ушли, беззвучно ступая по мозаике.
После этого прислуга стала приветствовать гостей хозяина.
- Варвары, варвары! - перешептывались они удивленно и кланялись. Они
привыкли к гостям в дорогих одеждах, в шелках и драгоценных камнях, к
купцам из Карфагена и Египта, к посланцам самого императора. А эти двое!
Холщевые рубахи, босые ноги, неумащенные головы! Варвары! Но такова
всемогущая воля господина. И если бы Эпафродит о собаке сказал: "Это мой
гость", они столь же покорно кланялись бы ей. Радован понимал, в чем дело,
и продолжал надменно сидеть на коне, оглядывая слуг. Исток спешился сам,
как и остальные всадники. Радован ожидал, пока ему помогут.
Когда носилки скрылись в комнатах прекрасного дома, Мельхиор выделил
славинам по прислужнику. Те приняли коней; раб Радована встал на колени и
согнул спину, чтобы старик, слезая с коня, мог опереться на нее. Радован
даже не взглянул на раба. Он разговаривал с Мельхиором, который провожал
чужеземцев в отведенные им покои. Он вел их по чудесному саду, откуда
открывался вид на море и торговую пристань.
- Благодарите своих богов - Христа, Зевса, Меркурия, что ваш господин
жив, - громко говорил Радован, обернувшись к рабам, с любопытством
следовавшим за чужеземцами. Услышав его слова, они подошли ближе.
- Благодарите богов, говорю вам! Мертв был бы сегодня ваш господин, и
косточек бы не собрали - сожрали б его волки.
В толпе раздались возгласы удивления.
- Расскажи, что было дальше, благородный гость, - попросил Мельхиор.
- Хорошо, только я пить хочу. Сейчас вы узнаете, сколько мучений мы
приняли за вашего господина. Особенно я - ведь я стар. Но как тут
говорить, если мучает жажда. Я бы море выпил, соленое море. Страдания и
дорога вызывают жажду.
Мельхиор подал знак, двое рабов поспешили за вином. Радован подмигнул
Истоку и сказал:
- Теперь ты понимаешь, что значит иметь дело со мной?.. Я рассказал
бы вам все, но рассказ долог, а у меня нет сил. Мог бы рассказать мой сын,
но он не разумеет по-вашему. Поэтому скажу вам еще раз: благодарите
Христа, что ваш господин жив. Еще немного, и не снести бы ему головы.
Они подошли к красивому зданию. Мельхиор провел их в отведенную им
просторную комнату с мраморным полом, устланным тяжелыми персидскими
коврами.
Подоспели и услужливые рабы с едой и питьем.
Радован тут же взялся за кувшин.
- Я, сынок, так хочу пить, так ослаб от трудной дороги, что не смог
бы возлечь на эти ковры, не подкрепившись.
Он пил и пил, по бороде его струилось вино. Мельхиор простился, и они
остались одни в своем новом жилище.
- Пей, Исток, пей! Вот это вино, клянусь Сварогом! Оно прогонит
усталость и вольет силу в твои жилы, ох, пей, сынок, пей!
- Не выпуская из рук кувшин, он снова и снова прикладывался к нему.
Потом растянулся на мягком ковре.
- Мягкая постель лучше овчины. Да возблагодарит Даждьбог Эпафродита!
Исток не знал, что и сказать. Его уважение к мудрому старцу все
возрастало. Какая награда за то, что он убил гунна, за то, что они мчались
чуть быстрее обычного! Все здесь небывалое, все волшебно, как в сказке. Он
глотнул вина, отведал жаркого, попробовал неведомых плодов щедрого юга.
Ужин был царский.
- А теперь в путь, Исток! Не для того мы пришли в Константинополь,
чтобы нежиться на коврах. Я поведу тебя в город, чтобы ты увидел мир.
Радован осмотрел струны на лютне, подтянул те, что ослабли, и встал.
- Пошли! Пой, когда я тебе скажу, слушай, смотри и молчи! Нож у тебя
с собой?
- С собой, отец!
- В Константинополе ночью он не раз потребуется!
Едва они переступили порог, явились оба раба, услужливо предлагая
сопровождать их.
- Хватит одного! - распорядился Радован, отдал рабу лютню и пошел,
как знатный господин.
- Как тебя зовут? - обернулся он по дороге к рабу.
- Нумида!
- Хорошо, Нумида, теперь я знаю твое имя.
Они свернули к северу и через несколько минут оказались на
великолепной улице, называвшейся Меса. По обе стороны ее возвышались
высокие дворцы в четыре этажа. Над ними сверкало ясное небо, посыпанное
золотистым песком звезд. На мраморном тротуаре колыхались носилки, перед
ними и за ними тянулись вереницы пестро одетых слуг. Аромат азиатских
благовоний наполнял воздух. По мостовой скакали верхом разряженные
всадники; Двухколесные экипажи, позолоченные, инкрустированные слоновой
костью, проносились сквозь толпу. Город спешил на просторный форум
Константина. Под его аркадами люди назначали свидания, носилки
останавливались, поднимались завесы, пламенные взоры искали возлюбленных.
Сенаторы толковали о политике, купцы заключали сделки, а вокруг столпа
Константина полыхали греческие факелы, распространяя по площади волшебный
свет и дурманящий аромат.
- Ты гляди, сынок, гляди! Да не потеряйся часом!
Исток охотно бы присел на каменные ступеньки, чтобы смотреть,
смотреть на великолепие этого города, который из крови народов выковывает
золотые браслеты, а слезы варваров обращает в жемчуг, чтобы украсить этими
драгоценностями запястья и пурпурные шелковые одежды изнеженных,
истомленных наслаждениями женщин.
Но Радовану было здесь не по себе. Они пошли дальше по Долине слез,
на площадь, где торгуют рабами, к Золотому рогу, где уже не было дворцов,
не горели факелы, развеялись ароматы благовоний. Низкие домишки, грязные
улицы и, наконец, шатры и смятая трава. Здесь стоял крик, хриплые голоса
пели песни фракийцев, аваров, гуннов, антов и славинов. Арабы и мидийцы,
персы и иудеи, черные сыны Африки - все теснились в этом предместье. Здесь
обитали босяки, воры, бродячие музыканты, скупщики драгоценностей,
блудницы без роду и племени, цирковые фигляры, и танцовщицы, поводыри
медведей, прорицатели, ведуны и фокусники.
Среди шатров попадались кабаки - деревянные халупы, оштукатуренные и
заляпанные грязью. Внутренние стены их были покрыты сажей. Вместо столов
стояли низкие, грубо сколоченные скамьи, возле них на корточках сидели
люди - пили, если были деньги, или подстерегали момент, когда можно будет
оторвать сосуд от губ соседа. Играли в кости, и многие, в азарте
проигрывая, попадали в рабство. Пьяные пели, веселились, а потом
устраивали драки.
Такое общество было по душе Радовану. Однако с тех пор как он получил
собственного раба в услужение, он стал разборчив. Теперь он уже имел право
выбирать, где сесть.
Он остановил свой выбор на кабаке посолиднее, где сидели несколько
солдат и бедных горожан. Еще в дверях заиграл он на лютне, а Исток запел,
- веселая компания мигом пригласила их к столу. Оказалось, что смуглые
солдаты служили на далекой окраине империи и лишь недавно пришли на
быстроходном паруснике из Африки из-под Карфагена. Тут были варвары-готы,
фракийцы, даже один славин затесался среди них. Говорили они на смеси
разных языков, и Исток, хоть и с трудом, все же понимал их.
- Пейте, славины, и рассказывайте, откуда вы пришли. Помогали бить
Хильбудия? Весь Константинополь его оплакивает. Я под его знаменем полгода
служил. Вот это был воин!
- Верно, досталось ему. Но нам неведом меч, струны - наше оружие!
- К черту струны! Меч и копье - вот это сила! Ты, старик, ни на что
не годен, а вот мальчик подошел бы. Продай его!
- Продай! А под старость росу слизывай да калачи из дорожной грязи
замешивай! Поумней бы что придумал, расскажи лучше, что слышно в Африке.
Ты ведь оттуда - весь, как уголь, обгорел.
- Да, из Африки. Но под Велисарием мы иначе воевали, чем ты под
Хильбудием.
- Герои! - похвалил его Радован и оглянулся на остальных.
- Такого триумфа миру еще не снилось! - подхватил другой. - Короли в
оковах, золото, серебро - все возами, пленных вандалов целые вереницы, -
все это скоро сам увидишь. А потом цирк будет, его уже начали готовить:
ристания, борьба, стрельба из лука, - словом, такого еще никогда не
бывало. Деньги так и сыплются, а уж ешь-пей - сколько душе угодно, брюхо,
глядишь, вырастет ровно купол святой Софии.
- Думаешь, корабли Велисария скоро придут? - спросил чумазый кузнец
из цирка.
- Да, сегодня вечером или завтра!
- А как ты думаешь, кто выиграет на стрельбе?
- Кто? Может, я или ты...
- Ни я, ни ты, а Асбад.
- Асбад, начальник десятого палатинского легиона? Этот вонючий
блюдолиз? Никогда! Спорим!
- Ставлю два вандальских золотых!
- Ставлю и я! - закричал кузнец. - Ставлю двадцать пять милиарисиев
за Асбада!
- Проиграешь, - шепнул ему на ухо долговязый гот.
- Ни за что, - стоял на своем кузнец, - ни за что не проиграю.
- А почему? Потому что Асбад - любовник Феодоры?
- Что болтаешь? Ты оскорбил императрицу! - Из темного угла вышел
императорский соглядатай и положил руку на плечо солдата.
- Пьяный он, сдуру ляпнул, отпусти его!
- Оскорбление величества! - возражал соглядатай.
Все вскочили, закричали, сосуды полетели на пол, кто-то погасил
факел, солдаты исчезли в дверях, шпион орал, - оскорбителя и след простыл.
Толпа поглотила гостей, громовый вопль огласил предместье:
- Велисарий! Велисарий!
Живая река подхватила Радована и Истока и понесла по улицам и дорогам
к пристани. Множество людей теснились на берегу. Возгласы "Слава!",
"Победа!", "Хлеба и зрелищ!", сотрясали воздух. В море заблестели три
красных огонька - сигналы кораблей Велисария.
12
"Это произошло или случайно, или по чьей-нибудь воле! - воскликнул
Прокопий, закончив повесть о победе Велисария и гибели королевства
вандалов. Но не только удача сопутствовала славному полководцу, бок о бок
с удачей шагала бледная зависть - приемная дочь византийского двора. Когда
голод и отчаянье принудили короля вандалов Гелимера попросить у Велисария
хлеба, которого он давно уже не видел, губку, чтоб вытереть заплаканные
глаза, и цитру, чтоб воспеть свою горькую участь, некоторые завистливые
военачальники, сговорившись, послали быстроходный парусник в
Константинополь к Юстиниану с доносом на Велисария, дескать, он, упоенный
своей победой, вознамерился стать самовластным государем, африканским
тираном. Не было тогда под солнцем человека, больше верившего доносам, чем
алчный Юстиниан. Тени подозрения, что кто-то зарится на его корону, было
достаточно, чтобы многие сложили свои головы на плахе или сгинули в
подземельях темницы. Когда Restitutor urbis et orbis [Восстановитель
города и мира (лат.)] узнал об этих обвинениях, он заперся в своих покоях
и провел ночь в тяжелом раздумье.
Оплот империи на севере у Дуная пал. Хильбудий погиб. Славины
соберутся с силами и весной опустошат Фракию. Правда, он щедро одарил
Тунюша, Чтоб тот посеял раздор между антами и славинами. Но целиком
полагаться на гунна нельзя. Из Азии доходили все более достоверные вести о
том, что персы готовятся к отпору. И в такое время он должен отозвать
Велисария и уничтожить его. Но это значит лишить себя единственной опоры!
Разве найдешь ему замену? Ведь Велисарий не только талантливый полководец
- он богат. Он содержит тысячи воинов, из государственной казны не
тратится на них и сотни талантов. Разве найдешь ему замену? Конечно,
Феодора, императрица, нашла бы. Разумеется, преемником Велисария оказался
бы тот, кто одерживает победы над придворными красавицами в жемчужном зале
императорского дворца. Нет, нет, я не могу его уничтожить.
Четырежды переворачивал он песочные часы на подставке из слоновой
кости. Тонкая золотистая струйка беззвучно вытекала в крошечное отверстие.
