказам моих спутников. Теперь, когда между мной и этими
чудесными людьми встала невидимая, но непроницаемая стена моего
"демонического" авторитета, который не позволял им приближаться ко мне на
расстояние вытянутой руки и вообще не допускал никакого панибратства, они
наконец-то показались мне смешными и нелепыми персонажами, словно специально
извлеченными из старинного лубочного анекдота. Даже на пике своего
ежевечернего бурного веселья они не попытались наладить со мной душевный
контакт, и вообще вели себя так, словно ни меня, ни их пленников нет на
судне - я почти полюбил их за это! Правда, моя любовь подверглась серьезному
испытанию, когда эти милые люди занялись хоровым пением.
- Куляймо, хрюги,18
куляймо брады,
ибьтую мэмэ!
