эти слова вообще что-нибудь означают, то они означают именно это, - и
должен был исполнить предначертания Отца своего, служа вездесущей,
вульгарной и мишурной красоте. Вот он и выдумал себе Джея Гэтсби в полном
соответствии со вкусами и понятиями семнадцатилетнего мальчишки и остался
верен этой выдумке до самого конца.
Больше года он околачивался на побережье Верхнего озера, промышлял
ловлей кеты, добычей съедобных моллюсков, всем, чем можно было заработать
на койку и еду. Его смуглое тело получило естественную закалку в
полуизнурительном, полуизнеживающем труде тех дней. Он рано узнал женщин
и, избалованный ими, научился их презирать - юных и девственных за
неопытность, других за то, что они поднимали шум из-за многого, что для
него, в его беспредельном эгоцентризме, было в порядке вещей.
Но в душе его постоянно царило смятение. Самые дерзкие и нелепые
фантазии одолевали его, когда он ложился в постель. Под тиканье часов на
умывальнике, в лунном свете, пропитывавшем голубой влагой смятую одежду на
полу, развертывался перед ним ослепительно яркий мир. Каждую ночь его
воображение ткало все новые и новые узоры, пока сон не брал его в свои
опустошающие объятия, посреди какой-нибудь особо увлекательной мечты.
Некоторое время эти ночные грезы служили ему отдушиной; они исподволь
внушали веру в нереальность реального, убеждали в том, что мир прочно и
надежно покоится на крылышках феи.
За несколько месяцев до того инстинктивная забота об уготованном ему
блистательном будущем привела его в маленький лютеранский колледж святого
Олафа в Южной Миннесоте. Он пробыл там две недели, не переставая
возмущаться всеобщим неистовым равнодушием к барабанным зорям его судьбы и
негодовать на унизительную работу дворника, за которую пришлось взяться в
виде платы за учение. Потом он вернулся на Верхнее озеро и все еще искал
себе подходящего занятия, когда в мелководье близ берегов бросила якорь
яхта Дэна Коди.
Коди было в то время пятьдесят лет; он прошел школу Юкона, серебряных
приисков Невады и всех вообще металлических лихорадок, начиная с семьдесят
пятого года. Операции с монтанской нефтью, принесшие ему несколько
миллионов, не отразились на его физическом здоровье, однако привели его
чуть не на грань слабоумия, и немало женщин, учуяв это, пытались разлучить
его с его деньгами. Страницы газет 1902 года полны были пикантных
рассказов о тех хитросплетениях, которые помогли журналистке Элле Кэй
играть роль мадам де Ментенон при слабеющем духом миллионере и в конце
концов заставили его спастись бегством на морской яхте. И вот, после
пятилетних скитаний вдоль многих гостеприимных берегов, он появился в
заливе Литтл-Герл на Верхнем озере и стал судьбой Джеймса Гетца.
Когда юный Гетц, привстав на веслах, глядел снизу вверх на белый
корпус яхты, ему казалось, что в ней воплощено все прекрасное и все
удивительное, что только есть в мире. Вероятно, он улыбался, разговаривая
с Коди, - он уже знал по опыту, что людям нравится его улыбка. Как бы то
ни было, Коди задал ему несколько вопросов (ответом на один из них явилось
новоизобретенное имя) и обнаружил, что мальчик смышлен и до крайности
честолюбив. Спустя несколько дней он свез его в Дулут, где купил ему синюю
куртку, шесть пар белых полотняных брюк и фуражку яхтсмена. А когда
"Туоломей" вышел в плаванье к Вест-Индии и берберийским берегам, на борту
находился Джей Гэтсби.
Обязанности его были неопределенны и со временем менялись - стюард,
старший помощник, капитан, секретарь и даже тюремщик, потому что трезвому
Дэну Коди было хорошо известно, что способен натворить пьяный Дэн Коди, и,
стараясь обезопасить себя от всевозможных случайностей, он все больше и
больше полагался на Джея Гэтсби. Так продолжалось пять лет, в течение
которых судно три раза обошло вокруг континента, и так могло бы
продолжаться бесконечно, но однажды в Бостоне на яхту взошла Элла Кэй, и
неделю спустя Дэн Коди, нарушая долг гостеприимства, отдал богу душу.
Я помню его портрет, висевший у Гэтсби в спальне: седой человек с
обветренньм лицом, с пустым и суровым взглядом - один из тех необузданных
пионеров, которые в конце прошлого века вновь принесли на восточное
побережье Америки буйную удаль салунов и публичных домов западной границы.
Это ему Гэтсби косвенно обязан нелюбовью к спиртным напиткам. Случалось,
на какой-нибудь развеселой вечеринке женщины смачивали ему волосы
шампанским; но пил он редко и мало.
Коди оставил ему наследство - двадцать пять тысяч долларов. Из этих
денег он не получил ни цента. Ему так и осталось непонятным существо
юридических уловок, пущенных в ход против него, но все, что уцелело от
миллионов Коди, пошло Элле Кэй. А он остался при том, что дал ему
своеобразный опыт этих пяти лет; отвлеченная схема Джея Гэтсби облеклась в
плоть и кровь и стала человеком.
Все это я узнал много позже, но нарочно записываю здесь - в противовес
всем нелепым слухам о его прошлом, которые я приводил раньше и в которых
не было и тени правды. К тому же он мне рассказывал это в дни больших
потрясений, когда я дошел до того, что мог бы поверить о нем всему - или
ничему. Вот я и решил воспользоваться этой короткой паузой в своем
повествовании, - пока Гэтсби, так сказать, переводит дух, - чтобы рассеять
все заблуждения, которые тут могли возникнуть.
В моем непосредственном общении с ним тоже наступила в то время пауза.
Недели две я его не видел, не слышал даже его голоса по телефону - я почти
все вечера пропадал в Нью-Йорке, шатался с Джордан по городу и усиленно
старался втереться в милость к ее престарелой тетке. Но как-то в
воскресенье, уже под вечер, мне вздумалось пойти его проведать. Не прошло
и пяти минут после моего прихода, как явилось еще трое гостей; одним из
них был Том Бьюкенен. Я так и подскочил от удивления, хотя удивительным
было разве то, что это не произошло до сих пор.
Они катались верхом и заехали потому, что захотелось выпить, - Том,
некто по фамилии Слоун и красивая дама в коричневой амазонке, которая уже
бывала здесь прежде.
- Очень рад вас видеть, - говорил Гэтсби, выйдя им навстречу. - Очень,
очень рад, что вы заехали. Как будто их это интересовало!
- Садитесь, пожалуйста. Сигарету? Или, может быть, сигару? - Он
озабоченно расхаживал по комнате, нажимая кнопки звонков. - Сейчас
принесут чего-нибудь выпить.
Его сильно взволновало, что Том здесь, у него в доме. Впрочем, он все
равно не успокоился бы, если бы не угостил их, - должно быть, смутно
чувствовал, что только за тем они и явились. Мистер Слоун от всего
отказывался. Может быть, лимонаду? Нет, спасибо. Ну, бокал шампанского?
Нет, ровно ничего, спасибо... Извините...
- Хорошо покатались?
- Дороги здесь отличные.
- Но мне кажется, автомобили...
- М-да, пожалуй...
Не в силах утерпеть, Гэтсби повернулся к Тому, который ни слова не
сказал, когда их знакомили словно бы впервые.
- Мы как будто уже где-то встречались, мистер Бьюкенен?
- Да, да, конечно, - сказал Том с грубоватой вежливостью, хотя явно не
вспомнил. - Ну как же. Я отлично помню.
- Недели две тому назад.
- Совершенно верно. Вы тогда были вот с ним - с Ником.
- Я знаком с вашей женой, - продолжал Гэтсби, уже почти агрессивно.
- Неужели?
Том повернулся ко мне.
- Ты, кажется, живешь где-то близко, Ник?
- Рядом.
- Неужели?
Мистер Слоун сидел, надменно развалясь в кресле, и в разговоре участия
не принимал; дама тоже помалкивала, но после второй порции виски с содовой
вдруг мило заулыбалась.
- Мы все приедем на ваш следующий журфикс, мистер Гэтсби, - объявила
она. - Не возражаете?
- Ну что вы. Буду чрезвычайно рад.
- Вы очень любезны, - скучным голосом сказал мистер Слоун. - Мы...
Нам, пожалуй, пора.
- Отчего же так скоро? - запротестовал Гэтсби.
Он уже овладел собой, и ему хотелось подольше побыть в обществе Тома.
- Может быть... может быть, вы останетесь к ужину? Наверно, приедет
кто-нибудь из Нью-Йорка.
- А давайте лучше поедем ужинать на мою виллу, - оживилась дама. - Все
- и вы тоже.
Последнее относилось ко мне. Мистер Слоун поднялся с кресла.
- Едем, - сказал он, обращаясь только к ней одной.
- Нет, серьезно, - не унималась она. - Это будет очень мило. Места
всем хватит.
Гэтсби вопросительно посмотрел на меня. Ему хотелось поехать, и он не
замечал, что мистер Слоун уже решил этот вопрос, и решил не в его пользу.
- Я, к сожалению, вынужден отказаться, - сказал я.
- Но вы поедете, мистер Гэтсби, да? - настаивала дама.
Мистер Слоун сказал что-то, наклонясь к ее уху.
- Ничего не поздно, если мы сейчас же выедем, - возразила она вслух.
- У меня нет лошади, - сказал Гэтсби. - В армии мне приходилось ездить
верхом, а вот своей лошади я так и не завел. Но я могу поехать на машине
следом за вами. Я через минуту буду готов.
Мы четверо вышли на крыльцо, и Слоун с дамой сердито заспорили, отойдя
в сторону.
- Господи, он, кажется, всерьез собрался к ней ехать, - сказал мне
Том. - Не понимает, что ли, что он ей вовсе ни к чему.
- Но она его приглашала.
- У нее будут гости, все чужие для него люди. - Он нахмурил брови. -
Интересно, где этот тип мог познакомиться с Дэзи? Черт дери, может, у меня
старомодные взгляды, но мне не нравится, что женщины теперь ездят куда
попало, якшаются со всякими сомнительными личностями.
Я вдруг увидел, что мистер Слоун и дама сходят вниз и садятся на
лошадей.
- Едем, - сказал мистер Слоун Тому. - Мы и так уже слишком
задержались. - И добавил, обращаясь ко мне: - Вы ему, пожалуйста, скажите,
что мы не могли ждать.
Том тряхнул мою руку, его спутники ограничились довольно прохладным
поклоном и сразу пустили лошадей рысью. Августовская листва только что
скрыла их из виду, когда на крыльцо вышел Гэтсби в шляпе и с макинтошем на
руке.
Как видно, Тома все же беспокоило, что Дэзи ездит куда попало одна, -
в следующую субботу он появился у Гэтсби вместе с нею. Быть может, его
присутствие внесло в атмосферу вечера что-то гнетущее; мне, во всяком
случае, этот вечер запомнился именно таким, непохожим на все другие вечера
у Гэтсби. И люди были те же - или, по крайней мере, такие же, - и
шампанского столько же, и та же разноцветная, разноголосая суетня вокруг,
но что-то во всем этом чувствовалось неприятное, враждебное, чего я
никогда не замечал раньше. А может быть, просто я успел привыкнуть к
Уэст-Эггу, научился принимать его как некий самостоятельный мир со своим
мерилом вещей, со своими героями, мир совершенно полноценный, поскольку он
себя неполноценным не сознавал, - а теперь я вдруг взглянул на него
заново, глазами Дэзи. Всегда очень тягостно новыми глазами увидеть то, с
чем успел так или иначе сжиться.
Том и Дэзи приехали, когда уже смеркалось; мы все вместе бродили в
пестрой толпе гостей, и Дэзи время от времени издавала горлом какие-то
переливчатые, воркующие звуки.
- Я просто сама не своя, до чего мне все это нравится, - нашептывала
она. - Ник, если тебе среди вечера захочется меня поцеловать, ты только
намекни, и я это с превеликим удовольствием устрою. Просто назови меня по
имени. Или предъяви зеленую карточку. Я даю зеленые карточки тем, кому...
- Смотрите по сторонам, - посоветовал Гэтсби.
- Я смотрю. Я просто в восторге от...
- Вероятно, вы многих узнаете - это люди, пользующиеся известностью.
Нагловатый взгляд Тома блуждал по толпе.
- А я как раз подумал, что не вижу здесь ни одного знакомого лица, -
сказал он. - Мы, знаете ли, мало где бываем.
- Не может быть, чтобы вам была незнакома эта дама. - Та, на кого
указывал Гэтсби, красавица, больше похожая на орхидею, чем на женщину,
восседала величественно под старой сливой. Том и Дэзи остановились,
поддавшись странному чувству неправдоподобности, которое всегда
испытываешь, когда в живом человеке узнаешь бесплотную кинозвезду.
- Как она хороша! - сказала Дэзи.
- Мужчина, который к ней наклонился, - ее режиссер.
