- Слишком заняты, потому что слишком глупы, - кивнула она в ответ. -
Настоящие друзья - в лучшем случае - большая редкость. А ведь когда-то
были таковыми, не правда ли?
- Правда, - сказал он, стараясь как и Джоселин, не сворачивать с
безопасной на первый взгляд дороги. - Помнишь нашу пирушку в Европе?
- Как я могу забыть? - Она бросила на него ответный взгляд и снова
села, но на этот раз прямо, так что ее колени касались его.
Эта смешная маленькая таверна в Амстердаме, где ты стукался головой о
потолок всякий раз, когда вставал, и в конце концов тебе пришлось взять у
полисмена напрокат его шляпу. И вы с Эдгаром все время орали что-нибудь из
Эдды, и... Но как вы оба были прекрасны, когда мы в предместье Парижа,
раздетые донага, наблюдали восход солнца.
- Вы, женщины, были намного прекраснее, поверь мне, - сказал он,
чувствуя себя несколько неловко. Последовало молчание. - Мне очень жаль,
что у вас с Эдгаром все так получилось, - наконец отважился нарушить
тишину Хейм.
- Мы совершили ошибку, отправившись за пределы системы, - кивнула
Джоселин. - К тому времени, когда мы поняли, как губительно действует нам
на нервы окружающая обстановка, было уже слишком поздно. Сейчас он нашел
себе очень хорошую жену.
- Ну что ж, это кое-что.
- А как насчет тебя, Гуннар? Это был такой ужас... Я о бедной Конни.
Но ведь прошло уже пять лет, и неужели ты...
- Да, пять лет, ничего, - бесстрастно сказал он. - Не знаю, почему.
Она чуть-чуть отодвинулась и спросила очень мягко.
- Я не смею льстить себя надеждой, но не я ли была тому виной?
Он покачал головой. Лицо его зарделось.
- Нет. С этим давно покончено. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
- Конечно. Ведь вечер нашего воссоединения должен пройти весело.
Салют!
Снова зазвенели бокалы.
Она начала говорить о прошлом, он поддакивал и дополнял -
банальность, присущая всякой дружбе: а ты помнишь, как бы там ни было, мы
тоже, однажды, ты сказал, мы подумали, а помнишь, и потом там еще был, мы
надеялись, а помнишь? И время, и слова, и пустые бокалы... И наконец
как-то само собой вышло так, что она начала играть для него на флейте "О
клер де ля Лун", "Гаудеамус игитур", "Сентябрь", "Геннандоа". Звуки
мелодии, яркие и холодные, смешались в хороводе, кружили голову и наконец
Хейм перебрался в кресло и, откинувшись на его спинку, стал смотреть на
блики света, отражавшегося в волосах Джоселин и исчезавшего затем в
глубоких тенях внизу. Но когда она запела "Девушку из Скрайдострупа"...
Может быть, ее я должен был
любить тогда,
цветущей весной каменного века...
Флейта упала ей на колени, и Хейм увидел, что ее глаза закрылись, а
губы задрожали.
- Нет, - сказала она. - Просто. Я не думала. Это ты научил меня,
Гуннар.
Он сел прямо и положил ставшую вдруг странно нежной руку на ее плечо.
- Забудь об этом, - сказал он. - Не надо было мне раскрывать свою
пасть. Лучше было помалкивать. Но особого вреда ведь не было. Это было
более, чем... не более чем одно из обычных увлечений. Конни не держала на
тебя зла. Она очень умело и осторожно освободила меня от этого наваждения.
- Мне повезло меньше, - прошептала Джоселин.
Ошарашенный, он мог лишь произнести, запинаясь:
- Джос, ведь ты сама не хотела продолжать!
- Я не смела. Но именно это было главной причиной, которая заставила
меня уговорить Эдгара, покинуть Землю. Я надеялась, Гуннар, когда я
вернусь, почему мы оба были такими идиотами?
Потом она вдруг рассмеялась низким грудным смехом, подошла к нему и
сказала:
- Но ведь еще не поздно, не так ли? Даже сейчас?
Глава 3.
Период обращения Строна составлял восемнадцать часов. По прошествии
семи таких дней Утхг-а-К-Тхакв закончил работу над компьютерами военного
корабля и на грузовом судне прилетел в космопорт Орлинг.
Когда его огромная китообразная голова ввалилась в штурманскую рубку
яхты, Андре Вадаж, ожидающий прилета бортинженера, невольно попятился
назад.
- Фу! - подумал певец. - Старательности и способностей у него не
отнимешь, но каждый раз приходится заново приспосабливаться к этой
болотной вони... Интересно, а как он относится к моему запаху?
- Привет, Б. И. - поздоровался он с Утхг-а-К-Тхаквом, - надеюсь, вы
еще не устали до смерти. Мы уже провели здесь слишком много времени.
- Да уж, - отвечал ему грохочущий, булькающий голос. - Мне все это
надоело не меньше вашего. Остальное смогут закончить без меня, и надеюсь,
закончат одновременно с установкой этой спецкатапульты для ракет. Конечно,
это при условии, что система работы Стронов и в самом деле настолько
хороша, настолько они ее расписывают.
- Именно вам и решать, так это или нет. - Кивнул Вадаж.
Еще одной чертой, раздражавшей его в наквсах, была их привычка
торжественно констатировать очевидные вещи. В этом плане они почти не
уступали людям.
- Ну-с, я позаботился о вашем питании здесь. Собирайтесь и ждите нас
на платформе лифта снаружи через полчаса.
- Нас-с-в? Кто же отправиться в это гнездо?
- Вы и шкипер, разумеется, чтобы принимать решения, и Грегориос
Куманодис - чтобы переводить. Я... в общем, официально это касается и
стюарда тоже, поскольку дополнительное вооружение повлияет на массу и
объем груза. Но практически сектор в данный момент расслаблен, ему все
надоело и он страшно нуждается в увеселительной прогулке. И потом, там
будут еще двое с "Поиска" - Виктор Брэгдон и Джоселин Лори.
- А они с какой стати?
- Насколько вам известно, они здесь проводят ксенологические
исследования. А сопровождая нас в деловом везите к местной важной персоне,
они получат уникальную возможность понаблюдать здешние законы и обычаи в
действии. Так что Брэгдон даже предложил одолжить нам один из своих
флайеров, с условием, что мы возьмем их с собой. Фактически он не прочь
был захватить еще несколько своих людей; но "генздовники" ограничивают
число посетителей за один раз Мнительные твари. Как бы там ни было, но
имея флайер, мы можем использовать яхту для срочной работы и таким образом
быстро завершим свое предприятие.
- Я чую. Нет, по-английски говорят, понимаю. - безразличным тоном
отозвался Утхг-а-К-Тхакв. Он повернулся и зашлепал на своих перепончатых
ногах по направлению к собственной каюте.
Вадаж задумчиво смотрел ему вслед, пока тот не исчез из вида.
- Интересно, доходят ли до него наши людские междоусобные ссоры и
трения, - размышлял венгр. - Вероятно, нет. Он их, видимо просто не
воспринимает, что отношение между Джоселин и Гуннаром - это сущая чепуха,
если, конечно, он вообще их заметит.
И возможно, он будет прав. По крайней мере, пока это выражается лишь
в частных отлучках Гуннара с нашей посудины. И на данном этапе они еще не
приносят особого вреда. Среди парней в экипаже ходят уже слухи, но судя по
интонации разговоров, это просто хорошая зависть. Что же касается меня
самого, то я меньше всего склонен завидовать другу, если ему удалось
ухватить кусочек счастья. Тогда почему же, черт возьми, это не дает мне
покоя?
Он отгонял от себя тревогу и нажал кнопку на радиофонной приставке.
Из салона "Поиск" на него глянуло лицо человека среднего возраста, по виду
напоминавшего ученого.
- Добрый вечер, доктор Тауни, - бодрым голосом произнес Вадаж. - Не
будете ли вы столь добры напомнить капитану Хейму, что до нашего отлета
осталось полчаса.
- Пускай сам себе напомнит, - огрызнулся глоссаналитик.
- Неужели ваша неприязнь к цели нашего пребывания здесь столь велика,
что вы не хотите сказать человеку двух слов по интеркому? - Вадаж злобно
посмотрел на него. - Тогда будьте добры, напомните об этом мадам Лори.
Тауни покраснел и включил связь. Должно быть, он действительно
страдает архаичными предрассудками. Вадаж усмехнулся и, насвистывая, пошел
заканчивать собственные приготовления в дорогу.
- Мальбрук в поход собрался...
А на борту "Поиска" Хейм тем временем посмотрел на висевшие на
шпангоуте часы, потянулся и сказал:
- Пожалуй, пора.
Джоселин положила одну руку на его шевелюру, а другой взяла за
подбородок и, повернула к себе его некрасивое лицо с тяжелым подбородком к
себе, спросила:
- А надо ли?
Тревога в ее глазах отозвалась в нем болью. Он попытался рассмеяться.
- Как, отменить путешествие и лишить Вика уникальных материалов? Он
бы нам этого никогда не простил.
- Он был бы почти так же счастлив, как и я. Потому что гораздо важней
всего этого то, что ты... что ты вышел наконец из своего лунатического
состояния, Гуннар.
- Дорогая моя, - ответил он. - Единственное, что портило иногда эти
прекрасные часы, проведенные вместе, были твои периодические попытки
незаметно заставить меня отказаться от задуманного мною предприятия. Но
это сделать ты не сможешь. Как говорили в старину китайцы: "Почему бы тебе
не расслабиться и не начать вкушать наслаждение? " Он прикоснулся губами к
ее губам.
Она ответила, но встала с постели и прошла в противоположный угол
каюты.
- Если бы я снова стала молодой, - с горечью сказала она, - возможно,
мне бы это удалось.
- А? Нет. А теперь послушай...
- Я слушаю.
Она остановилась около туалетного столика и медленно провела руками
по щекам, по груди и бокам.
- О, для сорока трех лет я сохранилась неплохо. Но никуда не денешься
от этих "гусиных лапок" в уголках глаз и от появившегося второго
подбородка, да и вообще, без одежды я проигрываю. В течение последних дней
ты... ты вел себя хорошо, Гуннар... ты был добр. Но я заметила, что ты
старался ничем не связать себя.
Хейм поднялся, в два шага преодолел разделявшее их расстояние и
остановился возле Джоселин, возвышаясь подобно огромной башне. Что делать
дальше - он не знал.
- А как я мог это сделать? - наконец решился спросить он. - Я
представления не имею, что может случиться с нами во время полета. И не
имею права что-либо обещать или...
- Ты мог бы пообещать чисто условно, - сказал Джоселин. Мгновение ее
отчаяние прошло или она сумела подавить его. Ее лицо приняло загадочное
отношение, голос стал бесстрастным.
- Ты мог бы сделать так: "Если я вернусь домой живым, я сделаю то-то,
если ты согласна".
Он не знал, что ответить. Она вздохнула и отвернулась. Голова ее
поникла.
- Что ж, давай одеваться, - сказала она.
Двигаясь совершенно механически, Хейм натянул тонкий комбинезон,
служивший поддевкой под скафандр. В голове у него была такая пустота,
словно в ней был вакуум.
- О'кей, так чего же я хочу? - думал он. - Много ли из того, что я
чувствовал (и чувствую сейчас до сих пор? ) было подлинным, и что было
просто ностальгией по прошлому, вызванной одиночеством и выведшей меня из
равновесия? Не представляю.
Однако его смущение длилось недолго, поскольку менее всего Хейму
нужен был самоанализ. Он отогнал от себя все вопросы, чтобы затем изучить
их на досуге, а вместе с ними и все обусловленные ими эмоции. На переднем
плане его создания осталось чувство нежности к Джоселин, смешанное с
сожалением, что он причинил ей боль, и смутное желание что-то предпринять
в связи с этим; но над всем этим преобладало желание удалиться побыстрее.
Он и так уже чересчур долго прохлаждается на этом острове. Необходимость
лететь на Требогир вполне оправдывала это его стремление.
- Давай, поехали, - сказал он, снова повеселев, и игриво шлепнул свою
пассию по круглому заду.
