позориться, и не пугать ни в чем не повинных женщин и детей, заодно...
Впрочем, возможно я - дурак, поскольку борцы сумо, на которых здорово
смахивали уллы - если не принимать во внимание изобильную растительность -
считаются очень красивыми мужчинами у себя на родине, в Японии.
Впрочем, уллы были вполне довольны собой: их добродушные широкие лица
светились наивной гордостью. Я заметил, что они старательно выпячивают свои
и без того огромные животы - наверное, в соответствии с их эстетическими
канонами брюхо должно было быть как можно больше. У каждого на поясе висела
такая же кожаная сумка, как у рыжего Хатхаса - точнехонько посередине, как
некий кошмарный гульфик. Хатхас не стал нас знакомить, просто небрежно
сообщил одному из великанов: "вот, друзей встретил, пойдем пиво пить", -
очевидно, этого было совершенно достаточно.
- Это уллы, Ронхул, - Хэхэльф покосился на меня с ироничным
сочувствием, - Именно так они и выглядят, и ничего с этим не поделаешь. Есть
только один выход: привыкнуть. Вот Хатхас прожил с уллами несколько лет, и с
тех пор все время к ним возвращается.
- А как тебя угораздило, дружище? - спросил я рыжего. - Могу спорить на
что угодно, что сам ты не улл.
- Заметно, да? - усмехнулся он. - Это отдельная история, потом
расскажу. А сейчас будем пить пиво. Там, за углом - "Пустой бочонок". Хвала
старому Аэлсу: он всегда пускает нас в свой трактир!
И мы отправились в "Пустой бочонок", в сопровождении доброй дюжины
великанов уллов. Я с уважением посмотрел на хозяина трактира, высокого
коренастого старика с всклокоченной седой шевелюрой: на его месте я бы вряд
ли решился принять у себя таких посетителей! Хотя, что я, собственно говоря,
знал об уллах? Вполне могло оказаться, что мохнатые обладатели кокетливых
шортиков - самые воспитанные джентльмены под этим щедрым на сюрпризы небом!
Очень быстро я убедился, что слово "джентльмены" - не совсем то, что
нужно. Уллы вели себя, как расшалившиеся ньюфаундленды. Их добродушная возня
была весьма разрушительной для хрупкого материального мира: эти дяди
быстренько сломали одну деревянную лавку, тут же разобрали обломки и начали
шутливо тыкать ими друг друга в бока. Я устало подумал, что если кто-то из
них сунется ко мне со своими "нежностями" - убью. Не знаю, как, но убью
обязательно...
- Ты чего, Ронхул? - удивился Хэхэльф. - Ты мрачнее тучи! Это ни к
чему: уллы - не бунаба, можешь улыбаться сколько влезет!
- Спасибо, мне пока не хочется, - вежливо ответил я.
- Не злись, Маггот! - веселым шепотом сказал мне Хатхас. - Мои друзья
многим действуют на нервы, но только поначалу. Когда ты привыкнешь к их
облику, ты поймешь, что они отличные ребята!
- Да, наверное все дело в облике, - неохотно согласился я.
- Представляешь, какими жалкими, маленькими, голыми червячками мы им
кажемся? - лукаво спросил он. - Еще неизвестно, кому противнее! Думаешь,
почему я нацепил на себя столько тряпок? Потому что мне так нравится? Просто
мои приятели уллы все время уговаривают меня укутаться: видеть не могут мои
тощие и, по их меркам, безволосые руки!
- А я думал, ты просто предпочитаешь носить на себе все свое добро
сразу, - усмехнулся Хэхэльф. - Ты всегда был прижимистым парнем, Хатхас!
Наконец на столе появились кружки с пивом - такие огромные, словно мы
собирались не пить, а топиться. Впрочем, само пиво оказалось выше всяких
похвал: светлое, но густое и крепкое, с жирной, как сметана, пеной. После
нескольких глотков я окончательно утратил былую ясность, зато обрел
ненадежное, но приятное душевное равновесие слегка подвыпившего человека.
Хэхэльф и его рыжий приятель развлекали меня историями о своих детских
подвигах, попутно Хэхэльф успевал таинственным шепотом вербовать Хатхаса в
свою команду: в ход шли обещания хорошего заработка и таинственные намеки на
"особые обстоятельства", в связи с которыми ему позарез требуется соучастие
такого великого героя. Рыжий постепенно заглатывал его многоэтажную наживку.
Уллы не мешали нам беседовать, они даже не прислушивались к разговору.
Думаю, им было не до нас: ребята осушали кружки одним глотком, доставали
какую-то непонятную закуску из своих сумок, кидали ее в пасти и требовали
добавки, зычно обменивались неразборчивыми короткими фразами и раскатисто
хохотали.
- И все-таки, как тебя угораздило связаться с этими красавчиками? -
спросил я Хатхаса.
- Ох! - он помотал своей рыжей головой, так что драгоценный шлем съехал
на левое ухо. - Все началось с того, что они взяли меня в плен.
- Хорошее начало, - одобрительно кивнул я.
- Мне было всего пятнадцать лет, когда на меня пал жребий, -
доверительно сообщил Хатхас. - Да ты, наверное, не знаешь, что это такое. Ты
ведь не с Халндойна, Ронхул Маггот? Сам вижу, что не с Халндойна... Так вот:
всем хороша жизнь на Халндойне, одно только плохо: каждый год случаются
улльские набеги. Конечно, в таком большом городе, как Сбо, можно спать
спокойно: если мои приятели уллы туда сдуру сунутся, портовая стража
прогонит их в два счета. А вот если ты живешь в каком-нибудь маленьком
городке на побережьи, или, того хуже, на приморском хуторе - дело плохо, жди
гостей. С этими ребятами, - он показал на развеселившихся уллов, - вполне
можно иметь дело, пока они не впали в боевую ярость. Но если уж уллу взбрело
в голову подраться - пиши пропало! Убить улла еще можно, а вот успокоить не
получится.
- Что меня удивляет - каким образом все эти поселки и хутора на
побережьи до сих пор существуют? - удивился я.
- Ты сначала дослушай! Наши хитрые халндойнцы быстро изучили своих
воинственных соседей. Они поняли, что уллам абсолютно все равно, какую
добычу брать: ценные вещи, или старое барахло. Уллы разбойничают не из
жадности, а по зову сердца. Просто раз в год им надо погеройствовать как
следует: душа просит. Деньги-то они зарабатывают, продавая курмду по всей
Хомайге и здесь, в Земле Нао. Им с головой хватает, и еще остается...
- А что такое курмда? - с любопытством спросил я.
- Ничего себе! Ты еще не попробовал! - возмутился Хатхас. Он развязал
тесемки на своей кожаной сумке и протянул мне своего рода "сухарик" -
маленький брикет, спрессованный из какой-то светлой сероватой массы.
- И что с этим надо делать?
- Как - что, мать твою!? Грызть! - безапелляционно заявил он.
Я вопросительно посмотрел на Хэхэльфа.
- Попробуй, Ронхул, - кивнул тот. - Хорошая штука. Сухое улльское пиво.
- Сухое пиво?! - изумился я.
- Ты сначала попробуй, а потом уже удивляйся, - посоветовал Хатхас.
Я отломил кусок "сухарика" и положил в рот, прислушиваясь к ощущениям.
Через несколько секунд произошло нечто невообразимое: мой рот переполнился
пивной пеной, такой же густой и вкусной, как у нормального жидкого пива,
которое я только что пил. Плохо было одно: пены оказалось слишком много. Я
почувствовал, что могу захлебнуться, если немедленно не избавлюсь от
излишков, позорно открыл рот и попытался выплюнуть остаток пенящегося
"сухарика". Друзья халндойнцы ржали, как взбесившиеся мустанги. Даже уллы
начали заинтересованно коситься на меня, добродушно скалясь до ушей. Я
понял, что опозорился, но мне и самому было смешно - дальше некуда!
- Ты пожадничал, - сквозь смех сообщил мне Хэхэльф. - Курмду едят очень
маленькими кусочками, а ты такой ломоть в рот потянул! Это все равно, как
если бы ты попытался разом заглотить полную кружку пива!
- Скорее уж бочонок! - простонал Хатхас. - Ох, Хэхэльф, ты же не видел,
сколько он откусил!
- Предупреждать надо! - добродушно проворчал я.
- Извини, Ронхул! - виновато сказал ослабший от смеха Хэхэльф. -
Честное слово, я не хотел над тобой подшучивать, но нам так редко доводится
встретить человека, который пробует курмду впервые в жизни!
- Ладно уж, - я сделал глоток нормального мокрого пива, чтобы
окончательно избавиться от остатков пены во рту.
- Попробуй еще раз, - предложил Хэхэльф. - Только теперь возьми очень
маленький кусочек. Лучше всего раскроши его на ладони и бери совсем по
чуть-чуть.
Я отважился повторить эксперимент. На сей раз пены было в меру, и я
наконец получил возможность оценить замечательные вкусовые качества курмды.
- Ладно, - сказал я Хатхасу. - Что такое курмда, я теперь запомню на
всю жизнь. А что там у вас на Халндойне делают с уллами, которые
разбойничают не для обогащения, а "по зову сердца"? Ты так и не рассказал.
- А, моя долбаная история, - хмыкнул он, закидывая в рот кусочек
курмды. - Ладно, слушай дальше. Поскольку уллам все равно, какую добычу
брать, халндойнские хуторяне завели такую полезную традицию: когда приходит
время ежегодного улльского набега, они строят на побережье, у самой воды,
хижину, какую-нибудь дрянную развалюху, лишь бы ветром не унесло, складывают
туда кучу старого хлама - и все, готово! Уллы не пойдут вглубь острова, если
найдут добычу у самой воды. Но остается еще одна проблема. Уллы выходят в
море не столько для того, чтобы забрать чужое добро, сколько для того, чтобы
отбить его у хозяина в хорошей драке. Так что пустой дом они, скорее всего,
не тронут, а пойдут искать такой дом, у которого есть хозяин.
- Душевные ребята! - хмыкнул я. - И как вы выкручиваетесь?
- Не мы, - сухо поправил меня Хатхас. - Они выкручиваются. В таких
случаях принято бросать жребий. В жеребьевке принимают участие все мужчины,
начиная с пятнадцати лет. Впрочем, в некоторых местах женщины тоже - все,
кроме тех, у кого совсем уж маленькие дети. В том же Койдо, например, все
равны перед законом о защите поселения... Тот, на кого выпадет жребий,
должен остаться в хижине и стеречь барахло. Когда прийдут уллы, он должен
драться с ними не на жизнь, а на смерть, словно защищает не кучу ненужного
хлама, а свое достояние. Дело заканчивается тем, что уллы его убивают, или
оглушают - это уж как повезет! - забирают добро и счастливые уезжают
восвояси. Теперь они получили все, чего хотели: и драку, и добычу. Все честь
по чести...
- Понятно, - мрачно кивнул я. - Да, наверное, это разумно...
- Скажем так: практично, - невозмутимо кивнул Хэхэльф. - Если у хижины
с барахлом не будет защитника, уллы скорее всего пойдут дальше, и тогда дело
не ограничится всего одним убитым.
- Я оказался редкостным "счастливчиком", - продолжил Хатхас. - Моя
семья переехала в Койдо, когда мне стукнуло четырнадцать лет. Так что на
следующий год мне пришлось принять участие в жеребьевке. И жребий пал на
меня, как я уже сказал тебе с самого начала...Если бы это случилось сейчас,
я бы, пожалуй, не стал веселиться. Но тогда я был мальчишкой. Глупо звучит,
но я был совершенно счастлив: судьба дала мне шанс стать героем, и мой отец
мог пойти в задницу, вместе со своими великими поучениями о том, как следует
прожить жизнь. Будешь смеяться, но первое, что я сделал после того, как на
меня пал жребий - это послал его подальше! И мой грозный отец ничего не
сказал мне в ответ. Он промолчал, поскольку я больше не был его сыном. Я был
живым мертвецом, а на мертвецов никто не смеет командовать, поэтому мне
разрешалось все. Три дня, пока горожане строили хижину на побережье и
свозили в нее мусор из своих кладовых, я был самым счастливыми человеком в
мире. Не могу сказать, будто я вытворял нечто из ряда вон выходящее - тогда
мне просто не хватало воображения! - зато я знал, что могу сделать все, что
мне взбредет в голову, и никто слова поперек не скажет. Таким счастливым я
уже никогда не буду, сколько бы курмды не съел за обедом! А потом меня
