их хватятся.
На рассвете они услышали конский топот.
- За нами скачут! - сказал Исток.
- Не бойся, сынок! Только очень глупому или очень мудрому может
прийти в голову мысль, что Исток пошел в Константинополь!
Топот приближался. И хотя Радован твердил, что опасаться нечего, тем
не менее он шмыгнул в густые заросли возле дороги и потянул за собой
Истока.
Они недолго просидели в своем убежище - вскоре застучали копыта.
- Тунюш, - шепнул Радован.
- Тунюш! - повторил Исток.
Гунны не глядели по сторонам, как привязанные сидели они на своих
конях. Некоторые, склонив голову на конскую шею, дремали, хотя кони
мчались очень быстро.
Радован погрозил кулаком, когда мимо промелькнул багряный плащ.
- Тунюш - подлец и негодяй. Остерегайся его, сынок!
- Но он хорош с моим отцом!
- Слеп твой отец, коли считает его хорошим. Радован исходил всю землю
от Вислы до Боспора, он все знает. Еще раз тебе говорю: Тунюш - негодяй,
подлец и жулик.
- Он Управду обманывает, а славинов почитает!
- Ха-ха! Управду-то он, может, и обманывает, да только и прислуживает
ему. Это он для отвода глаз про Управду болтает и поносит его, а в
Константинополе ползает перед ним на брюхе, землю роет перед ним, как
свинья, и лижет ему туфли. А среди славинов раздор сеет.
- Раздор? - удивился Исток.
- Или ты не знаешь, что анты сегодня ночью тайком перешли Дунай,
чтобы избежать совета? Кто их подговорил? Мерзкий Тунюш! Я все разузнал у
антов.
Топот копыт затих вдали. Старик и юноша вылезли из кустов и пошли
дальше.
Стояло хмурое утро. Вдоль дороги тянулись невозделанные запущенные
земли. Путники двигались медленно.
Исток повесил голову. Мглистое утро, мертвая тишина, тайный побег,
разлука с отцом и Любиницей без единого слова прощания - все это породило
в его душе тоску. Он почти раскаивался, сознавая, что своим поступком
причинил отцу большее горе, чем все его девять братьев, павших в бою. А
теперь еще новое открытие: Тунюш негодяй! Будь у него в руках лук и стрела
и окажись этот гунн рядом - он не задумываясь сразил бы его. Юношу тянуло
назад, в лагерь, хотелось рассказать отцу о предательстве гунна. Он еще
ниже опустил голову, замедлил шаг, все сильнее отставал от Радована.
Тот молча наблюдал за ним. Старик, искушенный в такого рода делах,
ясно видел на его лице следы внутренней борьбы.
- Вернись, сынок!
Радован внезапно остановился. Исток словно пробудился от сна.
- Вернись, Исток! Ты тоскуешь по дому. Невесело бродить по свету
убогим музыкантам. Вернись! Еще не поздно!
- Нет, отец, вперед, вперед! Я думал о том, что ты сказал о Тунюше.
Поэтому и опечалилось мое сердце.
- Туда вперед! Выше голову и забудь обо всем! К вечеру мы будем в
веселой компании!
Исток поднял голову, но забыть уже не мог. Он страстно желал новой
встречи с Тунюшем и дал священную клятву Перуну, что еще встретится с этим
предателем. К вечеру перед ними открылась красивая долина. Всюду виднелись
обработанные нивы, дома, поодаль, возле самой дороги, возвышалась
маленькая крепость.
- Селение Вреза, - сказал Радован. - Вон костер жгут путники вроде
нас с тобой. Вот и компания.
Он свернул с дороги и прямо по полю пошел к костру.
Человек двадцать - кто на корточках, а кто лежа - расположились
вокруг огня. Некоторые смахивали на дикарей и походили на гуннов, с той
разницей, что на них не было шапок и их длинные волосы были заплетены в
косички. Они принадлежали к племенам вархунов. Сами себя они охотнее
назвали аварами, - для звучности и устрашения. Остальные пришли из-за
Черного моря и звались аланами.
Подойдя к огню, Радован ударил по струнам, и они вместе с Истоком
запели веселую плясовую.
Все встрепенулись и повернулись к ним. Потом вскочили на ноги и,
подхватив песню, пустились в пляс. Гостей пригласили к костру, разрыли
золу и вытащили из углей куски жаренной козлятины.
Исток удивился мудрости и лукавству Радована.
- Славины? Откуда? Из войска, что пересчитало ребра Хильбудию?
- Зачем нас обижаешь, друг! Мы - славины, идем издалека, с Вислы, и
нам нет дела до сражений! Когда это музыканты обнажали меч? Когда это
певец выл волком?
- Пей, музыкант, и не сердись! А Хильбудия славины все-таки уложили.
Как крысы от воды, удирали его всадники, по всей стране сея страх перед
Сваруном.
Радован опустошил рог с вином. Рог снова наполнили и протянули
Истоку.
- Пей, сынок, прополощи горло от дорожной пыли и пропой соловьем.
Снова запела лютня, и песне, сложенной бог весть каким племенем,
вторили дикие голоса.
Люди из селения, услыхав музыку и песни, любопытствуя, стали
подходить к огню.
- Бегите! - вопил полуобнаженный вархун, грудь и бедра которого
поросли густой шерстью.
- Бегите, славины идут! Двое уже здесь! Они сокрушат вас, а из ваших
кишок сделают силки для лисиц!
Фракийцы осторожно подошли к огню и окружили его кольцом. Они долго
не осмеливались спросить, что там такое со славинами. Когда Радован
рассказал, что по ту сторону Дуная они встретили возвращавшихся домой
войско славинов, фракийцы обрадовались, запрыгали, поспешили в селение,
чтобы утешить женщин, и вскоре вместе с ними вернулись назад; с собой они
принесли еды, фруктов и напитков.
Разгорелось веселье, дикие возгласы понеслись к темному вечернему
небу.
Так началось путешествие Радована и Истока. Иногда они шли одни,
иногда их сопровождала орда диких полуголых существ, прикрытых ветхими
воинскими плащами, козьими шкурами, шкурами медведей и лисиц или одетых
лишь в рваные холщевые штаны. Нередко эта орда рассыпалась по окрестности,
отнимая все, что не давали добром; там, где им нравилось, они
останавливались подольше и запасались пищей на дорогу.
Встречали путники также богатых купцов, у которых было много оружия и
всевозможных ценностей, иногда купцы снаряжали целые караваны.
Четырнадцать дней провели путники в дороге. Они ушли от холодов на
Балканах и спустились в веселую плодородную долину реки Тонзус, притока
Гебра. В лицо им, словно дыхание весны, дули южные ветры.
Исток дивился прекрасным полям, разглядывал богатые дома и радовался,
что ушел из дому. Радован мудро объяснял ему все по пути, словно сам был
родом из этих краев. Он восторженно описывал Константинополь, веселую
жизнь этого города и уверял, что дней через восемь они уже будут там.
Однажды вечером они в одиночестве брели по пустынной дороге.
Отчаявшись встретить людей, селение или костер, где можно было бы
переночевать в хорошей компании, они уже принялись искать укромное
местечко на густо заросшем склоне, чтобы прилечь, как вдруг Исток заметил
в долине огонь. Беззаботно и весело они поспешили к нему. Как обычно,
Радован ударил по струнам. Лютня была самой лучшей защитницей и вернейшим
залогом радушия слушателей.
Но сейчас пальцы его неожиданно замерли, Исток потянул его назад за
рубаху. Но длилось это лишь мгновенье. Пальцы быстро подобрали другую
мелодию, и грянула дикая гуннская песнь.
При свете костра путники узнали лицо Тунюша. Вождь лениво повернулся
и посмотрел на Радована.
- Что ты лаешь, собака, и мешаешь спать сыну Аттилы?
Глаза Истока сверкнули, рука нащупала за поясом нож. Но Радован
нисколько не смутился.
- Когда вождь всех вождей, славный Аттила дремал после славного
пиршества, ему играли музыканты. Так говорят повести славных гуннов. Пусть
и Тунюш, сын его, отдыхает под звуки струн.
Тунюш приподнялся на своем ложе и снова рухнул. Радован понял, что он
пьян. Рядом с ним валялся пустой сосуд из цветного стекла. Только вельможи
могли пить из столь драгоценной посуды. Вождь приказал принять и достойно
угостить музыкантов. Гунны проворно подали гостям ужин. Исток еще никогда
в жизни не ел таких кушаний. Они были привезены из Константинополя. Ибо
Тунюш уже возвращался оттуда.
Хитроумный гунн не ошибся. Он пробился к самому императору Юстиниану,
которого поражение Хильбудия привело в совершенную растерянность и
отчаяние. У него не было войск для защиты северной границы. Армия нужна
была в Италии, В Африке, для войны с персами. В горе и печали он до
поздней ночи читал книги царя Соломона.
И тут прибыл гунн Тунюш.
На коленях он подполз к императору, почтительно поцеловал его ногу и
сказал в великом уничижении:
- Раб твой в пыли пробрался к тебе, о солнце небесное, чтобы сообщить
тебе важные новости.
И он принялся толковать о том, что потерял все свое имущество, что он
теперь нищий, и лишь потому, что поссорил славинов с антам и спас державу
от набега диких племен севера.
- Сам господь привел тебя, - воскликнул Юстиниан и в душе дал слово
принести в дар храму святой Софии золотую лампаду. Он велел выдать гунну
столько денег, что алчный Тунюш едва смог унести их. Император горячо
просил его и дальше натравливать друг на друга славинов и антов, пусть они
воюют между собой, только бы границу не переходили. Юстиниан вручил гунну
грамоту с императорской печатью, в которой повелевал всюду, куда
простиралась его власть, оказывать содействие Тунюшу.
Вот почему Тунюш возвращался пьяный от радости и довольный. Когда
славины насытились, Тунюш велел Радовану играть, а Истоку петь. Гунны
затеяли военные танцы вокруг костра, корчили рожи, бросали вверх свои
красивые мечи, спотыкались и падали. Тунюш катался по роскошной попоне,
хохотал и пил.
У Радована заболели пальцы. Но гунн требовал новых песен; кричать он
уже не мог и только хрипел, спьяну язык не слушался его и заплетался во
рту. Перепуганный, вспотевший Радован непрерывно играл все гуннские песни,
какие только знал. Исток умолк. Он сидел у ног Радована и задумчиво
смотрел в огонь.
- Пой, славин! - взревел Тунюш и изо всей силы швырнул в Истока
драгоценный стеклянный сосуд так, что тот разбился вдребезги.
Вождь расхохотался, гунны вторили ему.
Исток смиренно отряхнул с одежды осколки стекла и вытер кровь,
выступившую из небольшой царапины на груди.
- Соня, шелудивая кошка, ты почему не поешь? Пошел спать! Все спать!
Один к коням, остальные погасить огни и ложиться. Знаете, что нас завтра
ожидает? Эпафродит приедет. Кони должны быть сытыми, мечи острыми - у
купца много товаров, но его надо пощекотать как следует. А теперь тихо,
всем спать...
Он растянулся на попоне и последние слова пробормотал еле слышно.
Гунны быстро потушили огни и, пьяные, повалились на землю. Только
один молодой гунн отошел в сторону и пошел у лугу, где паслись кони. На
славинов никто не обращал внимания.
Радован и Исток тихонько отодвинулись от костров, отыскали под кустом
сухой травы и легли. Вскоре раздался храп спящих гуннов.
- Отец! - шепнул Исток и слегка потянул Радована за бороду.
- Что, сынок?
- Я убью Тунюша!
- Молчи, глупый! Охота тебе торчать на колу и поджариваться, как
козленок?!
- Иди вперед, отец! Я убью его. Меня не поймают!
- Знай свою дорогу! Сын, который не слушается отца, заслуживает кола
в брюхо!
- Нет, нет, отец! Не надо! Я только подумал, но если ты не
позволяешь...
- Молчи и спи!
Исток замолчал, но заснуть не мог. В нем кипела жажда мести. Он
понимал, что, вернувшись, Тунюш окончательно рассорит славинов и антов.
Сколько прольется братской крови! Может быть, погибнет отец, а сестру
уведут анты и сделают рабыней и женой какого-нибудь вонючего пастуха... В
голове его возникали страшные картины. Кровь стучала в висках, левую руку
