но вот розовое сияние померкло, соскользнуло с ее лица, медленно,
неохотно, как ребенок, которого наступивший вечер заставляет расстаться с
весельем улицы и идти домой.
Вернувшийся лакей сказал что-то почти на ухо Тому. Том нахмурился,
отодвинул свой стул и, не произнеся ни слова, пошел в комнаты. У Дэзи
словно что-то быстрее завертелось внутри, она снова наклонилась ко мне и
сказала напевньм, льющимся голосом:
- Ах, Ник, если б ты знал, как мне приятно видеть тебя за этим столом.
Ты похож на... на розу. Ведь правда? - обратилась она к мисс Бейкер за
подтверждением. - Он настоящая роза.
Это был чистый вздор. Во мне нет ничего, даже отдаленно напоминающего
розу. Она сболтнула первое, что пришло в голову, но от нее веяло
лихорадочным теплом, как будто душа ее рвалась наружу под прикрытием этих
неожиданных, огорошивающих слов. И вдруг она бросила салфетку на стол,
попросила извинить ее и тоже ушла в комнаты.
Мы с мисс Бейкер обменялись короткими, ничего не выражающими
взглядами. Я было хотел заговорить, но она вся подобралась на стуле и
предостерегающе цыкнула в мою сторону. Из-за двери глухо доносился чей-то
взволнованный голос, и мисс Бейкер, вытянув шею, совершенно беззастенчиво
вслушивалась. Голос задрожал где-то на грани внятности, упал почти до
шепота, запальчиво вскинулся и совсем затих.
- Этот мистер Гэтсби, о котором вы упоминали, он мой сосед... - начал
я.
- Молчите. Я хочу слышать, что там происходит.
- А там что-то происходит? - простодушно спросил я.
- Вы что же, ничего не знаете? - искренне удивилась мисс Бейкер. - Я
была уверена, что все знают.
- Я не знаю.
- Ну, в общем ... - Она замялась. - У Тома есть какая-то особа в
Нью-Йорке.
- Какая-то особа? - растерянно повторил я.
Мисс Бейкер кивнула.
- Могла бы, между прочим, иметь каплю совести и не звонить ему домой в
обеденное время. Верно?
Пока я силился уразуметь смысл услышанного, в дверях зашелестело
платье, скрипнули кожаные подошвы - и хозяева дома вернулись к столу.
- Неотложное дело! - нарочито весело воскликнула Дэзи.
Она уселась на свое место, метнула испытующий взгляд на мисс Бейкер,
потом на меня и продолжала как ни в чем не бывало:
- Я на минутку выглянула в сад, там сейчас все так романтично. В
кустах поет птица, по-моему, это соловей - он, наверно, прибыл с последним
трансатлантическим рейсом. И так поет, так поет... - Она и сама почти
пела, не говорила. - Ну разве не романтично, Том, скажи?
- Да, сплошная романтика, - сказал он и, словно ища спасенья,
повернулся ко мне: - После обеда, если еще не совсем стемнеет, поведу тебя
посмотреть лошадей.
Опять затрещал телефонный звонок; Дэзи, глядя на Тома, решительно
покачала головой, и разговор о лошадях, да и весь вообще разговор повис в
воздухе. Среди осколков последних пяти минут, проведенных за столом, мне
запомнились огоньки свечей - их почему-то опять зажгли - и мучившее меня
желание в упор смотреть на всех остальных, но так, чтобы ни с кем не
встретиться взглядом. Не знаю, о чем думали в это время Дэзи и Том, но
даже мисс Бейкер с ее очевидной скептической закалкой едва ли удавалось не
замечать трескучей стальной навязчивости этого пятого среди нас.
Кому-нибудь другому вся ситуация могла показаться заманчиво пикантной, -
но у меня было такое чувство, что необходимо срочно вызвать полицию.
Понятно само собой, что о лошадях больше и речи не было. Том и мисс
Бейкер вернулись в библиотеку, словно бы для сумеречного бдения над
невидимым, но вполне материальным покойником, а я, притворяясь светски
оживленным и слегка тугим на ухо, шел вместе с Дэзи цепью сообщающихся
балконов вокруг дома, пока эта прогулка не привела нас к центральной
веранде, где было уже совсем темно. Там мы и уселись рядом на плетеном
диванчике.
Дэзи прижала обе ладони к лицу, словно проверяя на ощупь его точеный
овал, а глазами все пристальней, все напряженней впивалась в бархатистый
полумрак. Я видел ее волнение, с которым она не в силах была совладать, и
попытался отвлечь ее расспросами о дочке.
- Мы с тобой хоть и родственники, а мало знаем друг друга, Ник, -
неожиданно сказала она. - Ты даже на свадьбе у меня не был.
- Я тогда еще не вернулся с войны.
- Да, верно. - Она помолчала. - Знаешь, Ник, мне очень много пришлось
пережить, и я теперь как-то ни во что не верю.
Судя по всему, у нее для этого были основания. Я немного подождал, но
продолжения не последовало, и тогда я довольно беспомощно ухватился опять
за спасительную тему о дочке.
- Она, должно быть, уже разговаривает, и... и ест, и все такое.
- Ну, конечно. - Она рассеянно взглянула на меня. - А хочешь знать,
что я сказала, когда она родилась, Ник? Интересно тебе?
- Очень интересно.
- Это тебе поможет понять... многое. Еще и часу не прошло, как она
появилась на свет, - а где был Том, бог его знает. Я очнулась после
наркоза, чувствуя себя всеми брошенной и забытой, и сразу же спросила
акушерку: "Мальчик или девочка?" И когда услышала, что девочка,
отвернулась и заплакала. А потом говорю: "Ну и пусть. Очень рада, что
девочка. Дай только бог, чтобы она выросла дурой, потому что в нашей жизни
для женщины самое лучшее быть хорошенькой дурочкой".
- Я, видишь ли, думаю, что все равно на свете ничего хорошего нет, -
продолжала она убежденно. - И все так думают - даже самые умные, самые
передовые люди. А я не только думаю, я {знаю}. Ведь я везде побывала, все
видела, все попробовала. - Она вызывающе сверкнула глазами, совсем как
Том, и рассмеялась звенящим, презрительным смехом. - Многоопытная и
разочарованная, вот я какая.
Но как только отзвучал ее голос, принуждавший меня слушать и верить, я
сейчас же почувствовал неправду в ее словах. Мне стало не по себе, как
будто весь этот вечер был рассчитан на то, чтобы через обман и хитрость
заставить меня волноваться чужим волнением. Прошла минута, и в самом деле
- на прелестном лице Дэзи появилась самодовольная улыбка, словно ей
удалось доказать свое право на принадлежность к привилегированному тайному
обществу, к которому принадлежал и Том.
Алая комната цвела под зажженной лампой. Том сидел на одном конце
длинной тахты, а мисс Бейкер, сидя на другом, читала ему вслух "Сатердей
ивнинг пост" - в ее чтении все слова сливались в ровную убаюкивающую
мелодию. Свет играл яркими бликами на ботинках Тома, тусклым золотом
переливался в волосах мисс Бейкер, напоминавших цветом осеннюю листву,
скользил по страницам, перевертываемым упругим движением сильных,
мускулистых пальцев.
Увидя нас, мисс Бейкер предостерегающе подняла руку.
- "Продолжение в следующем номере", - дочитала она и отбросила журнал.
Потом, дернув коленкой, самоуверенно выпрямилась и встала с тахты. -
Десять часов, - объявила она, поглядев, чтобы узнать это, на потолок. -
Девочке-паиньке пора в постельку.
- У Джордан завтра состязания в Уэстчестере, - пояснила Дэзи. - Ей
нужно ехать туда с самого утра.
- Ах, так вы - Джордан Бейкер!
Теперь я понял, почему мне знакомо ее лицо, - эта капризная гримаска
достаточно часто мелькала на фотографиях, иллюстрирующих спортивную
хронику Ашвилла, Хот-Спрингса и Палм-Бич. Я даже слышал о ней какую-то
сплетню, довольно злую и неприглядную сплетню, но подробности давно
вылетели у меня из головы.
- Спокойной ночи, - проворковала она. - И пожалуйста, разбудите меня в
восемь часов.
- Ведь все равно не встанешь.
- Встану. Спокойной ночи, мистер Каррауэй. Мы еще увидимся.
- Конечно, увидитесь, - подтвердила Дэзи. - Я даже думаю, не сосватать
ли вас. Приезжай почаще, Ник, я буду - как это говорится? - содействовать
вашему сближению. Ну, знаешь, - то нечаянно запру вас вдвоем в чулане, то
отправлю на лодке в открытое море, то еще что-нибудь.
- Спокойной ночи! - крикнула уже с лестницы мисс Бейкер. - Я ничего не
слыхала.
- Джордан славная девушка, - сказал Том немного погодя. - Напрасно
только ей разрешают вести такую бродячую жизнь.
- А кто это может разрешить ей или не разрешить? - холодно спросила
Дэзи.
- Ну как кто, - ее родные.
- Ее родные - это тетка, которой сто лет. Но теперь Ник приглядит за
ней, правда, Ник? Она будет приезжать к нам каждую субботу. Я считаю, что
атмосфера семейного дома должна оказать на нее благотворное влияние.
Дэзи и Том молча посмотрели друг на друга.
- Она из Нью-Йорка? - поспешно спросил я.
- Из Луисвилла. Подруга моей юности. Моей счастливой, безмятежной
юности.
- Ты что, вела с Ником на веранде задушевные разговоры? - спросил
вдруг Том.
- Задушевные разговоры? - Она оглянулась на меня. - Не помню, но,
кажется, мы беседовали о нордической расе. Да, да, именно об этом.
Разговор возник как-то сам собой, мы даже не заметили.
- Ты смотри, Ник, не верь всякой чепухе, - предостерег меня Том.
Я беспечно сказал, что никакой чепухи я не слышал, и немного погодя
стал прощаться. Они вышли меня проводить и, стоя рядышком в веселом
прямоугольнике света, смотрели, как я усаживаюсь в машину. Я уже включил
мотор, как вдруг Дэзи повелительно закричала: "Стой!"
- Я забыла спросить одну важную вещь. Мы слышали, что у тебя Там,
дома, есть невеста.
- Да, да, - с готовностью подхватил Том. - Мы слышали, что у тебя есть
невеста.
- Клевета. Я слишком беден, чтобы жениться.
- А мы слышали, - настаивала Дэзи; к моему удивлению, она опять словно
вся расцвела. - Мы слышали от трех разных людей, значит, это правда.
Я отлично знал, о чем идет речь, но дело в том, что у меня в самом
деле не было никакой невесты. Дурацкие слухи о моей помолвке и были одной
из причин, почему я решил уехать на Восток. Нельзя раззнакомиться со
старой приятельницей из-за чьих-то досужих языков, но, с другой стороны,
мне вовсе не хотелось, чтобы эти досужие языки довели меня до брачного
обряда.
Я был тронут радушным приемом Дэзи и Тома, даже их богатство теперь
как будто меньше отдаляло их от меня, - но все же по дороге домой я не мог
отделаться от какого-то неприятного осадка. Мне казалось, что Дэзи
остается одно: схватить ребенка на руки и без оглядки бежать из этого
дома, - но у нее, видно, и в мыслях ничего подобного не было. Что же
касается Тома, то меня не так поразило известие о "какой-то особе в
Нью-Йорке", как то, что его душевное равновесие могло быть нарушено
книгой. Что-то побуждало его вгрызаться в корку черствых идей, как будто
несокрушимое плотское самодовольство больше не насыщало эту властную душу.
Уже совсем по-летнему разогрелись за день крыши придорожных закусочных
и асфальт перед гаражами, где в лужицах света торчали новенькие красные
бензоколонки. Вернувшись к себе в Уэст-Эгг, я поставил машину под навес и
присел на заржавленную газонокосилку, валявшуюся за домом. Ветер утих,
ночь сияла, полная звуков, - хлопали птичьи крылья в листве деревьев,
органно гудели лягушки от избытка жизни, раздуваемой мощными мехами земли.
Мимо черным силуэтом в голубизне прокралась кошка, я повернул голову ей
вслед и вдруг увидел, что я не один - шагах в пятидесяти, отделившись от
густой тени соседского дома, стоял человек и, заложив руки в карманы,
смотрел на серебряные перчинки звезд. Непринужденное спокойствие его позы,
уверенность, с которой его ноги приминали траву на газоне, подсказали мне,
что это сам мистер Гэтсби вышел прикинуть, какая часть нашего
уэст-эггского неба по праву причитается ему.
Я решил окликнуть его. Сказать, что слышал о нем сегодня за обедом от
мисс Бейкер, это послужит мне рекомендацией. Но я так его и не окликнул,
потому что он вдруг ясно показал, насколько неуместно было бы нарушить его
одиночество: он как-то странно протянул руку к темной воде, и, несмотря на
расстояние между нами, мне показалось, что он весь дрожит. Невольно я
посмотрел по направлению его взгляда, но ничего не увидел; только где-то
далеко светился зеленый огонек, должно быть, сигнальный фонарь на краю
причала. Я оглянулся, но Гэтсби уже исчез, и я снова был один в
неспокойной темноте.
ГЛАВА II
Почти на полпути между Уэст-Эггом и Нью-Йорком шоссе подбегает к
