будет настраивать струны? Уж не ты ли? Ведь для твоих ослиных ушей ивовая
ветка и то слишком тонка. Кто бы кормил Радована, коли он не мог бы
бродить с лютней по свету? Уж не ты ли? Да ведь у тебя не найдется даже
козьего молока, чтобы напоить голодного пса. Молчи уж, паршивец!
Все засмеялись, а Радован гордо заиграл, затянув веселую песнь. Но
парней забавляла злоба Радована.
- А что ты делал в граде, пока мы сражались за свободу?
- За девушками бегал!
Девицы зафыркали.
- Смотри, Радован, несдобровать тебе!
- Коли ваши девушки могут польститься на меня, старика, мне они и
даром не нужны!
- Так ведь ты недавно врал, будто сама царица любовалась твоей
красотой!
- Императрица Феодора - мудрая женщина, глупцы! А было это тогда,
когда лоб мой еще не покрывался морщинами и не было гусиных перьев в
бороде!
- Если бы Хильбудий напал на град, ты, Радован, убежал бы в лес, как
барсук в свою нору! Жалко, что он погиб и избавил тебя от такой забавы!
- Убежал? Когда это я убегал? А ну, девушки, скажите, разве я не
сидел день и ночь на валах и не сторожил град, словно рысь в буковом
дупле?
- Притаился на валах и дрожал.
- Конечно, дрожал! Не терпелось хоть раз показать миру, каков герой
Радован, когда приходит беда...
Загудела лютня, девушки взялись за руки, и хоровод закружился вокруг
веселого певца.
Отдохнув, Радован отобрал несколько отроков и пошел с ними в лагерь.
- Найдем, наверняка найдем, знаю я византийцев! Они шагу не ступят
без этого божественного напитка. О меде, конечно, ничего худого не
скажешь, пиво тоже - добрый напиток, но вино...
Радован жадно облизнулся.
Скитаясь по свету, он много раз играл византийским воинам, которые
даже в походах не таили своего пристрастия ко всякого рода зрелищам и
цирку. Любой бродячий плясун, придурковатый певец, болтливый актер,
распутная танцовщица - все были тут желанными гостями, всех их ласково
привечали, всем щедро платили. Радован знал об этом и потому любил
заходить в пограничные лагеря, где всегда уютно устраивался. Ему было
хорошо известно, что во всех лагерях имелись обильные запасы вина.
Вот и сейчас он пошел на поиски зарытых в землю сосудов. Лагерь был
разгромлен и разбит. Торчали лишь отдельные колья, и между ними были
рассыпаны, втоптаны в грязь пшеница и ячмень.
- Тут! Коли здесь житница, - вино где-нибудь неподалеку!
Они принялись тщательно искать, отваливая колоды и оттаскивая прочь
трупы, так и оставшиеся непогребенными.
Старик осторожно постукивал ногой по земле. Вдруг по звуку он
определил, что под ним пустота.
- Стоп, юность глупая, есть, есть! Погреб тут! Моя пятка больше
стоит, чем ваши носы!
Отроки отвалили несколько бревен, оттащили перевернутую двуколку - в
земле показалась дощатая дверца. Нагнувшись, они ухватились за нее
сильными руками, запоры лопнули, открыв вход в подземелье с узкой крутой
лесенкой.
Радован первым кинулся вниз. С ликующим криком он поднял первый
попавшийся глиняный кувшин и прильнул к нему с такой жадностью, что вино
громко заклокотало в его горле. Запасы были обильными. Высокие узкие
кувшины с большими ручками из красноватой глины выстроились вдоль стены. С
потолка свисали мехи, также наполненные вином.
Славины стали выносить вино из погреба. Всем хватило по кувшину.
Радован тянул из большого меха - он прогрыз его, чтобы снять пробу, и не
мог оторваться. Вино было отменное!
Скоро все прослышали о погребе и сломя голову бросились в лагерь.
Люди толкались у входа, пили прямо из кувшинов, тащили их к кострам, на
которых жарились бараны.
Лагерь захлестнули пьяные крики и песни, кто плясал, кто бранился,
кто дрался. Лишь поздней ночью, уставшие и хмельные, люди заснули
мертвецким сном. Радован задремал было с лютней на коленях, потом,
покачнувшись, растянулся на земле, сунув под голову лютню с оборванными
струнами.
В то время как юное войско безумствовало в пьяном угаре, Исток лежал
у шатра. Любиница поставила возле него рог с лучшим медом и села у ног
брата, не сводя с него глаз.
- Исток, это Перун отнял тебя у Мораны. Когда ты пришел в себя, я
принесла ему в жертву самого жирного ягненка. Милостив Перун!
Брат с благодарностью посмотрел на сестру. На лице его боролись
сомнения и вера. Он приподнялся на локте.
- Не нежно, брат, тебе надо лежать. Так велел волхв.
- На бойся, Любица! Мне совсем почти не больно.
Он ощупал свою голову.
- Расскажи, Исток, как ты сражался. Тебя вытащили из-под груды
мертвых и ты жив! Велик Перун!
- Мрак в моей памяти. Помню только, что я первым ворвался сквозь
ворота в лагерь. За мной, как овцы, кинулись наши отроки.
- И все погибли!
- Все погибли? О Морана!
- Над тобой она смилостивилась, возблагодарим ее!
- Ты, Любиница, не знаешь, как дерутся византийцы! Они поставили
передо мной стену из щитов, и мечи из-за нее сверкали, как молнии. Я бил
по шлемам, но они были, как наковальни. Мой меч треснул и раскололся. Вот
тогда-то меня и задело по голове, все перед глазами завертелось, я упал, и
меня прикрыли собой товарищи.
- Но ощупай свою голову, там нет раны! О велик Перун!
- Милая, не будь на мне шлема, меня не спасли бы и боги!
- Шлема?
- Шлема Хильбудия, он в шатре. Принеси его.
Исток взял в руки рассеченный шлем и долго рассматривал его.
- Как он красив, сколько на нем драгоценных камней.
- Он спас меня от смерти, Любиница!
Ножом Исток извлек из креста жемчуг.
- Половину тебе, сестра, половину мне, нанижи его на золотые обручи и
носи в височных гривнах.
- В память о твоей победе!
- А я в память о товарищах!
Он высыпал камни в маленький, окованный серебром рог, который носил
на поясе, - талисман знаменитой знахарки.
Вечер опускался на землю. В воздухе клубился туман. Лагерь утих.
Только Исток бодрствовал в своем шатре и раздумывал, подперев рукой
еще болевшую голову.
"Мы победили. Это верно. Но ведь на самом-то деле победила отцовская
мудрость. Лукавство победило, а не мы. И все-таки с тремя я бы справился в
бою, каждый славин и ант может уложить трех или четырех византийцев! Но
оружие у нас топорное, сражаться мы толком не умеем! А одной силой не
возьмешь".
Он вспомнил, как когда-то маленькое племя славинов продало
византийцам свой град, отдало в рабство своих дочерей, отдало много скота
и овец, чтобы выкупить себя. И когда пришли византийские воины, чтобы
получить купленное, женщины плевали в лицо своим мужьям и кричали: "И этих
лукавцев вы испугались? Вы, воины? Позор!"
Исток думал о том, каким замечательным войском могли бы стать
объединенные племена, умей они хорошо сражаться. Они подступили бы к
воротам самого Константинополя. Насколько малочисленнее было войско
Хильбудия! Славины напали на византийцев из засады, заняли лагерь, и
все-таки убитых у них больше, чем у византийцев. А стоит нагрянуть ночью
сотне всадников во главе с таким вот Хильбудием, и они разобьют большое
войско славинов в пух и прах. Орда завыла бы, и не помогли бы никакие
приказы; горстка людей одолела бы тысячи.
Исток был опечален. Впервые участвовал он в битве, но уже понял, что
дикая, необузданная сила - еще не все. Он знал, что скоро ему придется
занять место Сваруна, что через несколько лет он, возможно, станет
старейшиной, поведет за собой войско...
Тяжелая голова скользнула с руки на ложе; черные мысли о грядущем не
давали душе покоя.
8
На другое утро Сварун созвал всех вождей, старейшин и опытных
ратников на военный совет, чтобы установить мир и порядок в войске.
Собрались седовласые мужи, и сказал Сварун:
- Мужи, старейшины, славные ратники, сражение закончилось, однако не
совсем. Великий Перун принял нашу жертву под липой и сказал свое громкое
слово. Враг разбит, нам светит солнце свободы, вольно пасутся наши стада.
Славины и анты снова стали тем, чем были когда-то и чем должны пребывать
во веки веков. Хвала Перуну, и под липой мы принесли ему новую жертву
благодарности!
Но говорю вам, сражение не совсем закончено. Возможно ли оставить
плуг посреди нивы и в ясную погоду удалиться домой? Мы глубоко вонзили
плуг, пошла широкая борозда, - значит, вперед, братья! Вернем хотя бы
крохи того хлеба, который три года забирал у нас Хильбудий. До морозов еще
далеко, ударим же по вражеской земле, возвратим отнятое у нас. Овцу за
овцу, корову за корову, а христиан и христианок пригоним домой, чтобы они
пасли скот, сеяли и жали вместо наших погибших сынов. Таковы думы вашего
старейшины, которого вы сами избрали, дабы в преклонные годы он шел
впереди и вел вас в сражения. Старейшины, мужи, молвите мудрое слово!
Поднялся старейшина Велегост, богатый и уважаемый славин.
- Много своих людей потерял я в этом бою, два сына моих полегли на
поле брани. Но я говорю: жив я, есть у меня еще два сына, и пусть все мы
падем, если нужно, но прежде отмстим и получим долг сполна. Мудр Сварун,
его слово - воля богов.
- Отомстим! - подхватили славины.
Старейшины антов молчали. Зорко поглядел на них Сварун. Забота и
страх отразились на его лице.
- Братья наши, анты, вы живете дальше нас и не так страдаете от
византийцев, как мы. Но если вы хотите пребывать в безопасности,
воздвигните впереди себя стену! Эта стена мы, ваши братья! Пусть же и ваши
камни будут в этой общей стене, ваши могучие камни, и вы сможете спокойно
спать со своими семьями и вольно пасти свои стада!
Встал старейшина антов Волк.
- Братья славины, зима стоит у дверей и стучит в них. Она застигнет
нас в горах и возьмет в капкан. Не станем искушать богов! Они много дали
нам на сей раз! Возвратимся мирно по домам! А весной соберемся вновь и
пойдем через Дунай!
Анты громогласно одобрили слова своего старейшины. Славины хмурились
и ворчали.
Стремясь добрым словом унять распрю, поднялся Сварун.
Ты мудро сказал, старейшина Волк. Но, говорю я, не так уж мудр тот,
кто заколов и изжарив ягненка, оставляет его и уходит с пустым желудком!
- Мы не уйдем, мы хотим досыта наесться, - зашумели славины.
- Не вы одни! Надо быть справедливыми. Анты были верными соратниками
и издалека пришли нам на помощь. Разве напрасно трещали копья, напрасно
ломались мечи, напрасно летели головы? Нет. Награда принадлежит им по
праву. Мы не можем дать ее сейчас, но там, куда мы идем, они будут
вознаграждены с лихвой.
Встал ант Виленец, богатый и хвастливый человек.
- Волк верно сказал. Не надо награды. В погоне за нею мы можем
попасть в лапы зимы, и тогда горькая расплата ждет нас. Поэтому мы
возвращаемся. Дом наш далек. Мы поступим мудро, если не станем
уподобляться тому алчному мужу, что умер от обжорства.
Зашумели анты, единодушно требуя возвращения домой.
Горько было Сваруну. Опечалила его междоусобица. На границе совсем не
осталось вражеских гарнизонов, можно беспрепятственно проникнуть за Дунай
и взять богатую добычу, но вот анты не хотят. Старый вождь решил еще раз
убедить их.
- Похвально, что вы стремитесь домой. Мы проводим вас с большим
почетом. Но спросите своих воинов, может, не откажутся они всего лишь за
один месяц получить больше, чем дают им стада за целый год? Давайте
спросим воинов!
Слово взял Волк.
- Быть по сему. Отложим совет до завтра!
Старейшины разошлись: славины - вправо, анты - влево.
