- Сварун хочет, чтобы всем заправляли славины, - негодовали анты.
- Не бывать тому!
- Как он смеет приказывать свободным мужам!
- Мы ему не слуги!
- Надо сказать воинам!
- Никто не пойдет с ним, напрасно старается!
Славины бранили антов:
- Баламуты!
- Им бы только свару заварить.
- Пусть их ведут в Византию крутить царские мельницы!
- К бабам пусть идут, те им спины погреют, коли они так зимы боятся.
- Далась им зима! Волк он и есть волк!
Опечаленный Сварун остался один. К нему подошел Исток.
- Печально твое лицо, отец, - сказал он. - Что решено на совете,
почему грустишь?
- Исток, сын мой, запомни: не видать счастья славинам, пока не будет
у них согласия. Облака затянут солнце их свободы, и такие густые, что не
пробиться сквозь них лучу радости.
- Когда я буду старейшиной, отец, я постараюсь научить их воевать. Мы
должны учиться у врага, иначе нас будут бить.
- Я скоро умру, Исток; дыхание Мораны уже близко. И умру без надежды.
Только бы уйти мне свободным к праотцам!
Голова старика поникла. Исток не посмел нарушить его великую печаль.
В тот день среди воинов было много споров и толков. Обсуждали слова
старейшин, одних хвалили, других ругали. Анты склонялись к возвращению
домой, славины высказывались за поход на юг.
Внезапно распри утихли. На востоке у Дуная показались всадники. Воины
схватились за оружие. Девушек и раненых быстро переправили через мост, на
случай битвы. Исток, забыв о боли, собрал лучших стрелков и расставил их
таким образом, чтобы они осыпали стрелами фланги конницы.
Но чем ближе подъезжали всадники, тем яснее становилось, что это не
византийцы. Не сверкали их доспехи, да и скакали они беспорядочной толпой.
- Гунны! Гунны! - пронесся над лагерем громкий клич.
Опустив оружие, все с любопытством ждали их приближения.
Впереди мчался вождь гуннов Тунюш. Под ним был худой и стройный конь
- тонконогий, с гибкими и крепкими, словно воловьи жилы, мускулами. Гунн
полагал, что приехал в византийский лагерь, поэтому очень удивился, увидев
войско славинов.
В мгновенье ока Тунюш понял, что произошло. С притворной любезностью
он спросил, где старейшина Сварун. Подъехав к самому шатру, он с коня
приветствовал старейшину.
Тунюш был коренастый угловатый человек с бычьей шеей. Крупная голова
его глубоко ушла в плечи, нос был сплющен, на подбородке росли редкие
волосы, маленькие и живые глазки все время бегали, сверкая двумя черными
искорками подо лбом. На голове его была остроконечная шапка, на груди -
тонкий пластинчатый доспех, поверх которого развевался багряный плащ.
Худые бедра прикрывали косматые козловые штаны.
- Ты самый великий герой, Сварун, ибо ты победил Хильбудия. Самый
великий в мире, так говорит тебе Тунюш, потомок Эрнака, сына Аттилы.
- Куда путь держишь? Сходи с коня, подсаживайся к нам и ешь!
Тунюш спешился.
- В Константинополь, хочу обмануть царя и получить денег, - сказал он
и захохотал.
Управда - могучий государь, разве ты не боишься его?
- Могучий? Ты могуч и я могуч, потому что нам знаком меч и шестопер.
А он сидит на золотом троне, крутит исписанные ослиные кожи и холит свою
красотку, такую блудницу, что Тунюш ее к хвосту своего коня не привязал
бы. Стоит только Управде услышать: "О царь, варвары подходят!", как он
сразу отворяет сундук, насыпает золота и молит: "Успокой их, Тунюш, дай им
денег, вот бери золото и серебро!"
- Не верю! Управде служил Хильбудий! Это демон! У кого такие воины,
тот может спокойно сидеть на золотом троне!
- Хильбудий был один! Теперь путь в страну свободен. Можешь идти до
самой столицы, коли есть охота!
- Эх, я-то пошел бы, да вот анты, анты...
Глаза Тунюша вспыхнули.
- Позволь моим людям переночевать в лагере. Завтра мы поедем дальше.
- Вы - наши гости. Что наше - то ваше.
Гунны смешались со славинами. Тунюш приветствовал славинов, а потом
не спеша перешел к антам и лег среди их старейшин.
Между тем в душе Истока зрело дерзкое решение.
Он разыскал Радована.
Тот сидел в сторонке за кустом и связывал оборванные струны лютни.
Старик был мрачен и зол. Когда Исток подошел к нему, он изподлобья
взглянул на него и продолжал заниматься своим делом.
- Ты один, Радован? Певец, а прячешься под кустом!
Радован не ответил ни слова. Лишь резанул его острым взглядом из-под
нахмуренных бровей.
- Что не в духе, Радован? Или лишнего хлебнул?
Старик посмотрел на него в ярости.
Но Исток спокойно подсел к нему, помолчал, а потом сказал:
- Не сердись, дядюшка, я хочу расспросить тебя о важных делах!
- Спрашивай!
- Ты идешь в Константинополь?
- Да, в Константинополь! Я не могу жить среди таких дикарей. Все
струны мне порвали, вурдалак их знаешь!
- Возьми меня с собой?
- Сын Сварунов, не дело ты задумал! Тебе, сыну вождя, - дома сидеть,
а мне, певцу, - по белу свету бродить.
- И все-таки я пойду с тобой. Я хочу идти, мне надо идти!
- Византией лишил тебя разума. Не болтай попусту! Сиди дома, не
убивай отца своего. Подумай, ведь ты у него теперь единственный сын.
- Потому мне и надо в Константинополь.
- Щенок поймал тебя в свой капкан и помутил тебе разум. Я скажу отцу,
чтоб он нарезал прутьев и вразумил тебя.
- Дядюшка, смилуйся, возьми меня с собой. Я умею петь. Я хорошо пою!
- Глупец что вода - знай себе прет вперед. Растолкуй мне, какая
надобность толкает тебя в Константинополь?
- Хочу научиться воевать по-византийски!
Радован разинул рот и долго смотрел на юношу широко раскрытыми
глазами, держа в руках концы оборванной струны.
- Воевать по-византийски! Но ты умеешь воевать по-своему. И только
что доказал это, мне отроки рассказывали.
- Византийцы воюют лучше. И я хочу у них поучиться.
Радован размышлял, связывая струны.
- Ничего не скажешь, придумал ты не плохо. Сам царь обрадовался
такому воину. Но знай, там варваров первыми посылают в бой, и они редко
возвращаются живыми.
- Перун станет хранить меня.
- Хорошо! Ты славный юноша, кто знает, может, тебя и ждет счастье. Я
возьму тебя с собой, но как только мы выйдем в путь - ты мой сын. Понял?
- Понял, любезный отец!
- Тунюш тебя видел?
- Нет!
- И не должен! Тунюш - хитрая лиса. Он едет в Константинополь, чтобы
там продать нас Управде за рваную конскую сбрую. Потому-то я от него и
спрятался. О своем замысле - никому ни слова.
- Ни слова, отец!
- Гуннам на глаза не показывайся. Ночью мы скроемся. Но подумай
хорошенько, твой отец умрет с горя!
- Не умрет. Девять сыновей его пали - и он не умер.
- Ладно. Готовься. Надень холщевую рубаху и захвати с собой овчину, в
Гемских горах будет холодно. Оружие не бери. Только нож спрячь за пояс.
Может пригодиться.
- И двух диких коней возьму.
- Не надо. Музыканты и певцы ходят пешком. Да и спешить нам некуда.
- Только молчи, отец!
- Ты тоже помалкивай и избегай Тунюша. Вечером, когда все улягутся,
жди меня за этим кустом!
Радостно попрощался Исток со стариком. В душе у него все кипело.
Заманчивые картины сменяли одна другую. Он мечтал о ратных делах, о
прекрасном Константинополе, мечтал о том, как вернется домой умелым и
ловким воином, и его изберут вождем. А вдруг он погибнет бог весть где, -
вдруг никогда больше не увидит своего племени, отца, сестры своей
Любиницы? Сомнения боролись в нем с решимостью.
А Радован долго раздумывал, связывая струны, и наконец решил:
"Пусть идет дерзкий отрок! Вдвоем веселей будет. Посмотрим цирк в
Константинополе, а там затоскует по дому, и весной я приведу его обратно.
А в войско ни за что его не пущу. Совесть потом заест".
Важно развалившись среди антских старейшин, Тунюш выпустил свои
щупальца и вскоре выведал мнение антов о походе на юг. Он-то хорошо знал,
что гарнизоны вдоль дороги, ведущие через Гем в Константинополь, настолько
незначительны, что после разгрома Хильбудия объединенное войско варваров
шутя могло бы с ними справиться и захватить богатейшую добычу.
Однако Тунюш заботился о своих интересах.
- Стало быть, вы не пойдете со Сваруном на юг?
- Нет! - ответили старейшины.
- Разумное решение! Вы знаете, что Тунюш, потомок Аттилы, ваш верный
друг и союзник. Кровь Аттилы протухла бы в моих жилах, если б я скрыл от
вас правду. На пути в столицу стоят еще десять полководцев со своими
отрядами, и они сильнее Хильбудия. Не несите свои тела на ужин волкам.
Возвращайтесь и празднуйте победу!
- Слыхали? А Сварун-то? Гордыня толкает его на юг!
- Сварун - великий воин. И воля у него железная. Потому не спорьте на
воинском совете, а мирно и тихо уходите. Один Сварун не пойдет на юг, а
повернет за вами.
Старейшины, поблагодарив Тунюша за великую любовь к ним, разошлись по
своим отрядам и рассказали воинам о том, что им сообщил гунн. Украдкой
переговариваясь, анты отделились от славинов. К ночи войско распалась на
два лагеря.
Тунюш ужинал у Сваруна, восхвалял его храбрость и насмехался над
антами. Он выпил много меда и вина. Маленькие глазки его остановились на
Любинице. Девушка вздрогнула и сжала на груди амулет, дар знаменитой
ведуньи.
Наступила темная хмурая ночь. В лагере улеглись рано.
Рассветало медленно и неохотно. Сварун стоял перед шатром и думал,
как уговорить антов.
Вдруг его окружили взволнованные старейшины славинов.
- Анты исчезли! Их лагерь пуст! Тунюша поглотила ночь, - наперебой
говорили они.
Сварун прижал руки к груди, сжал губы и вошел в шатер.
Вышел он оттуда лишь около полудня. Лицо его будто окаменело.
Глубокие морщины стали еще глубже и тверже и походили на трещины в скале,
размытые водой в ходе столетий. Он один решил идти в землю византийцев,
чтобы вернуться домой хоть с какой-нибудь добычей в знак славной победы. В
граде он надумал оставить Истока, чтобы тот охранял и защищал его от бед.
Сварун велел позвать сына.
Все обегали отроки. Осмотрели лагерь, окрестности, кусты, равнину -
минул день, напрасно ожидал Сварун, Истока нигде не было.
Тогда Сварун призвал старейшин и сказал им, что слагает с себя
власть.
После этого он, молчаливый и угрюмый, сел на коня, позвал Любиницу и
всех своих и той же ночью перешел Дунай. Он закрылся в своем доме и, как
раненный лев, что отлеживается в своем логове, долгие дни и еще более
долгие зимние ночи лежал там на овчине.
9
Варвары, жившие по соседству с Византией в Европе и Азии, охотно
приходили зимой в императорскую столицу. Одни приносили роскошные меха на
продажу, другие намеревались менять драгоценные камни на ткани и стекло,
оружие и конские уборы. Но таких было немного. Обычно в столицу приходили
бродяги, странники, люди без роду и племени, не думающие о завтрашнем дне.
Повелевать ими мог любой, кто даст им больше еды и вина. То были
обманщики, злодеи, убийцы, разбойники и воры, музыканты и фигляры - не все
были жуликами, но все были лентяями, предпочитавшими выпрашивать хлеб,
нежели сеять его своими руками.
Многих манили приключения и константинопольский цирк. То были
беспокойные души, не ведавшие в мире счастья и покоя, не нуждавшиеся ни в
теплой постели, ни в кровле над головой: только бы вон из дому да бродить
по свету без всякой цели и смысла.
Ночью Радован и Исток спустились на дорогу, шедшую от Дуная к
Константинополю. Шли они быстро, чтобы подальше уйти от лагеря, прежде чем
