когда он в полдень лежал возле своего стада, но никогда еще так не билось
его сердце, как теперь. Впервые на войне! Без особой радости отпускал его
Сварун; но, отпустив, доверил самое важное, послал его прямо во вражье
гнездо.
Любиница уже потеряла девять братьев - она боялась за Истока и
гордилась им. Она знала, как он хитер и дерзок, какой он отличный стрелок
и могучий боец; знала, как твердо держит он в руках топор и меч, пастуший
кнут и лук. И потому сердце ее переполняла радость, когда она положив
шкуру рыси на спину коня Истока, вышла проводить брата на крепостной вал.
Шагом проехал Исток со своими товарищами мимо шатров. Миновав последних
воинов, кони фыркнули; словно быстрые вороны устремились всадники в
широкое поле, помчались, как ветер, и вскоре четыре темные точки исчезли в
желтой высохшей траве.
Исток неудержимо мчался вперед. Страстное желание прорваться к самому
Хильбудию и, занеся над ним кулак, крикнуть: "Берегись, мы уничтожим
тебя!" - подгоняло юношу. Впервые он чувствовал тяжесть перевязи на плече,
впервые взгляд его не искал зверя, а стучало в груди сердце, в руках он
ощущал могучую силу; иногда он с таким бешенством рвал поводья, что конь
хрипел, выгибая шею, и галопом несся по равнине. Никогда еще, казалось
Истоку, солнце так дружелюбно не сияло над ним, давая ощущение свободы. И
эту свободу собирался отнять Хильбудий, христианин; он хотел закрыть
солнце свободы от него и его племени, а ведь до сих пор они
беспрепятственно пасли свои стада на далеких пастбищах, искали добычу там,
где хотели. Исток твердо верил, что отроки, которых он поведет в бой,
сломят византийцев и рассеют темную тучу, закрывшую ясное солнце их дедов.
Кони взмокли, солнце стояло высоко. Всадники ехали вдоль небольшой
речки, вытекавшей из ущелья, поросшего густым лесом. Впереди расстилалась
широкая равнина, покрытая усталой осенней травой.
Исток придержал коня и подождал своих спутников.
- Надо спешиться! Если мы поедем верхом по этой равнине, нас заметят
византийские лазутчики. Тогда все пропало. Коней отведем в лес, один из
нас останется их пасти, а трое других проберутся по траве и через кусты
вон к тому холму, что поднимается над равниной. Отец говорил, будто с
этого холма виден Дунай, а там - лагерь Хильбудия.
- Далеко холм, Исток. Едва к ночи доберемся до него.
- Надо добраться! Радо, ты останься с лошадьми и жди нас! Если мы не
вернемся до темноты, поезжай навстречу и вой волком, так найдем друг
друга!
Исток распоряжался как командир. Никто не перечил ему. Юноши
соскочили с коней. Радо взял их под уздцы и отвел за гору, чтобы укрыть и
накормить в безопасном месте.
- Ты иди слева, ты - справа, я - посередине! На вершине встретимся!
Они быстро расстались. На равнине не было ни тропинок, ни дорог. Ее
сплошь покрывала трава, лишь кое-где торчали кусты. И никаких следов.
Видно, давно уж не проходил Хильбудий. Потонув в траве, отроки ползли
вперед, осторожно и ловко, как молодые лисицы. Едва они удалились на
каких-нибудь сто шагов, как уже стали неприметны. Лишь временами
колыхалась трава, будто под порывами ветра.
Исток быстро продвигался вперед. Пот катился по его лицу, но он не
обращал на это внимания. По спине ударяла колючая ветка - он не
чувствовал. Торопливо рвал он траву, листья и жевал их, чтоб утолить
жажду. Он тяжело дышал, ноздри его дрожали, словно у молодого вепря,
пробирающегося по лесу.
У одинокого дерева, надломленного летней бурей, он остановился.
Укрывшись в его ветвях, присел отдохнуть. Глаза искали холм. Он был уже
ближе, хотя равнина по прежнему, как море, расстилалась между холмом и
деревом, где сидел Исток. Однако мужество не изменило юноше. Глаза его
сверкали, как у сокола, взором своим он стремился проникнуть за холм,
увидеть широкую руку, а за нею и лагерь Хильбудия.
Внезапно у подножья холма что-то блеснуло. Словно язык пламени
взметнулся ввысь и тотчас угас. Исток выглянул из-за ветвей, прикрыл рукою
глаза и стал всматриваться в даль.
Снова сверкнуло, еще раз и еще. И вскоре уже можно было различить
трех всадников, мчавшихся в его сторону. Блестели их доспехи, жарко пылали
шлемы.
Исток засвистел коршуном, предупреждая товарищей об опасности. Те
ответили. Он посидел еще немного в густых ветвях. Всадники приближались
быстрым галопом. В первое мгновение сердце его дрогнуло. Лишь короткий нож
был у него за поясом, и юноша подумал, что, попади он в руки византийцам,
они изрубят его. Хорошо, что осенняя трава уже полегла, и следы его
незаметны. Исток лег на землю и змеей пополз к густому кустарнику. Низкие
заросли широкой заплатой лежали посреди степи. Он забрался в самую гущу.
На коне сюда никому не добраться.
Сердце стучало в нетерпеливом ожидании. А что, если враги все-таки
увидят следы, спешатся и станут искать его? Исток схватился за нож и ясно
представил себе, как он кинется на первого из них и вонзит ему нож в
горло; двое других испугаются, а он - на коня и карьером по степи. Он так
сжился с этой мыслью, что даже выгнул спину, как кошка, с трепетом ожидая
добычи.
Послышался стук копыт. Они глухо стучали по высохшей земле. Ближе и
ближе. Вот они! Сквозь небольшой просвет в листве Исток видел сверкающие
доспехи, сердце его рвалось в бой и он еле удержался, чтобы не встать и не
крикнуть.
А всадники быстрой рысью ехали мимо, он слышал их голоса, уловил имя
Хильбудия, но больше ничего не понял, потому что говорили они по-гречески.
Медленно удалялись удары копыт. Исток осторожно и бесшумно поднялся, его
кудрявая голова, как подсолнух за солнцем, поворачивалась вслед скачущим
всадникам.
"А что, если они повернут в лес и наткнутся на наших коней?"
Исток испугался этой мысли. Как изваяние, замер он в своем укрытии,
не в силах ничего придумать. Но постепенно успокоился. Всадники уходили
вправо, к реке. Напоили коней, переправились на другой берег и неторопливо
спустились в ущелье. Исток не тронулся с места, пока они не исчезли в
чаще.
Теперь можно было уже крикнуть товарищей, сесть на коней и быстро
скакать домой с вестью о том, что византийское войско недалеко. Но Истока
тянуло дальше. А вдруг за этим холмом лагерь Хильбудия? Он пересчитает его
отряды и привезет еще более важные сведения о войске.
Крадясь как кошка, он скользил в высокой траве, прятался в кустах,
полз на четвереньках и снова ложился в надежном укрытии.
Солнце уже садилось, когда он достиг подножья холма - измученный и
усталый до того, что дрожали ноги.
Тут ли товарищи?
Он ухнул по-совиному. Справа, совсем близко, а потом и дальше
послышалось ответное уханье.
Вскоре юноши сошлись в мрачном лесу. Беззвучно взбирались они по
крутому склону и, прежде чем солнце совсем село, достигли вершины холма.
Прислушались. Кругом было тихо. Испуганные птицы вспорхнули с веток,
где-то вдали захрюкал дикий кабан.
Юноши легли на землю и приложили ухо к земле.
- Топот! Топот! Копыта! - разом вскричали все трое. Исток вскочил и
быстро залез на дерево.
- Дунай! - почти закричал он.
Перед ними раскинулась широкая долина. Ее окаймляла пылающая на
закате солнца лента - могучая река. За этой огненной лентой, как раз там,
где реку перечеркивала длинная темная полоса моста, поднимался дым.
- Вижу лагерь!
От радости юноши зарычали, как рыси.
Исток озирался по сторонам, стараясь понять, откуда доносится стук
копыт. В последний раз вспыхнули на воде солнечные лучи, и пылающая лента
угасла. И тут же юноша заметил три блестящие точки, приближавшиеся к
холму. Это галопом возвращались вражеские лазутчики; они спешили миновать
холм и выбраться в долину, чтобы скорее добраться до лагеря.
Исток спустился с дерева.
- Уж не открыли ли они наш град?
- Торопятся! Везут важные вести! Едем назад!
- Подождем, отдохнем еще немного! Как взойдет луна, Радо выведет нам
навстречу коней, глядишь, еще что-нибудь услышим или увидим!
Юноши растянулись на мху, поели овечьего сыра, закусили сладкими
кореньями и завели удалую беседу.
На землю быстро опускалась ночь. На востоке уже поднималась бледная
луна. Ее худой лик словно еще опасался прощального пламени солнечных
лучей. Конский топот давно смолк.
- Пошли! Сварун велел воротиться к ночи, - уговаривали юноши.
Но Исток не спешил домой. С юным упрямством радовался он возможности
покомандовать - впервые в жизни. И прославиться - привези в лагерь
побольше важных новостей. Потому и не заботило его отцовское распоряжение.
- Обождем еще! Когда Радо придет с лошадьми, побудьте здесь, а я
постараюсь пробраться за теми тремя к самому мосту.
- Смотри, мост сторожат. Попадешься.
Исток рассмеялся так громко, что его товарищи стали озираться по
сторонам.
- Да пощадит тебя Морана! Не рискуй, Исток! Что, если Стрибог донесет
твой озорной смех до ушей Хильбудия! Что, если духи разбудят в лесу
вурдалаков и они собьют нас с пути и заманят в чащу!
Юноша, сказавший это, невольно полез за пазуху: мать повесила ему на
шею три огромных кабаньих клыка, чтобы они оберегали его от сглаза и
духов.
Исток повалился на спину, и тусклый свет луны осветил полную сомнений
улыбку на его лице. "Морана, духи, вурдалаки, - шептали его губы. - Могут
ли они повредить мне? Вера отцов... и все-таки... Почему Хильбудий их не
боится?.." Он закрыл глаза, прижал ко лбу скрещенные руки и стал горячо
молиться Святовиту, который чует все четыре ветра, видит темной ночью и
смотрит на яркое солнце не щурясь...
- Тра-та-та!
Все разом вскочили.
Снова: "Тра-та-та-та..."
Издали доносились звуки трубы.
В одно мгновенье Исток оказался на верхушке дерева. Напряг свои
соколиные очи, вонзил их в темную точку за Дунаем, откуда прежде
поднимался дым. Луна освещала окрестности. В ее бледном свете он увидел,
будто сверху сыплются сверкающие искорки. Их все больше, больше, они
движутся к реке.
- Хильбудий идет с войском!
Исток соскочил с дерева, юноши бросились вниз по склону.
- Эх, Радо бы сюда! - шепнул Исток и помчался сквозь кусты.
- Слышишь, волк завыл!
- Радо близко! Скорее к нему!
Со всех ног бросились они туда, откуда доносился волчий вой. Время от
времени один из них отзывался на него, "волк" отвечал, все ближе и ближе
подходили они друг к другу. Вскоре послышалось фырканье лошадей и шелест
травы. Они перевели дух и пошли шагом. Вдали уже виднелись черные тени,
быстро двигавшиеся по равнине.
- Друзья! Вам за моим конем не угнаться! Ведь вы знаете, лучше его
нет во всем лагере. Вы доберетесь до дому только к утру, а мне надо быть
там раньше, чтобы поднять воинов и выйти навстречу Хильбудию!
Едва успел он это сказать, как рядом заржали кони. Исток птицей
взлетел на своего вороного. Тот встал на дыбы, повинуясь воле хозяина.
Взметнулась по ветру грива, и быстрее мысли конь помчался по равнине.
Несколько раз он замедлял бег, словно спрашивая, к чему такая гонка. Но
Исток натягивал поводья и так стискивал его коленями, что вороной храпел.
И тогда благородное животное почуяло, что дело не шуточное, что речь идет
о жизни и смерти.
Чудесный конь - его подарил Сваруну предводитель гуннов - опустил
голову, ноздри его раздулись, белая пена клочьями летела во все стороны,
деревья молниями мелькали мимо. Исток приник к шее коня, слился с ним в
одно существо, лишь длинные его кудри плыли в воздухе да хвост рысьей
